– Раз ты идешь на север, дальше будет Трип. Говорят, что это мистическая земля... я не знаю.
– Мистическая?
– Так говорят... Еще дальше на север Личсторм.
– Далеко же мы забрались.
– Там горы – и вообще, похоже, очень опасное место, особенно для такого сильного человека, как ты. Остерегайся.
– Ну, это немного преждевременно, Полкраб. Откуда ты знаешь, что я направляюсь туда?
– Раз ты пришел с юга, я думаю, ты пойдешь на север.
– Да, вполне резонно, – сказал Маскалл, пристально глядя на него. – Но откуда ты знаешь, что я пришел с юга.
– Ну, возможно и нет – но у тебя вид, будто ты из Ифдона.
– Что за вид?
– Трагический вид, – сказал Полкраб.
Он ни разу не взглянул на Маскалла, а смотрел немигающими глазами в одну точку на воде.
– А что за Личстормом? – спросил Маскалл через минуту-другую.
– Бейри, где не одно солнце, а два – но, кроме этого, я ничего не знаю... А потом океан...
– А что по ту сторону океана?
– Это ты должен выяснить сам, ибо я сомневаюсь, что кто-то пересек его и вернулся.
Некоторое время Маскалл молчал.
– Почему ваши люди лишены тяги к приключениям? Похоже, я здесь единственный, кто путешествует из любопытства.
– Что ты имеешь в виду, говоря «ваши люди»?
– И правда – ты не знаешь, что я вообще не с вашей планеты. Я прибыл из другого мира, Полкраб.
– Чтобы найти что?
– Я прибыл сюда с Крэгом и Найтспором – чтобы следовать за Суртуром. В момент прибытия я, должно быть, потерял сознание. Когда я очнулся, была ночь, а все остальные исчезли. С тех пор я иду наугад.
Полкраб почесал нос.
– Ты еще не нашел Суртура?
– Я часто слышал удары барабана. Этим утром в лесу я довольно близко подошел к нему. И еще два дня назад, на Люзийской равнине, мне было видение – существо в образе человека, называвшее себя Суртуром.
– Ну, может, это и был Суртур.
– Нет, это невозможно, – задумчиво сказал Маскалл. – Это был Кристалмен. И это не моя догадка – я ЗНАЮ это.
– Почему?
– Потому что это мир Кристалмена, а мир Суртура это нечто совсем другое.
– Тогда это странно, – сказал Полкраб.
– С тех пор, как я вышел из этого леса, – продолжал Маскалл, обращаясь наполовину к себе, – со мной произошла перемена, и я все вижу иначе. Здесь для меня все выглядит гораздо более надежным и реальным, чем в других местах... настолько, что я не допускаю ни малейшего сомнения в его существовании. Все не только ВЫГЛЯДИТ реальным, оно РЕАЛЬНО – я ручаюсь своей жизнью... Но в то же время, хотя оно реально, оно ЛОЖНО.
– Как сон?
– Нет – вовсе не как сон, я как раз хочу это объяснить. Этот ваш мир – а возможно и мой тоже, коли на то пошло – ни в малейшей мере не производит впечатления сна, или иллюзии, или чего-то подобного. Я знаю, что он действительно здесь в этот момент, и он в точности такой, каким мы его видим, ты и я. И все же он ложен. Он ложен вот в каком смысле, Полкраб: бок о бок с ним существует другой мир, и этот другой мир является истинным, а этот ложен и обманчив насквозь. И поэтому мне кажется, что реальность и ложность – это два слова для одного и того же.
– Может быть, и есть такой другой мир, – сипло сказал Полкраб. – А то видение тоже казалось тебе реальным и ложным?
– Очень реальным, но не ложным в то время, поскольку тогда я всего этого не понимал. Но как раз потому, что оно было реальным, это не мог быть Суртур, который с реальностью не связан.
– Разве те удары барабана не звучали для тебя реально?
– Мне приходилось слышать их ушами, поэтому они звучали реально. Но все же они в чем-то были иными и исходили несомненно от Суртура. И если я не слышал их верно, это моя вина, а не его.
Полкраб проворчал:
– Если Суртур решил говорить с тобой таким образом, похоже, он пытается что-то сказать?
– А что еще я могу думать? Но, Полкраб, как ты считаешь – он зовет меня к жизни после смерти?
Старик неловко заерзал.
– Я рыбак, – сказал он через минуту-другую. – Я живу тем, что убиваю, и так делают все. Вся эта жизнь мне кажется неправильной. Так что, может быть, любая жизнь неправильна, и мир Суртура это вовсе не жизнь, а нечто иное.
– Да, но чем бы он ни был, приведет ли смерть меня к нему?
– Спрашивай у мертвых, – сказал Полкраб, – а не у живых.
Маскалл продолжал:
– В лесу я слышал музыку и видел свет, которые не могли принадлежать этому миру. Они были слишком сильны для моих чувств, и я, должно быть надолго, потерял сознание. И еще было видение, в котором меня убили, а Найтспор один шел к свету.
Полкраб опять проворчал:
– Тебе есть над чем подумать.
Наступила недолгая тишина, которую нарушил Маскалл:
– Мое ощущение неистинности этой жизни так сильно, что, может статься, я покончу с собой.
Рыбак хранил молчание и не двигался. Маскалл лег на живот, подпер голову руками и пристально посмотрел на него.
– Как ты думаешь, Полкраб, может ли кто-нибудь во плоти взглянуть на тот другой мир ближе, чем это сделал я?
– Я невежественный человек, чужестранец, я не знаю, возможно, есть много таких, как ты, кто охотно узнал бы это.
– Где? Я должен с ними встретиться.
– Ты думаешь, что ты сделан из одного теста, а все остальное человечество из другого?
– Я не настолько самонадеян. По-видимому, все люди стремятся к Маспелу, в большинстве случаев не осознавая этого.
– Не в этом направлении, – сказал Полкраб.
Маскалл странно посмотрел на него.
– Почему?
– Это не я придумал, – сказал Полкраб, – я недостаточно умен для этого; но я как раз припомнил, что мне однажды сказал Брудвиол, когда я был молодым, а он стариком. Онказал, что Кристалмен пытается обратить все в единое, и куда бы ни двигались его создания, пытаясь от него ускользнуть, они вновь оказываются лицом к лицу с Кристалменом, и он превращает их в новые кристаллы. Но это движение форм, которое мы называем «ветвлением», проистекает от бессознательного стремления найти Суртура, но в направлении, противоположном истинному. Суть в том, что мир Суртура лежит не по эту сторону ЕДИНОГО, которое было началом всей жизни, а по другую сторону; и чтобы попасть туда, мы должны вновь пройти сквозь ЕДИНОЕ. Но это можно сделать лишь отринув собственную жизнь и вновь объединившись со всем миром Кристалмена. Но когда это сделано, это лишь первая стадия пути; хотя многие хорошие люди воображают, что это весь путь... Насколько я помню, именно так сказал Брудвиол, но возможно, поскольку я тогда был молод и невежествен, я мог пропустить слова, которые лучше бы объяснили смысл сказанного им.
Маскалл, внимательно слушавший все это, сидел, погруженный в раздумья.
– Это достаточно просто, – сказал он. – Но что он имел ввиду под объединением с миром Кристалмена? Если он ложен, должны ли мы тоже стать ложными?
– Этот вопрос я ему не задал, и ты так же не в состоянии на него ответить, как и я.
– Он, должно быть, имел в виду, что все мы, по сути, живем в фальшивом, собственном, личном мире, мире мечтаний, стремлений и искаженного восприятия. Включая в себя большой мир, мы несомненно ничего не теряем в истине и реальности.
Полкраб вынул ноги из воды, встал, зевнул и потянулся.
– Я рассказал тебе все, что знал, – сказал он сердитым голосом. – А теперь дай мне поспать.
Маскалл не сводил с него глаз, но ничего не говорил. Старик неуклюже улегся на землю и собрался отдохнуть.
Пока он устраивался поудобнее, позади них послышались шаги, приближающиеся со стороны леса. Маскалл повернул голову и увидел идущую к ним женщину. Он сразу догадался, что это жена Полкраба. Он сел, однако рыбак не пошевелился. Женщина подошла и стала перед ним, глядя сверху вниз.
Ее одежда походила на одежду мужа, но больше прикрывала конечности. Женщина была молода, высока, стройна и держалась удивительно прямо. Ее кожа слегка загорела, и она выглядела крепкой, но совсем не похожей на крестьянку. Печать утонченности лежала на лице. Она была некрасива, и лицо выражало слишком много энергии для женщины. Три ее большие глаза все время вспыхивали и сияли. Густые красивые желтые волосы были убраны наверх и закреплены, но настолько небрежно, что некоторые пряди спадали на спину.
Когда она заговорила, голос оказался довольно слабым, но полным смысла и оттенков, и почему-то казалось, что он лишь слегка скрывает сильную страстность.
– Да простят меня, что я слушала ваш разговор, – сказала она, обращаясь к Маскаллу. – Я отдыхала за деревом и слышала его весь.
Он медленно встал.
– Ты жена Полкраба?
– Она моя жена, – сказал Полкраб, – и ее зовут Глимейл. Садись, чужестранец, и ты тоже, жена, раз уж ты тут.
Оба подчинились.
– Я слышала все, – повторила Глимейл. – Но я не слышала, куда ты направляешься, Маскалл, после того как покинешь нас.
– Я знаю не больше, чем ты.
– Тогда слушай. Есть лишь одно место, куда тебе следует идти, это остров Свейлона. Я сама переправлю тебя до заката.
