Он опять даванул флёром, но флёр оказался бессилен перед ужасом, который обуял Эрнандес, когда она поняла, что с отцом действительно придётся объясняться. Губы у неё задрожали, и она, разом растеряв всю спесь, залепетала:
— Простите, дон Дарок, этого больше не повторится. Я могу бежать?
Он недовольно прищурился, прикидывая, не лучше ли выставить ту, кто никак не может быть его целью, а значит, будет только мешаться под ногами. Потом сообразил, что, пока цель не достигнута, не стоит портить отношения с шишкой из министерства, и неохотно процедил:
— Первый и последний раз, сеньорита Эрнандес. Но бегать вы будете уже после занятия. Пять кругов, понятно?
Она молча кивнула, и Диего нехорошо улыбнулся.
— А теперь, сеньориты, приступим к правильной разминке.
Но приступить мне помешало появление Рауля.
— Одну минуту, дон Дарок, мне срочно нужна моя ученица. Прошу прощения, я вынужден забрать её с вашего урока ради своего. Сеньорита Кинтеро, пойдёмте.
— Ваше Высочество, смею заметить, сеньорите Кинтеро не помешал бы урок хороших манер.
— Чем именно мы будем заниматься с сеньоритой Кинтеро, решать мне, а не вам, дон Дарок.
Казалось бы, они говорили вежливо, но было очень заметно, что оба с трудом переносят общество друг друга. Диего точно хотел выдать гадость в ответ на фразу о занятиях, но обошёлся выразительным взглядом и весьма скабрёзной усмешкой. Последнее слово осталось за ним, потому что он сказал:
— Сеньорита Кинтеро, узнайте у подруг, чем мы занимались на этом занятии. Ради вас комплекс повторять на следующем занятии не буду. Можете идти.
Поскольку говорить он мне не разрешал, я изобразила нечто вроде прощального книксена, после чего мы с Раулем пошли к университетскому корпусу.
— Зачем было вытаскивать меня с занятия? — Спросила я. — Диего не догадывается, что я — это я. Зелье меняет не только внешность, но и голос.
— Но не привычки.
— Мы с доном Дароком не так много общались, чтобы он запомнил мои привычки.
— А ещё нам нужно многое согласовать, чтобы вы ненароком себя не выдали на его занятиях. Сиятельность даёт дополнительную выносливость. Если остальные сеньориты на вашем фоне будут выглядеть бледно, он непременно поймёт причину.
— Притворится умирающей сможет любая сеньорита. Но вообще, Рауль, партнёры так не поступают. Почему вы не предупредили меня вчера?
— Потому что вчера я не знал. Решили сегодня у ректора.
— И вам не сообщили? — позволила я себе сомнение.
— А почему мне должны были сообщать, с какой части наших студенток эта св… Сиятельная личность начнёт обход?
— Вам не нравится идея по засиятельниванию Теофрении? — усмехнулась я.
— Ради призрачной возможности вернуть Сиятельных мы вынуждены портить жизнь стольким юным магичкам. Кому это понравится?
— А как же рост дара от тесного общения с более сильным магом, о которым говорит сеньор Альварес?
— Альварес когда-нибудь договорится, — хмуро ответил Рауль.
— Что, неужели до сих пор ему никому не удалось поднять дар?
Он резко остановился.
— Катарина, давайте оставим тему близкого общения мужчины и женщины, а то ведь и у меня могут мысли направиться в эту сторону. Как-никак, женитьба на вас точно оставит меня наследником престола, потому что даёт вероятность рождения Сиятельного ребёнка.
— Вы на это никогда не пойдёте, — уверенно ответила я. — Потому что это означало бы войну между Теофренией и Мурицией. Теодоро не отдаст герцогство. Да и вам, при всём желании, его сложно будет захапать из-за отсутствия общих границ.
Он удивлённо хмыкнул и заявил:
— Положим, в данной ситуации герцогство второстепенно, но не могу не отметить, что граница между ним и Теофренией есть. Небольшая, но тем не менее её хватит, чтобы перебросить войска. Странно, что вы так плохо знаете, с кем граничит ваша территория.
Я делано рассмеялась.
— Я понадеялась, что вы этого не знали. Не рассматриваете же вы такой вариант всерьёз?
Он дёрнул плечом.
— Почему нет? Нам жизненно необходимы Сиятельные в стране.
— Но как вы объясните рождение Сиятельного ребёнка у несиятельной пары?
— Разумеется, милостью Двуединого, Катарина, а как же иначе? Двуединый простил Теофрению и дал возможность начать всё сначала.
Глава 38
От столь наглого заявления я потеряла дар речи. Ненадолго потеряла.
— То есть вы за меня уже всё решили? — прошипела я, почти как дражайшая тётушка, когда она в бешенстве.
— Тише, Катарина, а то как засияете и отправите к ксуорсам все наши труды.
— Какие ещё наши труды? — не стала я успокаиваться. — У нас с вами нет никаких общих трудов.
— Ваши по побегу и мои по вашей легализации.
— Вы и без меня прекрасно отправите их к ксуорсам. Рауль, давайте расставим все точки над i. Вы мне, конечно, нравитесь, но не настолько, чтобы выходить за вас замуж, да ещё и жертвовать своим герцогством.
— Вы им уже пожертвовали, когда сбежали. Сбежали от ответственности. Кстати, а что значит ваше выражение про точки?
Я сделала вид, что вопроса не услышала, хотя, если была бы возможность треснуть себя от всей души, непременно бы ею воспользовалась. Нет, мне нужно как-то контролировать себя. Например, перед тем как ответить, проговорить фразу про себя — глядишь, где-то промолчу и сойду за умную. Правда, если я буду настолько тормозить на занятиях, то скорее сойду за тупую.
— Я сбежала не от герцогства, а от…
Я прикусила язык, чтобы не проболтаться. Дражайшей тётушки пока не видно и не слышно, но это не значит, что она меня не ищет. А у меня никакой защиты. Даже фамильяр не стал со мной не то что путешествовать, даже общаться. Совершенно неправильный фамильяр. Нужно будет всё-таки переговорить с горгульей ещё раз, выяснить наконец её имя и поинтересоваться, вдруг кто согласится заменить негодного помощника.
— А от чего, милая Катарина?
— А от нежеланного замужества. А вы мне хотите навязать другое.
— Упаси Двуединый, Катарина. Я вам ничего не навязываю, я просто рассматриваю варианты на случай, если мой план не сработает. Как вы вообще представляете, что я на вас женюсь без вашего согласия?
— Теодоро моё несогласие не мешало хотеть выдать меня за графа Нагейта.
— Но ведь не выдал же. — Теофренийский принц был эталоном спокойствия. — Катарина, душа моя, без вашего согласия авантюру с браком не провернуть.
Я успокоилась, но не настолько, чтобы начать доверять Раулю. Это он сейчас говорит, что нельзя, а потом окажется, что достаточно будет просто поприсутствовать. Явить, так сказать, свой светлый лик в Храме, чтобы Двуединый порадовался и нас благословил.
— Честно говоря, меня вообще удивляет ваше отношение к замужеству. В таких семьях, как Эрилейские, бывают только договорные браки, и вас к этому должны были готовить с детства. Вы слишком серьёзная фигура, чтобы выходить абы за кого, понимаете?
— Понимаю. Поэтому и не хочу абы за кого выходить. Вы, Рауль, конечно, не абы кто, но я вижу слишком много проблем, проистекающих из-за подобного брака.
— Я тоже. Катарина, да поймите же наконец, что я заинтересован не в браке, а в том, чтобы вы остались в Теофрении. На этом и остановимся, хорошо?
Мы двигались по дороге в сторону университетского корпуса. В это время она была не слишком оживлена, но тем не менее студенты и студентки встречались. Сеньориты бросали на моего спутника весьма заинтересованные взгляды, и мне вдруг подумалось, что он лакомая добыча почти для любой теофренийской девушки. Даже если престол ему не достанется, он всё равно будет в ближайшем родстве с семьёй правителя. Но для него это может быть минусом, и даже смертельным. Понимает ли это Рауль? Наверняка. Но получается, судьба страны для него дороже собственной. Впору его пожалеть: принцу приходится быть разменной монетой ради интересов своей страны.
— Хорошо, — согласилась я. — Вы что-то там говорили о моей легализации?
