«Что это может быть за музыка, которая отрывает жену и мать от тех, кого она любит больше всего на свете? – размышлял он. – В этом есть что-то дьявольское. Скажет ли она мне то, что я хочу знать? Сможет ли?»
Через некоторое время он почувствовал за спиной какое-то движение и, обернувшись, увидел плот, плывущий по протоке, направляясь к открытому морю. На плоту стоял Полкраб, отталкиваясь грубым шестом. Он проплыл мимо Маскалла без единого слова и, даже не поприветствовав его, направился в море.
Пока Маскалл удивлялся такому странному поведению, появилась Глимейл с мальчиками, шедшая по берегу бухточки. Старший держал ее за руку и что-то говорил; двое других шли позади. Она шла спокойно, улыбаясь, но с несколько отсутствующим видом.
– Что твой муж делает с плотом? – спросил Маскалл.
– Он выводит его в нужное место, а мы пойдем туда вброд, – ответила она своим негромким голосом.
– Но как мы доберемся до острова без весел или парусов?
– Видишь то течение, уходящее в море? Смотри, Полкраб приближается к нему. Оно нас доставит прямо туда.
– А как же ты вернешься?
– Есть способ, но сегодня не нужно об этом беспокоиться.
– Почему бы мне тоже не отправиться с вами? – спросил старший мальчик.
– Потому что плот троих не выдержит. Маскалл тяжелый человек.
– Неважно, – сказал мальчик. – Я знаю, где взять дерево для другого плота. Как только вы уедете, я примусь за работу.
Полкраб к тому времени вывел свое утлое судно в нужную точку в нескольких ярдах от течения, которое в этом месте делало резкий поворот с востока. Он что-то крикнул жене и Маскаллу. Глимейл судорожно поцеловала детей и слегка всплакнула. Старший мальчик до крови кусал губу, в глазах его блестели слезы; но младшие дети смотрели на все это широко открытыми глазами, не выражая никакого беспокойства.
Глимейл вошла в море, Маскалл последовал за ней. Вода сначала доходила до лодыжек, затем до колен, а когда она поднялась до пояса, они уже приблизились к плоту. Полкраб слез в воду и помог жене взобраться на плот. Оказавшись там, она нагнулась и поцеловала его. Они не обменялись ни единым словом. Маскалл влез на переднюю часть плота. Женщина сидела на корме, скрестив ноги, с шестом в руках.
Полкраб подтолкнул их в сторону течения, а она работала шестом, пока они не оказались во власти потока. Плот тут же начал быстро удаляться от земли, плавно покачиваясь.
Мальчики махали с берега. Глимейл отвечала им; Маскалл же повернулся к суше спиной и смотрел вперед. Полкраб брел обратно к берегу.
Больше часа Маскалл сидел, не меняя позы. Не было слышно ничего, кроме плеска необычных волн вокруг них и похожего на звук журчания ручья, плавно ползущего через беспокойное волнующееся море. Воздух был чист и свеж, и жар Бранчспелла, уже низко сидящего на западе, наконец стал терпимым. Буйство красок моря давно прогнало из сердца Маскалла печаль и тревогу. Но все же он чувствовал такую неприязнь к женщине, эгоистично бросившей своих близких, что не мог заставить себя начать беседу.
Но когда над увеличившимися контурами темного острова появилась длинная цель высоких удаленных гор, оранжево-розовых в свете вечернего солнца, он вынужден был нарушить молчание, спросив, что это.
– Это Личсторм, – сказала Глимейл.
Маскалл не стал о нем расспрашивать, но когда он повернулся, чтобы обратиться к ней, он увидел быстро удаляющийся Умфлешский лес и не мог оторвать от него взгляда. Они проплыли около восьми миль, и теперь он мог лучше оценить огромную высоту деревьев. Поверх них, вдали, виднелся Сант; и ему показалось, впрочем он не был уверен, что он может различить и Дискурн.
– Теперь, когда мы одни, – сказала Глимейл, отворачиваясь и глядя в воду у края плота, – скажи, что ты думаешь о Полкрабе.
Маскалл помолчал, прежде чем ответить.
– Он кажется мне горой, окутанной облаками. Видишь самое основание и думаешь, что это все. Но потом высоко под облаками вдруг замечаешь еще часть горы – и даже это еще не вершина.
– Ты хорошо разбираешься в людях и очень проницателен, – тихо заметила Глимейл. – А теперь скажи, кто я.
– Вместо человеческого сердца у тебя неистовая арфа, это все, что я о тебе знаю.
– А что ты говорил моему мужу насчет двух миров?
– Ты слышала.
– Да, я слышала. Я тоже знаю о двух мирах. Мой муж и мальчики для меня реальны, и я их обожаю. Но для меня, как и для тебя, Маскалл, существует другой мир, и он заставляет мой реальный мир казаться насквозь фальшивым и пошлым.
– Наверно, мы ищем одно и то же. Но разве можно удовлетворять свои стремления за счет других людей?
– Нет, нельзя. Это скверно и подло. Но в том, другом мире эти слова лишены смысла.
Наступило молчание.
– Бесполезно обсуждать такие темы, – сказал Маскалл. – Выбор теперь не в наших руках, и мы должны идти, куда нас ведут. Я лучше поговорил бы о том, что нас ждет на острове.
– Я не знаю – разве что мы найдем там Эртрида.
– Кто такой Эртрид, и почему остров зовется островом Свейлона?
– Говорят, что Эртрид пришел из Трила, но больше я ничего о нем не знаю. Что касается Свейлона, то если хочешь, я расскажу тебе легенду о нем.
– Пожалуйста, – сказал Маскалл.
– В давние времена, – начала Глимейл, – когда моря были горячими, и над землей висели плотные облака, и жизнь была богата превращениями, Свейлон пришел на этот остров, куда раньше не ступала нога человека, и начал играть свою музыку – первую музыку на Тормансе. По ночам, когда светила луна, люди обычно собирались на том берегу, что лежит позади нас, и слушали тихие сладкие напевы, доносившиеся из-за моря. Однажды ночью Создатель (которого ты называешь Кристалменом) проходил здесь вместе с Крэгом. Некоторое время они слушали музыку, и Создатель сказал: «Слышал ли ты более прекрасные звуки? Это мой мир и моя музыка». Крэг топнул ногой и засмеялся. «Чтобы я пришел в восторг, ты должен создать что-то получше. Пойдем туда и посмотрим на этого неумеху за работой». Создатель согласился, и они перешли на остров. Свейлон не мог их видеть. Создатель встал за его спиной и вдохнул мысли в его душу, и его музыка стала в десять раз чудеснее, и люди, слушавшие на берегу, обезумели от болезненного удовольствия. «Может ли существовать более величественная мелодия?» – спросил Создатель. Крэг усмехнулся и сказал: «Ты по природе сладострастен. Теперь дай я попробую». И тогда он стал позади Свейлона и быстро швырнул в его сознание уродливые диссонансы. И инструмент его дал такую трещину, что никогда с тех пор не играл верно. И впредь Свейлон мог извлекать лишь искаженную музыку; и все же она влекла людей больше, чем любая другая. Пока Свейлон был жив, многие переправлялись на остров, чтобы послушать удивительные звуки, но ни один не смог их выдержать; все погибли. После смерти Свейлона другой музыкант занял его место, и так факел передавался из рук в руки, и теперь его несет Эртрид.
– Интересная легенда, – заметил Маскалл. – Но кто такой Крэг?
– Говорят, что когда мир родился, с ним родился Крэг – дух, состоящий из частиц Маспела, которые Создатель не знал, как преобразовать. И с тех пор ничто в этом мире не шло так, как надо, потому что Крэг повсюду следует по стопам Создателя и разрушает все, что тот творит. К любви он добавляет смерть; к сексу – стыд; к разуму – безумие; к добродетели – жестокость; к красивой внешности – кровавые внутренности. Таковы поступки Крэга, поэтому те, кто любит этот мир, зовут его дьяволом. Они не понимают, Маскалл, что без него мир потерял бы свою красоту.
– Крэг и красота! – воскликнул он с циничной улыбкой.
– Именно так. Та самая красота, в поисках которой мы сейчас путешествуем. Та красота, ради которой я отвергла мужа, детей и счастье... Неужели ты считал, что красота приятна?
– Конечно.
– Та приятная красота – это безжизненная смесь Создателя. Чтобы увидеть красоту в ее ужасной чистоте, нужно оторвать от нее удовольствие.
– Ты говоришь, что я ищу красоту, Глимейл? У меня и мысли такой не было.
Она не ответила на это замечание. Подождав несколько минут, не заговорит ли она снова, он опять повернулся к ней спиной. Они молчали до самого прибытия на остров.
К тому времени, как они приблизились к его берегам, воздух стал прохладным и сырым. Бранчспелл почти касался моря. Остров оказался длиной около трех-четырех миль. Сначала шла широкая полоса песка, потом низкие темные скалы, а за ними множество невысоких холмов, полностью лишенных растительности. Течение подходило к берегу ярдов на сто, а затем круто поворачивало и шло вдоль суши.
Глимейл спрыгнула в воду и поплыла к берегу, Маскалл последовал ее примеру, а покинутый плот быстро скрылся из вида, уносимый течением. Вскоре их ноги коснулись дна, и они смогли идти оставшуюся часть пути. К тому времени, как они вышли на сушу, солнце село.
Глимейл направилась прямо к холмам; и Маскалл, бросив один взгляд на низкие неясные очертания Умфлешского леса, последовал за ней. Вскоре они взобрались на скалы. Далее подъем был пологим и легким; идти по сухой коричневой почве было нетрудно.
