- Мы? – не выдержал Маро. – А вы, мастер?
- Я же велел меня не перебивать! – повысил голос Вало, но добавил уже мягче: - Каждый из вас был мне не только помощником и слугой, но еще и членом моей семьи. У вас нет в Румастарде родственников, кроме меня, я знаю это. Я старший из вас. И на правах старшего хочу, чтобы вы исполнили мою последнюю волю. До наступления темноты нам ничто не угрожает, поэтому вы свободно сможете покинуть город. Элейс, подойди ко мне!
Юноша подчинился, шагнул к Вало. Оружейник протянул ему запечатанный свиток и один из мечей.
- Возьми на конюшне лошадь и уезжай сей же час, - сказал он. – Это письмо убедит стражу, что я отправил тебя в Марблскалл с готовым заказом, этим мечом. Конечно, в Марблскалл ты не поедешь. Отправляйся в Эленшир и расскажи, как поступают с сидами в Румастарде. Меч оставь себе, это мой подарок за твою службу. Он хорошо послужит тебе в грядущей битве с круглоухими убийцами. И вот тебе еще двадцать левендаллеров, на первое время хватит. Не забудь взять еды и питья на дорогу.
- Учитель! – Элейс встал на колени, принял оружие. – Клянусь, что выполню вашу волю.
- Иди, не медли… Бренель!
Второй ученик тоже получил меч, письмо и двадцать левендаллеров. После этого Вало подозвал к себе садовника.
- Ты не воин, Парар, так что вот тебе сто золотых и моя благодарность за верную службу. Отправляйся в путь и пусть предки благоволят тебе.
Поварихе Иане оружейник тоже вручил кошелек с сотней монет, и толстушка ушла из дома, в котором проработала почти двадцать лет, вытирая слезы.
- Мариана, - обратился Вало к молодой служанке, - я рассчитывал, что ты проживешь в моем доме много лет, но судьба распорядилась по-иному. Теперь я один возьму на себя заботу о моей жене. Прими эту плату за свои труды и начни новую жизнь подальше от этих мест.
Мариана побледнела: она поняла, что хотел сказать Вало. Взяв кошелек, девушка быстро поднялась на цыпочки, поцеловала старого мастера в щеку, потом низко поклонилась ему и выпорхнула в дверь. Оружейник и Маро остались вдвоем.
- У меня будет для тебя особое поручение, друг мой, - начал Вало, - потому что я доверяю тебе больше, чем остальным. Но сначала ты поможешь мне кое-что сделать…
Следующие два часа оружейник с помощью Маро осуществлял свой замысел. Когда с работой было покончено, Вало привел парня в обратно столовую, достал из буфета бутылку лучшего эленширского вина и налил себе и Маро.
- Чувствую, что нашим закланием дело не закончится, и гардлаандцы пойдут войной на Эленшир, - сказал он. - Мы должны помочь нашим собратьям. В этой сумке две тысячи левендаллеров наличными и банковские боны на предъявителя еще на тридцать тысяч золотых. Это все мои деньги, Маро, и я передаю их тебе.Пятьсот золотых твои, распоряжайся ими, как пожелаешь, а остальные деньги отвези в Колкерри и отдай королю Аврелю – пусть это будет мой вклад в общее дело. Этих денег хватит, чтобы вооружить целую бригаду. И еще, я прошу тебя найти Беа, - ты однажды видел ее здесь, в этом доме, - и передать прощальный подарок от меня, - Вало взял со стола кинжал и передал ученику. – Пусть вспоминает меня добрым словом и отомстит за нас круглоухим.
- Все сделаю, как вы велите, мастер, - с жаром ответил юноша, прижимая кинжал к сердцу.
- Элейс и Бренель забрали двух лошадей из конюшни, ты же заберешь двух оставшихся. Скачи и нигде не останавливайся, пока не доберешься до Эленшира, - тут Вало ласково потрепал юношу за плечо. – Ты был мне как сын, Маро. И спасибо тебе за все.
- Мастер, я…подумал. Вам тоже надо бежать!
- Нет, Маро. Я не могу оставить жену. И еще, я хочу дать свой последний бой.
- И все же, мастер...
- Ступай, сынок. Духи предков да помогут тебе. Будь осторожен.
- Прощайте, учитель.
Маро ушел. Оружейник допил свой бокал, налил еще вина. Он пил, пока бутылка не опустела. Покончив с вином, вернулся в свою комнату и долго лежал на разобранной кровати, глядя в потолок. Вспоминал.
Перед тем, как подняться к Эсмель, он еще раз проверил все окна и двери на первом этаже. Все они были заперты, и погромщикам не удастся застичь его врасплох. Он встретит их как положено…
Когда он вошел в кухню, чтобы проверить дверь черного хода, то почувствовал запах овсянки на молоке. Все случилось так внезапно, что Мариана не успела убрать со стола завтрак Эсмель. Фарфоровый горшочек с кашей, тарелка и любимая зеленая чашка Эсмель стояли на подносе, и Вало, увидев их, уже не мог сдерживать себя. Да и не хотел.
Он рыдал в голос, так же, как в тот страшный день, когда с Эсмель случилась беда. Успокоившись, подошел и положил ладонь на горшочек – каша была еще теплой. Умывшись в бадье с холодной водой, Вало вытерся кухонным полотенцем, взял поднос и пошел в комнату Эсмель.
- Я отпустил Мариану и всех слуг, - сказал он, наполняя ее тарелку. – Сегодня я сам поухаживаю за тобой, родная. Ты не против?
Он кормил ее с ложечки и больше всего боялся, что жена заметит, как дрожат у него руки. Когда Эсмель поела, он остался сидеть на краю постели, и они смотрели друг на друга так, будто встретились после долгой разлуки.
- Я люблю тебя, - сказал Вало, наконец, и поцеловал жену. – Я люблю тебя.
Время шло, и в спальне стало темнеть. Солнце заходило за крыши соседних домов, и Вало почувствовал, как им овладевает ужас. Он много раз представлял себе, как придет за ним смерть, но не ожидал, что ему будет так страшно.
Тьма постепенно сгустилась над городом, и каждый звук, казалось, нес в себе угрозу. Вало пытался себя успокоить тем, что его домочадцы уже давно покинули проклятый город и держат путь на запад, в Эленшир. Они, в отличие от него, смогут увидеть зеленые луга и священные дубы Эленширского леса. Они отомстят за него и Эсмель…
Внезапно Вало заметил, что за окнами стало необыкновенно тихо. В другие дни шум Румастарда не затихал до глубокой ночи – гремели по камням мостовых колеса повозок и копыта лошадей, кричали прохожие, звучала музыка из таверн и горланили песни пьяницы. Нынче тишина была полной. Мертвой. А потом в этой зловещей тишине грянул колокол башни Рашмай-колледжа, возвышающейся над Румастардом, и ему немедленно начали вторить колокола башни Бел-Ашар и разбросанных по городу храмов Тринадцати.
Теон Браннер, да благословят его предки за предупреждение, сказал правду. Началось.
- Я сейчас, - шепнул Вало жене. – Я сейчас вернусь.
Он сбежал на первый этаж и быстро завел механизмы на рудничных картузах, расставленных у колонн справа и слева от входа в холл и под лестницей, ведущей на второй этаж. Теперь, чтобы запустить их одновременно, нужно было всего лишь дернуть за длинные шнуры, протянутые к дверям спальни Эсмель. Когда-то алмутские маркшейдеры хвалили безотказность его пусковых механизмов и хорошо заплатили за них. Вало надеялся, что и в этот раз они сработают как нужно. Ста фунтов алмутарского гремучего снега хватит за глаза, чтобы заставить этих тварей поплясать…
На темных улицах уже метались огни, слышались крики, хлопки из громострелов и яростный лай собак. Через короткое время раздались удары в оконные ставни и входную дверь. Недобро улыбнувшись, Вало рванул шнуры на себя и вернулся к Эсмель.
- Я здесь, любимая, - сказал он, заметив недоумение и тревогу в глазах жены. – Я с тобой. Навсегда.
Он поднял ее на руках, прижал к груди и шагнул к окну спальни. Во дворе уже столпились вооруженные погромщики, дым от их факелов наполнил ночь смоляным чадом. Несколько человек колотили большими молотами и секирами в двери дома, пытались сломать ставни. Затем они увидели оружейника и взвыли от ярости.
- Смерть сидам! – заорали сразу десятки глоток.
- Будьте вы прокляты! – крикнул Вало.
Земля дрогнула: грохот наполнил ночь, черное облачное небо над Румастардом обожгло и подбросило вверх адским огнем. Ударная волна снесла крыши с соседних домов, горящие обломки дождем посыпались на постройки, поджигая их. На оглохших и оцепеневших от страха горожан в сотнях футов от места взрыва падали кирпичи, комья земли, тлеющие тряпки и куски человеческих тел. От особняка мастера Вало не осталось ничего, только огромная воронка, окруженная развалинами и изуродованными трупами погромщиков. А огненный вихрь, пробужденный взрывом, пожирал дом за домом, превращая весь Ремесленный квартал в сплошное море пламени. Только к утру пожар, уперевшись в набережную, начал понемногу стихать.