спрашивала почему наш институт. Отвечал, что в Арзамасе, на Урале, в Томске, и Красноярске толпами слоняется в моих поисках американская агентура. А я — вот он, на бас-гитаре жгу! Никто никогда не догадается. Ты, кстати, вкурсе что идешь на наш концерт пятого, шестого и седьмого? Я тебе представлю Пугачеву, – будь с ней поласковей.
Вывернул на Невский. Это вобщето не по дороге. Но я решил проехать самыми красивыми местами. По Дворцовому мосту, по Васильевскому острову, по Кировскому…
Наличие Кати, внесло во все эти мои прожекты очень важную составляющую, в виде здоровой доли похуизма. Без чего в России вообще ничего не получается.
И я читал ей стихи парня, который родится еще лет через десять:
здравствуй, моя хиросима.
держи чистосердечное
я буду любить тебя всю зиму,
а зимы тут бесконечные.
выделят меня курсивом
поцелуи твои как
попру по встречной
я буду любить тебя всю зиму
я обещаю тебе бесконечную.
А она говорила, что секретный физик это её мечта, но хотелось бы подробностей. Потому что к телефону я не подхожу, и приходится сопеть автоответчику. А я орал, что сразу догадался, потому что это было совершенно особое сопение, по которому слышно, ноги – красивые. И я ей читал Бродского:
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил место, что меня вскормило.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
покрывал черной толью колхозные гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб расставанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. мне будет тридцать, мне будет сорок.
Что я понял о жизни? Что будет длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
И вообще, хочешь, поехали, посмотришь как мы репетируем.
— Тоша! Ну есть же более гуманные пытки! Испанский сапожок там, или еще что… Только не репетиции.
— Ты что, не любишь музыку?
— Я была на вашем концерте в Цурюпы, — покраснела, — и мне очень понравилось. Боюсь репетиции это очень скучно, не хочу разочароваться. Не хочу знать, как это делается.
— Смотри, как ты тонко все воспринимаешь.
— Я на исскуствоведение хотела. Но папа настоял.
Мы приехали, долго целовались в парадной. Уезжая я думал, что наконец-то полная аутентичность. А то угодил в восемьдесят шестой, и как последний лох, ни разу не целовался в парадняке.
Фил был прав, время концерта можно растянуть за счет вставок, или бриджей. С огромным удовольствием поиграли. Олег Пахомов сказал мне, что я уже практически ему не друг. Или монтажный стол, или прощай, я займусь театром. Отыграв программу поехали ко мне домой.
Выдал ему стол, камеру. Он умчался.
Набрал Григория.
— Тони, я устал тебе повторять что ты мудак. Послезавтра приезжает Закиров. Он прислал предварительный список. Тебе нужно его отработать.
— Гриш, прости меня. Но я все сделаю.
— Ты сейчас на Петроградскую приехать можешь?
— Выезжаю.
Прежде чем одеться, я набрал Катю. Она сняла после первого гудка.
— Кать, я все выяснил. Как только я пересекаю Неву, я сразу про тебя забываю. Спокойной ночи!
Глава 43
Горбачев, став Генеральным, начал чистить Политбюро под себя. В этой тайной борьбе создавались незримые альянсы, и шли грандиозные взаимные уступки. Но в одном все политбюро было едино. Узбекистан нужно чистить. Бывший руководитель, Рашидов, создал совершенно байскую республику. Должности и показатели покупались и продавались. На госнаграды был утвержден прейскурант. Республика, фактически, оставалась эмиратом. Руководство виртуозно создавало картинку, демонстрирующую уверенную поступь республики по пути прогресса и процветания. Специально для придания красок этому полотну, раскрутили местный ВИА «ЯллА». По слухам, поддержка оказывалась личным распоряжением первого секретаря. Говорят он сказал, чтоб не хуже «Песняров».
Делалось все чуть ли не по западным стандартам. Кастинг, сонграйтеры, пиар, мега-хит «Учкудук». И весь Союз понимает, какое это продвинутое место – Узбекистан. Но количество криминальных наличных, идущих из республики, в конце-концов заставило отправить туда группу Генеральной Прокуратуры.
Мне все эти пляски были по барабану. Но Фарух Закиров, фронтмен и руководитель Яллы, прилетает в Питер купить нашу площадку. Байская сущность Узбекистана гарантировала покупку, потому что там не экономили. Люди, которые договаривались о встрече, передали дополнительные пожелания звезды.
Судя по списку, что мне дал Гриня, Закиров хотел себе новую студию. Бегло просмотрев листок спецификации, я заверил Гришку, что – легко. Но неожиданные дополнительные условия говорят о каких-нибудь хитрых схемах расчетов. Что меня тревожит. Гриня, вздохнув, со мной согласился. Гадать глупо. Решили присмотреться.
Дома на автоответчике было сообщение, что она тоже обо мне совершенно не думает, спокойной ночи. Подушка пахла Катей, то есть солнцем и морем.
Утром я поехал в Управление вместо учебы. Человеку, имеющему компьютер и принтер, странно, что бланки печатаются в типографии. Я без проблем мог бы эти бланки распечатать. Но советские реалии и здесь лежали поперек процесса. Всем бланкам спецификаций присваивались номера. Как и бланкам Управления и прочее. И они являлись документами отчетности. То есть, получив, ты расписывался в особой тетради. А испортив лист, сдавал обратно для утилизации.
Приехав, зашел к Паше и поделился проблемой. Он пренебрежительно скривился.
— Не барское это дело, возится с вами, мелюзгой. Управление специально наняло мелкого служащего, для всякой ерунды. Так что, Антоша, взял ноги в руки и побежал, побежал.
Я и побежал, чо. В типографии сказали, чтоб шел оформлять получение. Пока оформлю, они сделают. Начальник Первого Отдела с садистским удовольствием дал расписаться в четырех журналах. И заставил прочесть инструкцию, по обращению с документами отчетности.
