— А Машенька. Она как? — поинтересовался второй секретарь МГК про внучку.
— Сняли лишь не большой эпизод. Основные съемки будут проходить вечером. Но пока всё нормально.
— Хорошо. А теперь вот какой вопрос, — чуть понизив голос, произнёс тот и быстро огляделся по сторонам. — А как сыграла жена секретаря Ленинградского обкома товарища Зорькина?
— Да нормально — на уровне, — отчитался я, вспоминая бездарную игру вышеназванной дамы, из-за которой пришлось сделать лишних пятнадцать дублей и, дабы предупредить следующий вероятный вопрос, сказал: — А Тимофей Иншин — двоюродный племянник второго секретаря Свердловского горкома, которого Вы посоветовали и который будет играть одинокого солдата, примет участие в съёмках позже. Но я с ним сегодня уже предварительно обо всём переговорил и убедился, что роль он свою знает на ять!
— Это замечательно, Саша! Ты большой молодец!— обрадовался собеседник. — Однако я тебя побеспокоил по другому поводу.
—?..
— Дело в том, Саша, — он вновь огляделся по сторонам и, взяв меня за локоть, отвёл в сторону дальнего угла комнаты, — гм, что как раз случилось кое-что, что необходимо было нам с тобою обсудить и уточнить.
— Хм?..
— В общем, дело такое — нам необходимо в сценарий фильма внести некоторые правки.
— Зачем? Всё же утверждено? Мы же всё обговорили, — обалдел я.
— Надо, Саша! Надо! — настаивал на своём Хмельков.
— Ох… Ну и что, конкретно, Вы хотите изменить?
— Не изменить, а добавить.
— Добавить? Что? Какие-то более правильные и нужные для нашей страны слова? Ну, так это же смажет концовку! — моментально завёлся я. — Там, в концовке, вся изюминка и есть! Там смысл! Нельзя ничего добавлять. Мы этими самыми добавленными словами испортим весь фильм!
— Не слова, Саша, не слова, — замотал головой собеседник и затем нелогично продолжил: — Но некоторые слова им всё же нужно будет обязательно произнести. Хотя бы по минуте, а лучше по две. Ты слышишь меня — обязательно! Они не должны быть актёрами массовки. Ни в коем случае не должны! Это может их обидеть и обязательно обидит!!
— Кого их? Не понимаю…
— Тех, кого нужно добавить в сценарий твоего, гм, точнее будет сказать: нашего «Хищника», — расставил всё по местам второй секретарь МГК.
— Ах, Вы об этом, — облегчённо вздохнул я, боясь, что он хочет что-то или кого-то добавить в короткометражку. — Ну, это другое дело. И кого Вы хотите предложить в тот будущий киношедевр?
— Троюродного племянника товарища Гришина, бывшую жену третьего секретаря Новосибирского горкома и двоюродную сестру моего помощника — товарища Горячева. Кроме того, я надеюсь, что моя дочь, которую ты сейчас снимаешь в этой картине, тоже получит в будущем фильме одну из главных ролей.
— Э-э… Ш-Ш-Што-о-о-о-о?!?!?!?!
* * *
Глава 35
Не успели мы, после отъезда одного начальника, приступить к работе, как дверь вновь распахнулась и на этот раз в её проёме возник, запыхавшийся и раскрасневшийся с холода, другой не менее масштабный человек, который, как и первый, разумеется, тоже был в окружении свиты и директора киностудии.
— Я выйду, — тут же произнёс Лёва, быстро всё поняв и, поздоровавшись с вошедшими, проскользнул в коридор.
Директор киностудии посмотрел на замминистра и все поняв без слов, как и в прошлый раз, предложил новой свите пройти в курительную комнату.
— Васин, это катастрофа! — громко крикнул товарищ Мячиков, как только дверь за последним сопровождающим закрылась. — Что ты натворил?! Это же был прямой эфир!
Цокнул зубом и, посмотрев на «тестя», недовольно буркнул:
— Во-первых, здрасте. А во-вторых, Вы нам помешали домонтировать второй эпизод.
— К чёрту твой эпизод! — тяжело дыша, произнёс он и поморщился: — Чёртовы лифтёры лифт ремонтируют. Пришлось пешком идти.
— Зачем поднимались? Вы ж после инфаркта. Позвонили б, я бы спустился. Или вообще, к Вам бы мог подъехать.
— До тебя не дозвонишься, — поморщился незваный гость и я, видя, что он совсем задыхается, взял из купленного мной ящика одну бутылку. Открыл металлическую крышку ключами от квартиры и протянул лимонад «Буратино» страждущему.
Тот в благодарность кивнул и за пару глотков опустошил её до дна. Вытер рукавом коричневой дублёнки рот и, вновь, кивнул.
— Да не за что, — примирительно сказал я, стараясь перевести ожидаемый разговор в доброжелательное русло.
Но не прокатило…
— Так вот что я тебя спрашиваю: почему ты не приехал? Почему прогулял конкурс?! Там были все передовые советские ансамбли и исполнители. Все, кроме тебя! — придя в себя начал предъявлять Мячиков.
— Зуб болел, — прикололся Саша, мило улыбнувшись.
— Прекрати паясничать! Ты прогулял дело государственной важности!
— И что же там государственного? Если честно, то подстава такого уровня государство как раз совершенно не красит!
— Какая ещё подстава? Ты о чём говоришь?
— А Вы, типа, не знаете?! Вы дурачком прикидываетесь, или как? — усмехнулся я, не принимая его буффонаду.
— А ну не медленно прекрати мне хамить! — одёрнул зарвавшегося юнца замминистра. — Скажи чётко и конкретно: что произошло?
Я посмотрел на него как на инопланетянина и, увидев не поддельное непонимание в его глазах, спросил:
— Вы не прикалываетесь сейчас? Правда, не знаете?
— Нет! Не прикалываюсь! И что это вообще за слово такое — «прикалываюсь»?! — уже злясь, произнёс Мячиков и, повысив тон, потребовал: — Ну, говори уже!!
Видя, что замминистра, по всей видимости, действительно, не в курсе, аккуратно произнёс:
— Ну, песня…
— Что песня? Что ты мямлишь?!
— Гм… Я просто не хотел дискредитировать себя той песней, что вы меня хотели заставить петь!
— А что тебе в ней не нравится? Хорошая песня — утверждённая.
— Не нравится? Да нет, она мне симпатична. Вот только для того конкурса она не подходит.
— Почему? По-моему, вполне не плохая композиция с интересным и запоминающимся припевом.
— Ну да — не спорю. Припев хорош и под него неплохо можно позажигать, — согласился я.
— Тогда в чём дело? Почему всех подвёл и не спел? — продолжил выпытывать Мячиков.
— Да потому что, как Вы это себе представляете? Все песни поют на русском, и лишь я ору: «Рутс блади рутс»? Да это же фарс чистой воды!
— Что ты орёшь?
— Roots, bloody roots! Что ж ещё?!
— А зачем? — не понял замминистра.
— Что зачем? — не понял я.
— Зачем ты всё это орёшь? Я имею в виду — про кровь…
— Это там припев такой.
— Гм… Да? — удивился Мячиков и, сморщив лоб, на секунду задумался, а потом, помотав головой, произнёс: — Нет. Нет там такого припева. Там другой припев. Про белые…
— Розы, — закончил за него я и, нервно хохотнув, отрезал: — Нет никаких роз. Ни белых, ни красных. Мне их запретили петь!
— Кто запретил?! — изумлённо поморгал замминистра.
— Как это кто? Вы! Вы и запретили! — сказал я, не совсем понимая, что за цирк тут собирается устроить «тесть».
— С чего ты это взял?! Никто тебе ничего не запрещал! Мы ждали тебя и надеялись, что ты исполнишь песню, за которую проголосовала вся страна!
— Что за бред Вы несёте?! Что значит, ждали, что я спою про розы? А зачем тогда ко мне Лебедева с Минаевым подошли?
— А причём тут они? — вновь удивился замминистра.
— А я не знаю, зачем Вы их ко мне на банкете подсылали! — честно ответил я.
— Ты что, Саша? Никого мы к тебе не подсылали! Тем более на банкете, — ошарашил меня Мячиков. — Что они сказали тебе конкретно?
— Чтобы я спел металлическую песню.
— Где? На конкурсе? Да ты что вообще? — покрутил у виска Мячиков.
— То есть что это получается — они надо мной прикололись? — обалдел я.
— Не знаю, кто там и как над тобой прикололся и наговорил. Сам подумай, зачем им тебе такое говорить? И даже более того, я не понимаю зачем ты в это поверил? Ни Минаев, ни Лебедев, этим конкурсом не занимаются. Они не уполномочены. Там работают совсем другие люди! Зачем ты слушаешь всех подряд? Мало ли кто, что тебе скажет. Ты что всем верить будешь?
