И показал. Только что вроде старикашка-старикашкой был, а вот встряхнулся как-то, плечи расправил – и стоит гордый такой, величественный, король-королем. А в руке левой – посох. И от старичка моего волнами такая сила исходит – я даже зажмурилась. Поняла, что до сих пор он свою мощь прятал и, раз я ничего не заподозрила, значит, он и впрямь первостатейный маг.
Ну а потом он проделал несколько таких штук, что у меня сердце почитай остановилось. Открывал Врата Миров, точно книгу листал. Не виденья творил, не иллюзии – их-то я навидалась, во всяких видах повидала: молодые колдуны любят девчонкам пыль в глача пустить, похвалиться. Так что красивые каргинки от жизни отличать умею.
И, конечно, сказала "да".
Думала я тогда в первую очередь, что от тетки сбежать удастся. Так-то ведь далеко не убежишь – король наш, величество светлое (чтоб его каретой переехало!) страсть как бродяжек не любит. Стража на всех дорогах, да еще и разъезды храмовников. Куда бежать, если у тебя ни огня, ни угла? К разбойникам или там к пиратам податься – не по мне это, я душегубства не терплю (хотя тетку свою охотно бы придушила!). Нет, пока в руках настоящего умения не будет – никуда не денешься.
И, короче, стал меня этот маг учить. Ничего не скажешь – учил, душу вкладывая. Правда, сперва ублажаешь его до седьмого пота, а уж потом он тебе науку втолковывает. И двинулась я вперед семимильными шагами, так что сама удивлялась...
Он, конечно, меня обо всем расспросил. И я, конечно, ему все про себя выложила. И про то как родители от морового поветрия умерли, а дом наш от страха ума лишившиеся соседи спалили, заразы боясь; как к тетке своей в Гален явилась, а та, недолго думая, зарабатывать на улицу отправила. Как сама чародейству училась, как первое заклятие сплела... Слушал меня старичок, слушал, я втайне надеялась – поможет, ну денег даст, чтобы мне занятие мое проклятущее бросить, но куда там!
– Это, – сказал он мне, – твое испытание. Истинное искусство в тепле да в уюте на ум не ложится. Зато как пройдешь Первый Круг, с заданием моим справишься, тогда тетку свою сможешь живьем на съедение Лишенным Тел отдать. – И глаза у него при этом как-то нехорошо блеснули.
– А после Первого Круга? Что дальше?
– А после станешь моей полноправной ученицей. Я представлю тебя Сообществу. Отправимся с тобой странствовать. А как срок твой у меня учиться кончится, придет черед второго испытания, которое и решит, носить ли тебе посох мага или же продажей любовного зелья пробавляться... Если выдержишь, не спасуешь, тогда дальше учиться придется. На то магические Ордена есть. Орден Илет, Орден Ар, Орден Киле., много их. И в наших землях, и в иной реальности. Но что мы с тобой загадывать так далеко станем, деточка? Я уже отдохнул! Давай-ка иди сюда, иди...
Вот так у него всегда. И откуда только силы брались? Ровно у молодого...
А потом я заметила – тетка какая-то подозрительная стала. Хотя я денег ничуть не меньше, чем всегда, приносила. Приходилось крутиться, чтобы на учение время выкроить. Однако то ли оберег теткин ей что нашептал, то ли соседка наша, Фаста-ведунья, на меня наговорила, только житья совсем не стало. Тетка чуть что – и бьет чем потяжелее. Совсем озверела А потом...
Возвращаюсь я, кошелек, как всегда, полон – лето, у мужиков кровь с весны все никак остыть не может, – а у тетки гости. Трое громил здоровенных, а с ними
толстячок такой низенький. Я как на макушку ему взглянула, так сразу все и поняла – монах он, из Ордена Звезды того самого. Тонзуру-то ему волосами их колдуны зарастили, да только глаз у меня теперь куда как острее стал.
– Она, что ли? – монашек тетке говорит. – Больно тоща девка-то!
– Зато двужильная! – Тетку подобным не сбить. Она на рынке самую горластую торговку перекричит и гроша медного не переплатит, всегда цену сбить сумеет.
И тут меня словно обухом огрело – да ведь они ж покупать меня пришли! Про то, чем эти рыцари хваленые в своих замках на севере занимаются, среди моих товарок только шепотом говорить и осмеливались. Быть проданной в Орден Звезды – то хуже смерти, говорят. И судя по тому, как на меня трое громил уставились, правду говорят.
Я мешкать не стала Завязки на кошеле распустила-и все деньги им в морды! А сама – бежать. Позади тетка заорала, точно ее режут...
На улицу выскочила, квартал наш пробежала, ног под собой не чуя, второй, третий... А дальше куда? К учителю своему толкнулась – дверь на запоре, нет его Потащилась дальше, к докам, в порт – там хоть кто-то знакомый был. Девицам тамошним я дорогу никогда не перебегала (хотя морячки – улов самый что ни на есть желанный!), думаю, пересижу хотя бы день, а завтра у учителя совета спрошу.
Да только не судьба мне была в тот день куда-то добраться. Потому как храмовники народ и так мутили – дескать, Орда за грехи наши наслана, за волшбу неправедную да за разврат, – а сегодня всерьез за дело взялись. И жрецы, и воины храмовые – все на улицы повалили Орда Рыцарский Рубеж прорвала. И кричат: только ежели колдунов перебьем, девок непотребных на глубоком месте утопим, тогда лишь смилостивятся Боги Истинные, Хедин и Ракот, снимут проклятие, исчезнет Орда...
И народ точно последнего ума лишился. Хлынули все из своих щелей, точно муравьи земляные на тухлятину. И началось...
Герберта-погодника затоптали. Дом подожгли. Жене подол прямо на мостовой на голову завернули и, никого не стесняясь, начали наяривать...
И закипело тогда все у меня внутри так, как на тетку никогда не кипело. Гады вы недоношенные, думаю, куклы вы поганые, вертят вами эти жирные твари из храмов, как хотят! Сами же первые ко мне лезли, а теперь – "потаскуха!" вслед орут...
Узнали меня, естественно. И погнались А повел толпу какой-то в жреческой мантии, но только куда ж им за мной угнаться! Я через один забор, через другой, между сараями – и вот уже на другой улице. Поворот, один, другой, третий, – и давайте, догоняйте! Если сумеете.
На следующей улице поспокойнее было, но только до времени. Вдруг навстречу мне Мирана бежит. Лучшая подруга, можно сказать, мы с ней всегда друг другу помогали, клиентов подлавливали; бежит она наполовину уже ободранная, лицо в крови, половины подола как не бывало, а за ней – целая толпа. И мужики, и бабы, и жрецы, и воины храмовые...
И тут: "Ярька!" – это Мирана меня увидела. Толпа ее уже почти нагнала.
Твари вы все, думаю. Ладно, будет вам от Ярьки прощальный привет! И вдруг, словно по заказу, все, что мне учитель объяснял, аккуратненько так в голове у меня выстраивается.
Я им и врезала. От души. Со всего размаха. Потому что знала – все, больше мне уже не жить. И сил экономить не стала
Двалин с топором в руках повернул за угол, стремясь туда, где особенно громко слышался разъяренный рев толпы. На сей раз он успел вовремя – толпа еще ничего не успела сделать с двумя жертвами, совсем молоденькими девчонками, едва ли старше пятнадцати лет. Одна из них, чуть постарше, чернявая, была уже вся окровавлена, а вторая, тоненькая, словно стебелек, с дивно льющимися волосами чистого червонного золота, в ветхой неказистой одежонке, внезапно и резко вскинула руки.
В следующий миг мостовая под ногами у самых ретивых поимщиков встала дыбом. Камни полетели в разные стороны, норовя при этом попасть не куда-нибудь, а по головам. Несколько человек с воплями упали, расползаясь окарачь в стороны. С полдюжины провалились во внезапно разверзшуюся под ногами каверну, и теперь оттуда слышались отчаянные крики боли и ужаса. Губы земли сходились, однако тут вмешалась другая сила, незамедлительно нанесшая контрудар.
Счастливо избегнувший и камней, и провала жрец в светло-голубом одеянии служителя Ракота не стал делать никаких выразительных жестов. Его голос, произнесший какое-то священное заклятие, прогремел, точно глас неистовой бури; жемчужное сияние тотчас окутало распахнувшийся провал, и через него в мгновение ока оказался переброшен призрачный мост.
– Вперед! – взвыл жрец нечеловеческим голосом. Толпа послушно повалила за ним.
Двалин опередил служителя Ракота на одно-единственное мгновение. Удар гнома был точен, стремителен и короток. Лезвие секиры рассекло бедро жрецу, так что тот с воплем повалился на мостовую.
– Бегите! – не оборачиваясь, рявкнул гном девчонкам.
– Беги, Мирана! – услыхал он тоненький голос.
Золотоволосая решительно оттолкнула свою чернявую подружку и шагнула вперед. Руки ее так и мелькали. Она готовила толпе еще один подарок.
И толпа это поняла. Народ попятился, однако храмовые воины, увы, оказались не робкого десятка. Выставив вперед короткие копья, они двинулись на гнома.
Взмах секиры оставил два древка без наконечников.
– Да беги же ты, дура! – рявкнул Двалин за миг до того, как располовинил щит самого резвого из храмовых воинов.
– Никуда я не побегу! – отрезала девчонка и, прежде чем ей успели помешать, швырнула в нападающих еще одно заклятие, не менее впечатляющее, чем первое. Сверху, с ясного и чистого летнего неба, внезапно низринулась ветвистая и слепящая молния, опутавшая, словно чудовищный паук, блестящими нитями смертельной паутины одного из храмовников. Запахло паленым, тело тяжело грянуло оземь. В толпе кто-то истошно завизжал.
