— Прелестно вы устроились, — заметила Ариетта, ставя ногу на первую ступень. — Я и не думала, что у галиянок может быть хороший вкус и стремление к домашнему уюту!
— Домашнему уюту? Какая ерунда, — отозвалась Ивала. — Это всего лишь каприз на один день. И здесь больше заслуга Сашки — его захватило микроструктурное конструирование.
Шурыгин стоял, улыбаясь во весь рот, сжимая своей ручищей переносной терминал управляющей системы.
— Господин Сашка, я приглашу тебя во дворец навести такое великолепие лично для меня, — рассмеялась пристианка, поравнявшись с ним. — Не посмеешь же отказать?
— Как же самой императрице! До сих пор не могу поверить, что наша Ариетта управляет империей в семь десятков миров! Поздравляю, так сказать, с назначением, — он поймал ее ладонь и пожал с теплом и силой.
— Как-то сухо поздравляешь, — Ариетта, кокетлива вскинув голову, слегка покраснела.
— Могу и мокро, — он обнял ее и поцеловал с громким чмоком.
— Какая распущенность при нынешнем дворе! — Ивала пристукнула каблуком. — Насколько я помню, при Фаолоре даже встречи любовников проходили пристойнее. Ваше Величество, где же ваша роскошная свита?
— Сдала под замок в хранилище реликвий, — не обращая внимания на колкость Ивалы, Ариетта прошла в зал, оглядывая стол, накрытый с истинно имперским размахом.
Шурыгин, опережая ее, устроил между кустов марезий кресло ближе к средине стола, и с тожественным видом поднял бутылку коньяка.
— Надо было Шампанское брать, — глядя на Быстрова, заметил он.
— Надо будет — до «Тезея» пять минут ходьбы, — отмахнулся Глеб и плюхнулся в крайнее кресло.
— Перекю с горелай, шарос в соусе ааробо, меркэ… — вытягивая палец, начал перечислять Шурыгин блюда, расставленные на сверкающей столешнице. — Меркэ… Такое сякое меркэ. В общем, сплошная экзотика. Рад бы порекомендовать, Ваше Величество, но до сих пор не пускал в собственный желудок из названого ничего.
— Мне это напоминает вечер… Наш вечер в доме у Глеба, — прикрыв глаза, произнесла Ариетта. — Тогда мы тоже сидели все вместе за столом, на котором для меня была экзотика. А еще тогда я была счастлива.
— И тогда вам, Ваше Величество, от Шампанского крепко заплело мозги, — заметила Ваала, устраиваясь рядом с Шурыгиным. — Посмотрим, что сделает с вами коньяк.
Они сидели до поздней ночи. Сашка говорил тосты, много тостов, как тем осенним вечером в Москве. Ваала и Ариетта смеялись, не всегда понимая игру русских слов. Разошлись с восходом яркой бусинки Овлари, светившей в окна до самого утра.
Глава 32
Ариетта еще спала, разбросав темно-каштановые локоны и согревая дыханием его щеку. Свет Идры приглушало затемненное окно, за ним шелестел в утреннем ветерке сад, нерасторопный робот возился между подстриженных кустов.
Осторожно, чтобы не разбудить пристианку, Глеб выскользнул из-под невесомой простыни, и замер на минуту, разглядывая страстную любовницу.
— Императрица, ешкин кот, — с улыбкой прошептал он, проведя пальцем по острому холмику ее груди. — Сущая чертовка! Развратница!
— М-м… — Ариетта шевельнулась в полусне, потянула к нему руку.
Он вернул ее под простынь и почти беззвучно наказал:
— Ты спи, спи.
Одеваясь, Быстров проверил неотвеченые вызовы на браслете. Их оказалось два: из новостного агентства «Время Сиари», вероятно надеявшегося взять у него интервью, и от секретаря графа Халгора. Поскольку вызов от Халгора был всего один и его не сопровождали многочисленные сигналы с пула Имперской Безопасности, Глеб заключил, что императрицу еще не искали, а если искали, то явно не здесь. Это стало приятной новостью: значит, у него будет время начать с ней трудный разговор о Детях Алоны и Союзе Эдоро вне стен дворца.
— Любовь — любовью, а дела тоже надо делать, — пробормотал он, направляясь в зал, где проходила вчерашняя вечеринка.
Автоматические уборщики давно убрали посуду, вычистили все до совершенной чистоты. На столе осталось лишь пустые бутылки с наклейками «Арарат», две пробки и несколько окурков, отчищенных от пепла и сложенных в аккуратный ряд.
— Это что за безобразие? — возмутился Глеб, обращаясь к управляющей системе дома.
— Извиняюсь, величайший господин, четыре предмета признаны исключительными раритетами, — сообщил мягкий, слегка взволнованный голос. — Возможно, они высокие произведения искусства. Три предмета с органической начинкой растительного происхождения не поддаются классификации. Я сочла разумным их оставить нетронутыми.
— Произведение искусства. Это что ли? — развеселившись, землянин подбросил коньячную бутылку и едва не уронил ее на пол.
— Осторожнее! Вещь из стекла. Очень хрупкая, — предупредила высокоинтеллектуальная система.
— В таком случае, помести их на видном месте, рядом с верлонскими вазами, — распорядился Быстров и, повернувшись, увидел Шурыгина.
— Доброе утро, Васильевич! — Сашка прошлепал босыми ногами к окну. — Как там наша императрица?
— Спит сладчайшим сном. И пофигу ей дела имперские, — Быстров пассом руки открыл окно, высунулся в широкий проем, опираясь на подоконник, вдохнул пахнущий цветами воздух. — И как тебе Приста? Первый день в чужеродном мире. Здорово, а?
— Признаю свою ошибку. Раньше надо было сюда наведаться. Когда вы приглашали, — Сашка зевнул и, широко разведя руки, потянулся на цыпочках.
— То-то же. Лучше отдыхать в комфортабельных коттеджах на Таванси, чем в тюремной камере под Новосибирском, — заметил Быстров.
— Глеб Васильевич, какие у нас на сегодня планы? — Сашка стал рядом с ним, оглядывая сад, задержав на секунду взгляд на серебристой стреле «Тезея».
— Да никаких особых планов, — пожал плечами Быстров.
— А что если… — Шурыгин задумчиво поскреб подбородок, где уже начала отрастать щетина. — Если я прогуляюсь на флаере с госпожой Ариеттой?
— Это зачем еще? — Глеб удивленно посмотрел на него.
— Просто так. Остров хочется посмотреть, а она здесь все знает, — произнес Сашка.
Его голос показался Быстрову сдавленным, будто чужим. Капитан «Тезея» хотел возразить ему, но в зал вошла Ивала, облаченная длинную бирюзово-серую хламиду.
— Завтрак на террасе через полчаса, — сообщила галиянка. — С тебя, Шурыгин, обещанные цветы. Или ты забыл, что обещал засыпать ими меня, едва я проснусь?
— Ох ты, черт! — Сашка хлопнул себя по лбу и, изобразив пристианский жест извинения, выбежал на лестницу.
— Как спалось, Глебушка? — Ваала подошла к нему, с хитроватой насмешкой щуря глаза.
— А вот не скажу как, — Быстров растянул губы в улыбке.
— И не надо. Знаю, что хорошо, — она села на подоконник, обнажая длинные гладкие ноги. — А мне неважно. С Сашкой происходит что-то не то. Беспокойно мне…
Несколько затянувшихся мгновений она смотрела в глаза Быстрову, своими пронзительными зрачками-звездочками, затем продолжила:
— Два раза он вставал ночью и куда-то уходил. И я почти не спала. А на рассвете его застала, сидящим на ступеньках, шепчущего какую-то ерунду.
— Видишь ли, дорогая, это у вас, особей галактических рас, все просто как дважды два. Для вас межзвездные перелеты и чужие миры — нома с раннего детства. А для Сашки это потрясение, в данном случае протекающее в скрытой форме. К тому же еще на «Тезее» и еще раньше на него свалилось столько информации, что самые здоровые мозги могли закипеть и запросто испариться.
— Нихрена у него не потрясение. Это у меня потрясение, — вспыхнула Ивала. — А с ним что-то происходит. У него в голове бродят непонятные мысли. Одно я могу сказать точно: они связаны с Ариеттой.
— Хорошо. Я поговорю с ним, — Быстров поморщился, будто проглотив горькую таблетку.
После завтрака, пока галиянка знакомила Шурыгина с примечательными растениями сада, а Глеб увлек императрицу по аллее к озеру. За водной гладью, на которой неподвижно лежали красные цветы в обрамлении листьев, начинался лес. Реликтовые деревья, росшие в южных районах Присты миллионы лет назад, здесь вставали густой чащей, тянувшейся до подножий гор.