Они помолчали, прислушиваясь к беспокойной суете слуг в крепости, и разглядывая несмотря ни на что живущий своей жизнью Формо. Некоторое время спустя, Мартон медленно обернулся к Эйдону и задумчиво проговорил:
— А ведь кто-то всё-таки убил эту светлость, капитан.
— Это, пожалуй, самое странное в её истории, — согласился он. — Судя по виду, с обряда совершеннолетия прошло всего несколько лет. — Он поймал на себе удивлённый взгляд Мартона и пояснил: — Чему ты удивляешься? Вельменно, как правило, долгожители, а потому и взрослеют поздно, но этого в двух словах не объяснишь, так что пока не забивай себе голову. Суть в том, что я не слышал, ни об одной молодой вельменно, убитой или пропавшей за последние двадцать-тридцать лет. Собственно, вообще о таких не слышал. Точно не в семье Бьяла. Если бы она была из Конти, то скорее исчез бы сам Шепчущий лес… Диеро? Исключено, на уши подняли бы всё королевство, да и к тому же… ох, чтоб меня разорвало!
Эйдон удивлённо подскочил на ноги, едва не опрокинув ящик, на котором сидел; трубка вывалилась из рук и с мягко ударилась о землю. Следом за капитаном, резко обернулся и Мартон и замер с изумлённо приоткрытым ртом.
К крепости быстрыми шагами приближалась группа солдат, облачённых в крепкие кирасы из серого металла, из-под которых выглядывали голубые стёганки королевской гвардии, заметные даже на большом расстоянии. Эйдон без труда узнал гигантскую фигуру Анора Анталя — этого плечистого здоровяка, больше похожего на могучий дуб, чем на живого человека из плоти и крови, едва ли можно было перепутать с кем-нибудь другим. Рядом, стараясь поспевать за широким шагов товарища, вышагивал долговязый Вильён Нирри — ростом он почти не уступал Анору, хотя и был раза в два уже. Шлем скрывал раннюю седину, но полученная в сражении рана, должно быть, до сих пор давала о себе знать, заставляя его прижимать левую руку к груди.
— Анор, Виль… А третий, никак, Нильсем? — Мартон приложил ладонь ко лбу.
Эйдон кивнул. Чуть поодаль действительно обнаружился сотник гвардии Его Величества Нильсем Ль-Дален, крепкий южанин со светлыми глазами и тёмными, почти чёрными волосам, аккуратно зачёсанными назад и собранными в хвост.
Однако по мере приближения гвардейцев удивление и радость Эйдона постепенно сменялись мрачным предчувствием беды и смутными беспокойством. На их лицах нельзя было разглядеть ничего, кроме смертельной усталости и апатии — точно такую же он видел в своих гвардейцах несколько дней назад, в первые часы после проигранного сражения. Увидев капитана и стоящего рядом с ним Мартона, гвардейцы нерешительно переглянулись, будто молчаливо спрашивая друг друга, не привиделось ли им.
«Неужели это все, кто добрался до Формо? Но где, в таком случае, остальные? И где, в конце концов…»
Эйдон не выдержал и поспешил навстречу.
— Его Величество, — Он с силой тряхнул за плечи огромного Анора. — Где Его Величество? Проклятье, почему вы его оставили?
— Должно быть уже в Больфано, насколько я могу судить, — ответил за здоровяка подоспевший Вильён. — И пары часов не прошло с тех пор, как вы с Мартоном ушли, как Его Величество ни с того ни с сего вскочил в седло, приказал снимать лагерь и выдвигаться. А мы…
— Его Величество объяснил, зачем отправляется в столицу? Сказал хоть что-нибудь? — нетерпеливо перебил его Эйдон и вновь тряхнул Анора за плечи.
Вильён устало вздохнул и отрицательно покачал головой. Анор осторожно высвободился из хватки капитана и укоризненно пробасил:
— Тебе, капитан, Его Величество, может быть, и рассказал бы о своих планах, но с чего бы ему посвящать в них нас? Мы вчетвером получили приказ: оставаться на холме и ждать вашего возвращения, а затем добраться до ближайшей почтовой заставы и не жалея коней отправляться с докладом в столицу. То же мы должны были сделать, если бы вы не вернулись в течение следующих восьми дней: Его Величество рассудил, что в этом случае его поручение с большой вероятностью не выполнено.
— Кстати об этом, капитан, — вмешался Нильсем. — Вы её нашли?
— Нашли, и не только её. Об этом в своё время. Объясни лучше, что вы здесь делаете? Не то чтобы я возражал, в конце концов возвращаться на Сальвийский холм мы не собирались, но и отведённые нам восемь дней ещё не вышли.
— К тому же, я вижу только троих, — добавил Мартон. — Разве Анор не говорил, что вас было четверо?
Гвардейцы переглянулись, словно никто не решался начать первым. Наконец, слово с тяжёлым вздохом взял Нильсем.
— Верно, четвёртым был Бальдо, но так на том проклятом холме и остался.
— Дух? — с самым нехорошим предчувствием спросил Эйдон.
— Да провались этот Дух во тьму к старым богам! — взорвался Вильён, зло сплёвывая себе под ноги. — Его Величество ведь отдельно с ним сговорился, мол, дозволено ли будет нам остаться. И эта тварь четырёхглазая не моргнув ответила, что можно!
— Или нет, — тяжело вздохнул Анор. — Помнишь, как он говорил? «Пусть останутся, если смогут» и ещё: «Когда придёт время, они сами поймут, что пора уходить».
Вильён взвился как от удара и злобно сверкнул глазами:
— Да? Так что же ты раньше молчал, если такой догадливый?
— Оставь, Виль, — Нильсем опустил руку ему на плечо. — Мы все это слышали, но, когда время пришло, никто этого не понял.
С каждой новой репликой ситуации становилась всё запутаннее и запутаннее. Дух, как полагал Эйдон, скорее всего не солгал, но ловушка могла таиться в самой формулировке. Собравшись с мыслями, он вновь обратился к Нильсему, непривычно переминающемуся с ноги на ногу:
— Так что случилось с Бальдо?
— Развалился, — мрачно пояснил за товарища Вильён.
— Это как? — не понял Мартон.
— Ну, как… — Нильсем лизнул губы. — Если сначала, то дело так было. Первый день только вышел, Бальдо в ночную заступил. В третьем часу я поднялся его сменить, а он сидит под деревом, в ствол вжался, дрожит как лист — и это Бальдо, который хоть в холодный ад Нёльмир за башкой местного демона вошел был. Позвал я его — молчит. Ближе подошёл — не замечает. А потом как забегал по всему холму, заорал, как сумасшедший. Обвинял нас в предательстве, Его Величество называл безумцем, выкрикивал что-то о менно, мол, ничего они не понимают и скоро за всё ответят… В общем, когда он за оружием потянулся, связали мы его, чтобы до беды не дошло, рот кляпом заткнули — нечего в том лесу лишний раз шуметь, сам понимаешь. К утру вроде притих, в глазах прояснилось; мы даже обрадовались, что полегчало ему, решили, что если так и будет, то днём уже отпустим. Нам бы сообразить, что об этом тот Дух и говорил, да на нас словно слабоумие нашло: даже не заметили, как день прошёл, вроде только солнце поднялось, а вот уже к закату идёт, а что было, что делал — не помню.
«Проклятое место», — с горечью подумал Эйдон, в который раз проклиная своё решение отправиться на Сальвийский холм. Как вообще ему могло прийти в голову, что это было стоящей идей? Нильсем, тем временем, перевёл дух и продолжал:
— Вечером заступил я на первую вахту. К ночи Бальдо оживился, мычал что-то, будто сказать что-то пытался. Я повязку снял; слышу, опять ему вступило: бормочет что-то невнятное, о духах, призраках, о дорогах из ниоткуда в никуда без начала и конца… Потом воды попросил; я сходил, а когда вернулся… Доспех, одежда — всё нетронуто, а вот сам Бальдо… — неожиданно для Эйдона Нильсем вдруг нервно огляделся по сторонам, будто ожидал, что невидимый противник ухватит его сзади. — Его как будто на тысячу кусков нарезали, капитан, да так мелко, как не каждая хозяйка сумеет; из порезов лишь капля крови выступила. Так он и сидел — и клянусь всеми Великими силами, был жив! Я ребят растолкал, но что тут сделаешь? А потом ветер поднялся, и… всё. «Развалился», лучше и не скажешь.
Повисло гробовое молчание. Гвардейцы смотрели кто куда: Анор и Вильён подняли глаза, с преувеличенным интересом разглядывая единственную башню крепости Формо; Нильсем с отсутствующим выражением уставился себе под ноги, как провинившийся новобранец.
