– Господин мой!
Всплеснув руками и моментально позабыв о муже с его неприличными нежностями, Авдотья закружилась вокруг своего соколика, помогая ему избавиться от коронационных одеяний, тяжеленных и почти негнущихся из-за обильного золотого шитья и частой россыпи драгоценных камней. Затем едва ли не бегом метнулась в Опочивальню за небольшой шкатулкой, чьи внутренности были оклеены толстыми пластинами янтаря и хранили в себе исключительно опасный предмет – рубиновые четки государя Димитрия Иоанновича.
– Прими, господин мой.
Донельзя уставший властитель, кое-как забравшийся в исходящую травянистым парком воду, нехотя приоткрыл веки.
Бульк!..
Вывалившись из янтарного нутра шкатулки, багряно-темные бусины чуть плеснули брызгами и без малейшего промедления осели на подставленной ладони. Минута, другая и как-то незаметно ушли тени под глазами, а на бледные, еще не знавшие касания бритвенного лезвия щеки вернулся легкий румянец. Да и длинные пряди волос вроде бы стали чуть-чуть отдавать живым серебром…
– Ф-фух!..
Фыркнув от попавшей на нос воды, государь всея Литвы довольно бодро сел в лохани. Зевнул, небрежно выкинул кроваво-красные четки на стоящую неподалеку лавку и оглушил свою челядинку всего одной короткой фразой:
– Ты непраздна.
Бултых!..
С интересом проследив за шлепнувшейся в воду скляницей с жидким мылом (к счастью, закрытой), юноша уточнил:
– Две седмицы; кто народится, пока не вижу.
Стянув с десницы крупный перстень-печатку с Фениксом, семнадцатилетний Рюрикович отправил его вслед за четками, невольно заплескав брызгами пол.
– Отныне тебе запрещено пробовать мою еду, а также касаться моих одеяний и постели голыми руками. Вскоре ко мне прибудет Домна. Ненадолго. Ты уедешь с ней.
– Я… Господин мой, но кто же досмотрит тебя, кто обиходит? Быть может, мне все же?..
Подтянув склянку поближе, хозяин Большого дворца достал ее из воды и поставил на бортик дубовой купели, не вслушиваясь в слабые женские протесты:
– Нет. Вместо тебя будет Хорошава.
Запнувшись, разом обрадованная и растерянная боярыня (понятно теперь, отчего это у нее так скакало настроение!) все же собралась с силами для новых возражений – вот только озвучить их толком и не успела, вновь получив категорический отказ.
– Но как же?..
Забрав из ослабевших женских рук большой пучок липового мочала, Димитрий Иоаннович слабо улыбнулся в ответ на откровенно жалобные интонации в ее голосе и мягко пояснил:
– Слишком долго ты была близ меня, чтобы это не сказалось. Посему никаких волнений, никакого риска, постоянный присмотр Домны Дивеевой и если Господь будет милостив, то ты родишь будущую целительницу. Или даже целителя!
Вновь улыбнувшись, царственный юноша откинулся на бортик лохани, медленно сполз в воду (пусть и слегка остывшую, но по-прежнему приятно-горячую) и тихо выдохнул:
– И будет это хорош-шо!!!
Только-только отошел стольный город Вильна от коронационных торжеств, едва лишь навел порядок на улицах – как молодой правитель пожелал держать совет с лучшими людьми земли Литовской. Поскакали в воеводства и староства великокняжеские гонцы, призывая шляхту избрать из своих рядов поветовых депутатов[171] на Вальный сейм[172]; вновь родовитые хозяева вернулись в городские усадьбы и дворцы; трактирщики и содержатели постоялых дворов стали лихорадочно пополнять ледники свежей убоиной и копченостями, а подвалы бочками с пивом и вином…
– Государь.
Нехотя оторвавшись от шахматного сражения с княжичем Мстиславским, великий князь обратил внимание на досадную помеху в виде собственного секретаря.
– Пора, государь.
Когда месяц назад староста владимирский и маршалок земли волынской получил указ-повеление прибыть в Большой дворец, его разом одолели сомнения пополам с легкой опаской – он попросту не знал, чего ему ожидать. С одной стороны, знатный литвин питал определенные надежды: ведь князья Острожские были известны именно своим неотступным покровительством православной вере, а государь-наследник Димитрий со своих отроческих лет укреплял ее одним лишь своим существованием. Те же поистине чудесные исцеления простым наложением дланей приводили простонародье в подлинный экстаз, причем как в Русском царстве, так и в Великом княжестве Литовском. А иным родовитым приметный облик среброволосого целителя и его способности напоминали кое-какие сказания о Меровингах[173], ввергая излишне начитанных бояр и шляхтичей в нешуточное замешательство. Опять же, частые всенощные молитвенные бдения молодого Рюриковича, после которых в храмах становилось словно бы светлее и ощутимо легче на душе…
– Докончим позже, государь?
Оглядев черные и белые фигуры, застывшие в позиции неустойчивого равновесия, венценосный игрок с легким вздохом согласился:
– Пожалуй.
С другой же стороны, когда решалось, правителя какой династии пригласить на опустевший трон, глава рода Острожских предпочел занять выжидательную позицию. Вера-то у северо-восточных соседей православная, да и претендент наделен множеством самых разных достоинств, вот только батюшка его, Иоанн Васильевич… М-да. Князей-бояр своих потихонечку утесняет; благодаря богатствам Камня Уральского войско свое, лично царское, беспрерывно растит числом и умением; к доносчикам, что на людей благородной крови клевету подлую возводят, благосклонно прислушивается. Так вот голос за его первенца отдашь, станет тот законным правителем, а затем возьмет, да в державе своей отцовские порядки учинить вздумает. Как тогда быть, а?! Это раньше два великих княжества наравне стояли, города с селами друг у друга что ни год выхватывали, только прошли уже те времена. Нынче Москва осильнела без меры: вверх что сокол быстрокрылый пошла!.. В особенности после того, как начала новые засечные черты ставить и старые дальше тянуть, высвобождая от службы неустанной полки порубежные. Не так давно под стены Полоцка припожаловало войско, в котором одной только поместной конницы сорок тысяч было и вдвое больше осталось стеречь границы Дикого Поля. С тех пор минуло семь лет… Для Литвы они начались с морового поветрия и прошли в беспрестанных набегах степняков, шляхетской междоусобице и усилившихся распрях магнатских родов. Вдобавок случилось пресечение династии Ягеллонов, отмеченное волнениями среди козачества и дополненное угрозой большого набега со стороны хана крымского Девлета Герая. А что же у соседей?
– Государевы одеяния!..
У соседей тоже не все было гладко и хорошо, но все же Бледного всадника они к себе не пустили. Крымчаков и ногаев гоняли и били нещадно, неурожайные года преодолели почти без потерь, границы Дикого Поля потихоньку сдвигали и главное!.. в мирные годы умножилось число поместной конницы из детей боярских и их боевых холопов, подросло новое поколение дворян и служилых бояр, оперились вторые-третьи сыновья родовитых и титулованных вотчинников. Все как один желающие воинской славы и большой добычи, мечтающие об испомещении[174] в теплых краях – и конечно же полоне, который они посадят крестьянствовать на СВОЕЙ земле.
– Государевы инсигнии!..
Отступив в сторонку, князь Константин дождался, пока поверх жупана[175] из жемчужно-белого атласа уляжется багряный шелк великокняжеского корзна[176]. Правую руку властителя отяжелил золотой жезл-скипетр, левую украшенное небольшим крестом яблоко державы, после чего юный двенадцатилетний подстолий[177] и княжич Александр Вишневецкий поднес обожаемому (по глазам было видно) повелителю большую подушку с шапкой Гедимина.
– Ну что же, с богом.
Промедлив с тем, чтобы перестать разглядывать великого князя (просто-таки неприлично красивого для мужчины!), глава рода Острожских замер, будучи не в силах отвести взгляда от глубоких синих омутов. Месяц назад, услышав предложение занять должность великокняжеского секретаря, он точно так замешкался, чересчур долго собираясь с мыслями для быстрого ответа… Разумеется, строго положительного. Такие возможности!
– Князь?..
Сморгнув, мужчина склонил голову и поспешил освободить путь, так и не заметив легкой усмешки на губах своего государя.
«Воистину, нет ничего нового под этим небом! Весь нейтралитет Острожских разом кончился, стоило только приблизить их к трону и наделить хоть и небольшой, но властью. Схожий подход сработал и в отношении Вишневецких. Радзивиллам, Сапегам, Кишкам и всем связанным с ними магнатским фамилиям пока хватает моего как бы неявного интереса к их дочкам и племянницам, знатные рода вроде Воловичей и Ходкевичей я устраиваю и такой, какой есть, как и мелкопоместную православную шляхту в целом. Католики затаились и выжидают, протестанты, наоборот, воодушевились. Интересно, с чего бы это? Православные иерархи потирают руки, сладострастно представляя, как они при моей поддержке будут давить коллег из Римской курии… Словом, старина Макиавелли был абсолютно прав, советуя «разделять и властвовать»[178].
