тачки, бодро прополз три шага и нырнул в спасительную Казну. Выкусите эльфы, я дома!
— Владыка, мы так волновались! Так волновались! Переживали, просто места себе не находили, — Казна тараторила без перерыва, — не делайте так больше, пожалуйста.
— Это уж как получится.
Я оглядел коридорчик, в который мне открыла Казна. По стенам была размазана чёрная сажа, словно здесь прогулялся огонь, а косяк двери был обугленным.
— А чего ты такая обгорелая?
Моя любимая «кладовка» тяжело вздохнула.
— Простите, Владыка. Ваш особняк так неожиданно взорвался, что я не успела вовремя среагировать.
— А за что прощать? Это же не ты взрыв устроила.
— Ваш старый дом, откуда вы вошли, я спалила. Надо было сбросить пламя, а в Калькуару я побоялась.
— Ерунда, не бери в голову. Я там всё равно жить не собирался. Что с дедушкой, Сеней и Клэр?
— Ой! А что такое? Им грозит опасность?
— Казна, не придуривайся. Они живы? Взрыв их не задел?
— Тёмные боги с вами, Владыка! Что им сделается? Я их вытащила, пламя, говорю же, сбросила в ваш старый дом. Никто не пострадал.
— Фух, успокоила.
— У меня очень строгие противопожарные инструкции. Даже огнетушителей десять штук есть. Хотите, покажу?
Я обернулся, собираясь поинтересоваться — а где Торквин? Он что, собрался остаться снаружи?
«Колобок» был внутри только наполовину. По пояс он пролез в дверь, а ноги оставались снаружи.
— Торквин, входите быстрее.
Толстяк засопел:
— Я бы с радостью, но что-то не могу. Простите, — толстяк икнул, — застрял. Первый раз в таком глупом положении. Вроде достаточно места было.
Он попытался впихнуться, покраснел от натуги, но даже на сантиметр не сдвинулся с места. Я чуть не расхохотался — не «колобок» он, оказывается, а совсем другой персонаж.
— Вам смешно, — с укором вздохнул шпион, — а я волнуюсь. Представляете, как это снаружи выглядит? Вдруг кто-нибудь появится?
Мне показалось, что дверной проём вокруг «колобка» дрогнул и чуть-чуть уменьшился.
— Казна!
— А? Что?
— Ты моего гостя зажала?
— А? Этого лысого? Да, я, — в голосе Казны послышалось удовлетворение, — смотрю — лезет какой-то незнакомый. Может, ограбить хочет? Или ещё чего плохого задумал. Без моего разрешения никто войти не сможет!
— Впусти его, пожалуйста.
— Точно? Может, лучше его наружу выпихнуть? Или так оставить, для смеха. Пусть торчит себе, сообщает погоду снаружи.
— Казна!
— Да шучу я, шучу. Пусть заходит, не держу.
Торквин, извиваясь, как червяк, вполз внутрь и встал на ноги.
— В отставку, однозначно в отставку. Никаких больше приключений, — тихо бубнил он себе под нос.
— Будьте другом, Торквин, помогите мне подняться. Не возражаете, если я вас в качестве костыля использую?
— Вы ранены? — спохватилась Казна, — что-то серьёзное? Не двигайтесь! Сейчас всё будет! Никаких костылей, сейчас носилки организую!
Дверь за спиной «колобка» захлопнулась, тут же увеличилась в размерах и открылась снова. Отпихнув бывшего шпиона, в казну ввалились бабушка, мумий и Клэр.
— Ваня!
Троица рванулась ко мне, чуть не уронив обратно на пол, и заключила в объятья.
— Я тебя дальше ворот больше не выпущу! — бабушка чуть не задушила меня, — то исчезаешь на полгода, то под взрывы лезешь. Сиди дома!
Мумий, в чуть-чуть обгоревших бинтах, согласно качал головой:
— Не выпустим.
— Ай!
Я не удержался, опёрся на сломанную ногу, зашипел от боли и чуть не упал.
— Угук!
Сеня, возникший рядом, подхватил меня. Поднял щупальцами и понёс к выходу.
— В башню его тащи, — услышал я голос бабушки, — сейчас лечить буду!
Пусть лечат, решил я и откинулся в тёплых щупальцах монстра. Пропишите мне постельный режим, на месяц. Буду лежать, есть, читать, и никаких эльфов с интригами Старейшин. Без меня, судари!
* * *
Смотреть, как меня будут лечить, собралась куча народа. Только упирающуюся, но сонную Дитя Тьмы увела Клэр. Впрочем, уложив её в постель, и убедившись, что та действительно заснула, девушка вернулась обратно.
— Отойдите, — ворчала бабушка, — мешаете.
Все отшатывались, делали пару шагов назад, но потом всё равно медленно приближались.
— Ба, у меня…
— Тс-с-с! Не сбивай мне диагностику. Сама разберусь, что там у тебя болит.
Бабушка провела руками надо мной, от макушки до пяток.
— Такс… Горло не болит, в лёгких чисто, печень не увеличена, желудок… Меньше всухомятку питайся, а то гастрит заработаешь. Селезёнка в норме. Так-так. Нога сломана. Со смещением.
Она выпрямилась и с хрустом размяла пальцы.
— Будем вправлять и сращивать.
— Не надо! Без наркоза не дамся!
— Ты главное не беспокойся, ерундовая операция. Сколько раз делала, — ни одной жалобы.
Я попытался отползти на кровати, но бабушка не дремала.
— Лежать! Ох, горе ты моё, на, выпей.
Она протянула мне крохотный пузырёк с густой синей жидкостью.
— Глотай сразу, а то горчить будет.
Ничего себе «горчить»! На вкус, как недозрелый грейпфрут, обсыпанный растворимым цикорием.
— Тьфу!
— Будешь плеваться, дам тебе вторую порцию. Поехали!
Не дав мне опомниться, бабушка склонилась над ногой и что-то там сдвинула. Я не почувствовал ничего, вот совершенно.
— Видишь? А ты боялся. Теперь гипс наложим, и лежи себе, отдыхай. Неделю поваляешься и будешь здоров.
«Гипс» оказался странного синего цвета. И наматывала бабушка его на ногу из большого рулончика. Будто синей изолентой облепили, честное слово.
— Вот и всё. Не надо так смотреть, быстрее от этого не заживёт. Ложись и спи.
— Да я не хочу…
— Спать, я сказала.
Бабушка сурово посмотрела на меня и щёлкнула пальцами. Брык! Мне будто свет выключили, и я мгновенно провалился в сон.
* * *
Проспал я сутки. То ли устал сильно, то ли бабушкина магия так подействовала. Но глаза я открыл бодрый, свежий и готовый ко всему. Если бы не нога, вскочил бы и занялся чем-нибудь жутко полезным: зарядку сделал или объявил поход на светлых.
Стоило мне открыть глаза, как рядом с кроватью я увидел Шагру. Похоже, она караулила, когда я проснусь.
— Доброго утра, Владыка.
Орка тут же сунула мне в руки чашечку кауаффия. Вот только выглядела она совсем не весёлой.
— Шагра, что случилось?
Грустно вздохнув, она махнула рукой.
— Плохо всё. Дэймон раненый лежит, помирать собирается. А Буке левую руку в бою отрубили. Лежит весь грустный, плохие мысли думает.
— Бабушка Дэймона смотрела?
— Ну, она-то говорит, что всё хорошо будет. Но он же бегать не может, а Бука его обещал убить.
— Бука про него плохое думает?
— Про себя. Не знает, что делать будет, как на ноги встанет. Говорит, что его даже в дворники не возьмут.
— Та-а-а-к. Придётся мне им мозги вставлять, обоим сразу.
— Бабушка запретила вам ходить.
— Вот
