заорать.
Нет уж.
Миха не даст себя… чем его так приложили? И главное, что делать? Бежать? Признав поражение? Разумно. Он выживет и вернется… а он стоит. Смотрит на Хальгрима. Перед глазами плывет, то ли сосуды лопаются, то ли…
Вот гадство.
И рука снова летит к шее, ударяя со всею силой. Кажется, слышится хруст. И эта легкая боль стирается новой. Из носа течет. Изо рта.
Честный поединок?
Клятвы?
Местные клятвы ничего не стоят.
Но по телу растекается прохлада. Медленно. Как медленно.
- А я ведь предлагал, - Хальгрим укоризненно качает головой. Он больше не спешит. И не боится. Он подходит, чтобы добить. И все-то вокруг это понимают.
Но никто не выступит против. Наоборот. Они будут рады, если Миха сдохнет. Вот только хрен им! Всем!
Миха вытер лицо и посмотрел на руку.
Кровь.
И кровью пропиталась рубаха. Кажется, кровь сочится сквозь кожу. Люди отводят взгляд. Его люди. Те, что пришли с Михой. И потом, после, они скажут, что бой был честным.
- Дурак ты, - чужой меч коснулся плеча, рассекая плоть. А Миха даже не стал уходить.
Нет на это сил.
Пусть даже кровь не кипит, но сил… не осталось. Самоуверенный идиот… он, Миха. Но умирать не хочется. И Дикарь согласен.
Ему тоже больно.
А еще он помнит стук бубна в руках шамана. И ярость, которая оглушала. И рык заставляет человека отшатнуться, а когтистая лапа бьет по лицу, вспарывая кожу. Кожа у людей тонкая, куда тоньше шкуры пещерного льва.
Боль не уходит.
Скорее теперь она существует где-то на грани. И Миха держит её, потому как это – их единственный шанс. Он теперь остро чувствует изменения.
И злится.
Тот, прежний, Миха никогда-то не злился. Он был классным парнем. Жаль, что он умер. А нынешний просто смотрит.
Вот ярость искажает лицо Хальгрима, и клинок его летит, готовый увязнуть в мягкой плоти. Но Дикарь уходит от удара, чтобы ударить самому. И когти пробивают ткань и кожу. Они рвут мышцы, да и кости не пощадят, но кости глубоко. И человек достаточно опытен, чтобы отступить.
Он ругается.
И зажимает рану рукой. Он снова серьезен и собран. И клянет себя за то, что потратил время на игру. Кружит. И Миха кружит. Медленно. Но с каждым шагом дышать легче. Боль пульсирует в висках, и кровь еще течет из носа, но почти не мешает.
- Ублюдок, - рычит человек, пытаясь нанести удар.
Но Дикарь быстрее.
И злее.
Сталь скрежещет от сталь. Боль отдает в руку, но Миха уводит клинок. Он скалится, глядя в глаза человека, который явно растерян. Он ведь рассчитывал на иное. Он был уверен в победе.
А теперь уверенности не осталось. И когда клинок Михи добирается-таки до тела, нанося пусть неопасную, но явно болезненную рану, Хальгрим кривится.
Все идет не так.
И он это понимает. А потому пятится, не спуская взгляда с противника. Шаг. И еще. Заманивает? Миха попридержал Дикаря, хотя тот недоволен. Он хочет вцепиться в глотку и чтобы все закончилось.
Миха его понимает.
Но не время.
- Хватит! – крик Хальгрима перекрывает все прочие звуки. – Убей этого ублюдка! Я приказываю!
Он швыряет клинок и поворачивается спиной.
Это зря.
Рукоять кинжала Миары сама скользит в руку. Да и в полет клинок срывается легко, чтобы вонзится аккурат под левую лопатку. И главное, хорошо вошел.
По самую рукоять.
Хальгрим, кажется, и не понял, что произошло. Он покачнулся. Попытался обернуться и…
- Предательство! – громкий женский крик разорвал тишину. – Они убили его! Они… коварно и подло убили моего бедного мужа!
Только Михе почему-то в этом голосе послышалась радость.
Наверное, от боли.
Он хотел было ответить, пусть и понимал, что ответ его не очень-то нужен, когда воздух загудел. А потом лопнул с тонким протяжным звуком. И звук этот ударил по ушам.
Опрокинул.
Потянуло гарью.
Предчувствие мучило Винченцо уж который день кряду. И потому, оказавшись по-за стенами замка, он вздохнул с немалым облегчением. Что бы ни должно было случиться, произойдет оно в ближайшее время.
Никогда-то он не любил ждать.
И не умел.
- Береги себя, - сказала Миара напоследок. И произнесла это серьезно, так, что захотелось поверить.
- Постараюсь. Ты тоже.
- Мне снился сон, - она потерла переносицу. – Теон умер. Умер и просил защиты.
- У тебя?
- У тебя, Вин. Чтобы ты сберег его детей. Но это лишь сон. Сны порой совершенно безумны. И… ты, главное, береги себя.
- Обещаю.
- Все не так, - она кусает губы. – Мы
