Ну а потом дежавю. Бухие призывники, некоторые из которых проводы начали отмечать еще за неделю до даты прибытия на призывной. Сутки маринования на призывном. Потом незабываемая поездка в московский распределитель на электричке под приглядом затраханного майора и двух сержантов. Народ в наш вагон если и заходил, то только для того, чтобы тут же выскочить. А то! Полный вагон лысых, упитых вусмерть призывников. По-моему, из всего вагона только я и сержанты были трезвыми. Даже майор умудрился где-то накатить. Ну а я не пил потому что знал, чего ждать впереди. Мальчики же нажирались из-за страха перед неизвестностью.
В распределителе еще двое суток. Запах немытых тел и блевотины. Где-то братаются, где-то дерутся, так как народу собрали немеряно. Трезвых опять нет. Откуда только достают спиртное? Тупые вопросы офицеров. Шарящие по карманам призывников в отключке распределительные сержанты и рядовые. Ответ «не лезет» на вопрос «а ты почему не пьешь», заданный, наверное, уже в тысячный раз. Но закуской делился щедро. Вот будет прикол, если покупателем будет тот капитан-ракетчик и меня опять загребут в РВСН. Правда, я тогда квасился во всём этом пять суток. Наверное. Ибо был в состоянии полной неадекватности, как и большинство окружающих.
На третьи сутки меня дернули в очередной кабинет. Сидящий за столом офицер листал моё личное дело. Уточнил наличие водительских категорий, количество парашютных прыжков, умение пользоваться радиостанцией и прикрепил к номерной команде, которая отправлялась неизвестно куда. Двое суток на поезде. Полустанок. Тентованный «Урал» с десятью испуганными пацанами и отличная новость в финале: из нас, оказывается, будут делать наводчиков-операторов ПТРК (противотанковый ракетный комплекс). Ну а дальше учёба, присяга, с толпой восторженных родителей, мама присутствовала, как раз передали «Тень» и Пома, полгода дрочки, звание сержанта и добро пожаловать в войска.
Номад с мамой так никого из червоточины не дождалась. Выдохнули с облегчением. Убедились, что проход опять потерял стабильность, свернули завод по добыче топлива и шахтерскую базу. Помахали на прощание ручкой и ушли на поиски мелирия.
В мотострелковой дивизии, куда нас с еще одним пацаненком распределили, у нас уточнили:
— Вы ведь на птуристов учились? — дождавшись подтверждающего «так точно», не совсем логично закончили: — Отлично! Значит в разведку пойдете.
В казарме разведбата был только дежурный. Вообще расположение дивизии поражало своей малолюдностью. Кадрированная, что ли? Разведчики появились в казарме только к вечеру. Уставшие и злые. Старослужащие изъявили желание познакомиться. В процессе «знакомства» двое разведчиков отправились в местный медпункт, один, со сломанной ногой — в госпиталь, ну а я на гауптвахту, отбывать десять суток ареста. Дежурный, сука, увлекся зрелищем и прозевал появление ротного. На губе мне добавили еще трое суток. Ибо нехер вертухаям свои доводы пытаться подкрепить кулаками.
Как только вернулся в расположение, меня сразу же вызвал к себе ротный и поинтересовался, как я собираюсь служить дальше. Объяснил, что служить собираюсь честно, но неустанвняк и рукоприкладство в отношении себя не потерплю. Даже от офицеров. В ответ капитан ухмыльнуля и приказал роте строится. Поле построения он сообщил, что собирается провести занятия по рукопашному бою. А его партнером в данном упражнении стану я. Понятно, один из законных способов, позволяющий офицерам избивать солдат. Мера воспитания, опять же. Только тут капитан просчитался. Тем более, что рукопашник он был посредственный. После того как я его аккуратно уронил второй раз, ротный объявил об окончании занятий и ушел к себе в кабинет, почесывая ушибленную спину. Зато слово взял замок-старлей и сообщил, что мы сейчас побежим бодрящий кросс на десять километров. Спасибо, что хоть без снаряжения и не в ОЗК (общевойсковой защитный комплект).
После случая с ротным отношения с сослуживцами у меня выровнялись. Зато с капитаном — испортились. И буквально через три дня меня, Пашку, парень, с которым я пришел из учебки, и еще несколько разведчиков на разводе осчастливили вестью о том, что мы убываем в другую часть на неопределенный срок. Так что необходимо собрать личные вещи, получить сухпай и к девяти ноль-ноль находится у КПП. Там нас и еще несколько человек из других подразделений загрузили в грузовик и куда-то повезли. Опять «Урал». Дорога в неизвестность. Грузовик катил весь день и уже в темноте прибыл неизвестно куда. Спасибо за то, что хоть накормили и разместили. А с утра мы узнали, что попали проходить дальнейшую службу в отдельную бригаду специального назначения.
Собственно, никакого пиетета при упоминании слова «спецназ» я особо не испытывал. Во-первых, знания доноров из прошлой жизни говорили, что в этот период времени никто никакого отбора не вёл. То, что военкоматы дали — то и взяли. Были тут и с лишним весом, и с дефицитом, и те, кто из-под уголовной статьи выскочил, и наркоманы тоже. Кроме того, как бы замполиты и командиры не накачивали своих бойцов «Мы спецназ! Кто, если не мы» — разведка СпН от разведбатов и разведрот отличается только глубиной работы в тылу противника и тем, в чьих интересах она действует. В смысле, в чей штаб передает полученную информацию. А если сравнивать с отдельными ротами глубинной разведки мотострелковых и танковых дивизий — то вообще ничем не отличается. Разведчик — он разведчик и есть. А кто такой разведчик? Разведчик — это хорошо подготовленный солдат. Всё! Есть кое-какая специфика и разница в подготовке, но возьми солдатика, которые не картошку чистит и ПХД (парково-хозяйственный день, он же «пенная вечеринка») устраивает двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, а иногда на полигон выезжает. Дай месяц на доподготовку и всё — спецназер готов.
Как мы поняли, на базе одного из отрядов спецназ формировалась рота, которая должна будет сменить ту, которая сейчас работала в Чечне. Вот и собирали всех по округе, в соответствии с ВУСами (воинская учетная специальность). Понадобились им спецы по ПТУРам — нас с Пашкой и спихнули по-быстрому. Но в любом случае до ПТУРов дошло не сразу. Сначала общая подготовка по программе разведка спецназ. Боевое слаживание. Кроссы. Полигоны. Учебные выходы. Опять кроссы. Занятия по рукопашному и ножевому бою. По тактике применения. И стрельбы. Стрельбы. Стрельбы.
Так что, когда в очередной раз прибежав на полигон, а разведка везде передвигается только бегом, мы увидели зеленые ящики со знакомой маркировкой — обрадовались им как родным.
— Ну что, орлы! — подбодрил нас комроты, майор Иванов — Вот и пришел ваш звездный час! Покажите, чему вас полгода учили.
Ну мы и показали! Первый «Фагот» мы уронили метрах в трехстах от позиции. Справедливости ради стоит сказать, что упал он сам. Управляться начинает примерно с полукилометра после пуска. Зато второй запустили точно в небо. Где ракета, оборвав провода управления и закручивая красивую спираль, унеслась в неведомые дали. Самоликвидатор почему-то не сработал. На разрешение о третьем пуске майор ответил решительным отказом, заявив, что так и сам стрелять умеет и поинтересовался сколько у нас было пусков в учебке.
— Сорок два, товарищ майор! — бодро доложил Пашка, глянув на меня и тут же уточнил: — На тренажере.
— Понятно. — майор внимательно посмотрел на нас — А реальных?
— Ни одно. — ответил я — Сказали, что в войска попадем и там настреляемся.
— Всё ясно. — ответил майор — Встать в строй.
На самом деле он не только это сказал. На самом деле майор говорил много, долго и со вкусом. Речь его продолжалась минут десять и прерывалась только для того, чтобы ротный мог набрать воздуха в грудь. Из его речи мы узнали не только о своих физиологических, умственных и остальных особенностях, а также нашей родословной. Но и о таковых всех инструкторов и командиров нашей учебки. Забравшись в высшие сферы бытия где бал правят ангелы и демоны, майор пошел на спад и вскоре завершил свою речь.
