– Кажется, это называют «зажечь путеводную звезду», – процедила девушка.
Наверное, человеку было сложно отыскать эту звезду среди тысячи искр, вращавшихся и перемигивавшихся перед его глазами. Его зрачки закатились, как будто он пытался следить взглядом за круговоротом звезд, а из обоих ушей хлынула кровь.
Когда Франсуаз разжала руки, тело мужчины безвольно опало и распласталось на асфальте. Его пальцы, вывороченные и омертвевшие, застыли на револьверной рукоятке, и девушке не удалось отбросить подальше его оружие.
Поэтому она ударила его каблуком по запястью, раздробив кости и разорвав мышцы.
– Придется тебе учиться стрелять с левой, – бросила Франсуаз.
Тот не ответил (через пару часов медики констатируют смерть от кровоизлияния в мозг).
Человек, сидевший в нашем автомобиле, потянулся к рукоятке револьвера.
Он сидел на водительском сиденье и только ожидал приказа отогнать машину подальше в лесные заросли. Он оказался не готов к тому, чтобы сразу открыть огонь.
Два выстрела прогремели почти одновременно – справа и слева от него. Это его оглушило.
Его руки лежали на рулевом колесе, поэтому он потратил еще пару секунд, чтобы достать оружие.
Целых три причины, которые заставили его промедлить.
Вот почему я позволил этому парню сесть в автомашину.
Франсуаз плавно упала на асфальт, правой рукой вынимая свой пистолет. Она повернулась на бок, прячась за корпусом нашего автомобиля.
Человек за рулем выхватил револьвер и взвел курок.
Ему предстояло решить – выстрелить мне в спину или Франсуаз в грудь.
Он потратил еще секунду, чтобы разобраться с этим.
Порой люди тратят свою жизнь так бессмысленно.
Он повернулся в ту сторону, где только что стояла моя партнерша, и не увидел никого; на мгновение в глазах человека мелькнуло удивление, но потом он понял, что девушка спряталась за машиной.
А еще он понял, что не успеет выпрыгнуть из салона.
Франсуаз распахнула дверцу автомобиля, и ствол ее оружия нацелился в живот мужчины. Он начал опускать револьвер, целясь Франсуаз в голову, и в это мгновение получил три пули в живот.
Он запрыгал на сиденье, то ли от боли, то ли от радости – у меня не нашлось времени спросить. Его рука с револьвером упала. Франсуаз переместила оружие чуть выше и выбила ему левый глаз вместе с – мозгами.
– Больше не станешь угонять чужие машины, – сказала она.
Я оказался по другую сторону автомобиля, трижды перевернувшись по горячему покрытию шоссе. Я слышал, как мои пуговицы скрипят об асфальт.
Два выстрела громкими голосами армейских карабинов приветствовали мой кувырок. Одна из пуль врезалась в борт нашего автомобиля, отдавшись колокольным звоном. Второй стрелок не успел прицелиться; он только нажал на спусковой крючок.
Его выстрел попал в парня, все еще сидевшего на переднем сиденье. Кусок свинца снес ему верхнюю половину черепа. Как ни странно, но тому было уже все равно.
Над моей головой вновь засияло небо, и я понял, что нахожусь за автомобилем. Я уткнулся лицом в горячие колени Франсуаз, и это ее развеселило.
У нее особое чувство юмора.
Я услышал, как карабинеры во второй раз передергивают затворы. Я не видел, как они это проделали, но это не настолько интересовало меня, чтобы высунуть голову из-за капота.
Франсуаз устроилась на боку; теперь, когда я не собирал пыль с дороги своим костюмом, клиренс автомобиля открывал ей неплохой вид.
Два мертвых тела и ноги карабинеров.
Когда я заказываю номер в гостинице и прошу что-нибудь с хорошим видом, я обычно имею в виду нечто иное. Но, как говаривал один аллигатор, все зависит от обстоятельств.
Франсуаз нажала на спусковой крючок дважды.
За это время карабинеры едва успели загнать в свои стволы по второй пуле.
– Вот почему я люблю автоматическое оружие, – сказала Франсуаз.
Две пули разорвали джинсы одному из карабинеров. Он вряд ли был бы сильно этим расстроен – его брюки выглядели грязными и такими старыми, что наверняка видели первые выступления «Битлз».
Но вместе с брюками девушка разнесла мужчине и кости его ног; если я еще не забыл школьные уроки, их там должно было быть четыре – по две на каждую из конечностей.
Правда, теперь там было гораздо больше мелких кусочков кости.
Парень упал на дорогу, дергаясь, как выброшенная на берег рыба. У него еще был шанс выстрелить из-под низа автомобиля, но он слишком был занят болью, чтобы побеспокоиться о собственной жизни.
– Как мне это нравится, – проворковала Франсуаз.
Теперь она сжимала в руках два своих пистолета. Тело человека, лежавшего на асфальте, тряслось от боли. Он попытался встать, но не смог даже подняться на колени.
Он встретился глазами с Франсуаз, та послала ему воздушный поцелуй.
Вслед за чем всадила в него шесть пуль из обоих стволов.
С каждым выстрелом он вздрагивал и бился головой об асфальт. Последнюю пулю он почти поймал зубами, но так и не смог удержать.
Оставался еще один карабинер.
Мгновение он наблюдал, как девушка превращает его товарища в голубиный паштет и размазывает по асфальту.
Потом выстрелил поверх нашей машины и послал в ствол третий патрон.
– Брось это, приятель! – крикнул ему я.
Я поймал себя на том, что так и не уточнил, приказываю ли я ему бросить карабин или оставить всю затею в целом.
Особого значения это и не имело.
– Подумай еще раз, – продолжал я. – Сдай того, кто тебя нанял. Суд будет справедливым.
Но парень не верил в эльфийскую систему правосудия.
Или же знал ее слишком хорошо – а она слишком хорошо знала его.
Он не захотел воспользоваться шансом, который я вынул для него из кармана. Он упал на асфальт, готовый выстрелить нам по ногам.
– Сдохните! – закричал он. Серые глаза Франсуаз вспыхнули, губы изогнулись в улыбке.
– Привет, мальчонка, – пробормотала она.
Два пистолета запрыгали в ее руках, четко работая затворами.
Девушка всадила парню по пуле в коленные чашечки, и он упал на асфальт гораздо быстрее, чем намеревался. Два следующих выстрела настигли его в падении, выйдя через основание позвоночника.
Когда его тело коснулось асфальта, он уже не думал ни о чем, кроме обезболивающего. Девушка вскрыла ему пулями грудную клетку, справа и слева, и он прополоскал себе рот своей кровью.
Я вышел из-за автомобиля, сжимая в руках свой пистолет и готовый в любое мгновение вновь нырнуть за капот.
Четыре мертвых тела лежали на дороге, и даже крепкий кофе не придал бы им бодрости. Я быстро перебежал шоссе и распахнул дверцу военного фургона. Он был пуст.
Девушка носком черного сапожка переворачивала тела наемных убийц, переходя от одного к другому. Ни один из подонков не подавал признаков жизни.
Очевидно, потому, что ее в них уже не было.
Я подошел к нашему автомобилю, возвращая свой пистолет в кобуру.
– Ну как, любимая? – спросил я. – Надеюсь, теперь ты настроена менее скептически?
– Черт, – пробормотала девушка, расстегивая свою куртку.
Она приподняла белую прозрачную майку. Ее длинные пальцы пробежали по плоскому красивому животу.
– Ты животное, Майкл, – прорычала она. – Этот недоносок выстрелил мне прямо сюда.
– Я сделаю тебе массаж, – пообещал я, вынимая трубку мобильного телефона. – Позовите лейтенанта Маллена.
– Массаж? – Девушка сердито фыркнула и заправила майку. – Кто-то здесь собирался задрать мне юбку.
Многие скажут Мне в тот день: «Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали?... И тогда объявлю им: «Я никогда не знал вас…»
Евангелие от Матфея Гл. 7, ст. 22 и 23
Его звали Мартин Эльмерих, и он был лейтенантом полиции нравов города Темных Эльфов.
Он шел, глубоко засунув руки в карманы. Его бесцветные, сонные глаза не замечали ни людей, окружавших его на оживленной улице, ни возносившихся к небу изрезанных пальмовых листьев.
Он шел так, как могут ходить по улицам только полицейские, люди, для которых улица – не просто шеренги зданий и текущий между ними людской поток, не бездушная лестница эскалатора, единственное предназначение которой – доставлять людей туда, куда они хотят попасть, или мешать им оказаться там вовремя.
Для Эльмериха улица была иным – огромным миром, со своими законами и обитателями; миром, который всегда находится на глазах у людей, но о существовании которого они подозревают так же мало, как и об истинных мыслях своих близких.
Улица была для Эльмериха местом, где он работал, местом, где протекала его жизнь. Он знал ее, как можно знать машину или коня; и он знал, что улица тоже знает его.
Около газетного киоска Эльмерих остановился. Он сунул правую руку в карман и пошарил там, не сразу нащупав звенящие кругляши монет среди ключей, бумажек и прочего мусора, оттягивавшего истертую материю брюк.
Когда Эльмериху удалось высвободить из кармана руку, в которой были зажаты две монеты, он обернулся.