Заходить в пререканиях с генералом так далеко никто не собирался. Поэтому все молчали. Молчал и капрал Делон.
– Какие новости? Покушение на императора? Заговор? Курение в туалете?
– Только незначительный случай в кабинете финансового директора Харченко, сэр, – осторожно
предложил капрал.
– Что, опять спер миллион? Это не страшно и не важно. Этот толстый перец экономит империи миллиарды.
– Там несколько другое, сэр... Есть видео.
– Видео? – Генерал испытующе посмотрел прямо в глаза капралу, и тот невольно поежился. – Ладно, поставь.
Делон повернулся юлой и, пробежав пальцами по кнопкам, запустил интересующий Линкольна файл.
Звук был отличный, цвет тоже, и яркая динамичная картинка произвела на генерала ни с чем не сравнимое впечатление.
Усилием воли он оторвался от экрана и сказал тоном, исключающим личное любопытство:
– Сделай копию. Мне нужно это для работы. Как только дискета была готова, он сразу же ушел – работать.
Генерал Роберто Линкольн вернулся в свой кабинет и тщательно прикрыл дверь. Затем резким движением отодвинул в сторону большую картину. Там, за огромным холстом гидроимпрессиониста Пабло Петухова, Линкольн прятал свой мобильный командный пункт.
Повинуясь нажатию кнопки, в стене распахнулись створки потайного шкафа и навстречу хозяину выехал металлический столик. Почти все его пространство занимала стойка, на каждой полочке которой был привернут ящичек с мигающими лампочками и контрольными экранами. От каждого из приборов тянулось множество проводков, которые уходили в стену и где-то далеко, внутри магистральных галерей, пробегали до спутниковых тарелок и ретрансляторов.
Отсюда, из этого кабинета, генерал Линкольн мог изменить течение любой секретной операции, заглянуть в спальню премьер-министра и в туалет начальника штаба.
Контроль за всеми стал главной идеей генерала Линкольна с тех пор, как он стал шефом имперской службы безопасности. Исключение составляли только простые граждане империи, и оттого они и были, как говорил Линкольн, основной сволочью.
Эта неприязнь и даже враждебность по отношению к гражданам собственного государства были основаны на чувстве бессилия, которое испытывал Линкольн, понимая, что он не в состоянии досмотреть каждого из них.
Подтащив к металлическому столику казенный стул, генерал занял место за командным пультом и открыл электронный файл, где скапливались донесения за последние сутки.
"Беспорядки на сталелитейных заводах на Кубуте", "Драка на вручении премии Хаскера", – читал Линкольн, недовольно пожевывая губами. В отсутствие других событий, а может, от нерадивости, его подчиненные подавали какие-то сводки вечерних новостей. "Тайный сговор секты капингов", "Распродажа женских гигиенических салфеток по сниженным ценам! Спешите!".
Генерал ничего не понял и прочитал еще раз.
Когда до него дошел смысл написанного, он выругался громче и длиннее обычного, а затем немедленно связался с фильтровочным узлом:
– Вы там чем занимаетесь?! Откуда в служебной сети реклама?! – закричал Линкольн.
Ему начали что-то сбивчиво объяснять, но, так и не дослушав, генерал оборвал связь. Он в ярости боднул головой воздух и, чтобы привести нервы в порядок, достал из кармана дискетку с художествами Билла Харченко. Линкольн взвесил дискету на ладони и поставил на просмотр.
И снова на него обрушился водоворот чужих страстей, таких страстей, что впервые за много лет они не оставили Линкольна равнодушным.
Когда запись закончилась, генерал еще несколько минут сидел, уставившись в пустой экран, а затем, поборов желание поставить ролик сначала, вернулся к своим донесениям.
"Предложение информации, порочащей доброе имя вооруженных сил", – прочитал генерал длинное название нового файла и, подумав, открыл его.
Уже после первого абзаца Роберто Линкольн осознал серьезность этого документа.
Информация о пропаже людей на Конфине была закрыта грифом "Совершенно секретно", и на поддержание этой тайны уже были истрачены десятки миллионов. И вот – возникла утечка. Кто-то пытается нажиться за счет интересов государства.
Генерал тут же связался с бюро на Алокайне, откуда пришло это донесение, подписанное неким лейтенантом Кетлером.
– Первый департамент, – представился генерал дежурному офицеру. – Мне – лейтенанта Кетлера.
– Одну секунду, сэр, – с готовность отозвался дежурный, угадав в стальном голосе силу высокой власти. Скоро Кетлер был найден и соединен с генералом.
– Нужно ли мне представляться вам, лейтенант? – спросил генерал, проверяя сообразительность офицера.
– Нет необходимости, сэр.
– Отлично. Что вам известно о поставщике информации?
– Только то, сэр, что он является посредником и руководит одной из селфмейкерских компаний.
– Одним словом – легальный террорист.
– Согласен с вами, сэр.
– Его имя?
– В разработке, сэр.
– Когда узнаете?
– Думаю, в течение ближайших суток.
– Хорошо.
Линкольн помолчал. Этот лейтенант ему нравился. Возможно, потому, что говорил так, что слова только от зубов отскакивали.
– Хорошо, – повторил генерал. – Держите меня в курсе дела, лейтенант. Лично.
– Есть, сэр, – четко произнес Кетлер, и Линкольн не услышал в его голосе никакой лести, восторга или подобострастного дрожания.
"Нужно будет навести о нем справки", – подумал генерал и, не произнеся больше ни звука, отключился.
Намазанный тональным кремом и прикрытый новым париком, Берти Филсберг почти ничем не отличался от себя прежнего. Напротив, легкая искра в окраске искусственных волос придавала ему налет сытости и надлежащего ухода.
Приходивший на очередную взбучку Малыш Шварцвальд так ничего и не заметил. Он выслушал очередные напутственные слова и ушел, понурив голову.
Это теленок был непрошибаем, однако Берти его не уволил – в последнее время ему все чаще хотелось быть хорошим.
Впрочем, это не распространялось на Чингиса и Царика. Этих людей Филсберг считал своими личными врагами, и теперь он был просто уверен, что они "начал и первые".
После Шварцвальда зашла Зизи Стриж. В отсутствие босса она выполняла роль руководителя. Теперь, когда Бертран вернулся, Зизи снова возвратилась к роли недоростка, злоупотребляющего алкоголем и крепким табаком.
Они поговорили несколько минут, и Зизи, отчитавшись, ушла.
Филсберг поправил парик, затушил окурок сигары и взялся за телефон. Подходило время важного звонка.
– Мистера Роджера Поупа, пожалуйста, – попросил он и замер с трубкой в руке. – Да, мне назначено – он ждет моего звонка.
Вскоре Берти услышал знакомый голос:
– Привет, Бо.
– Привет, Джи.
– Я говорил с одним человеком...
– Ну? – нетерпеливо откликнулся Филсберг.
– Он сказал, что это дело провернуть можно, но только по-быстрому. Взяли, расплатились и по норам...
– Ну так понятное дело... – начал было Бертран, однако Джи его прервал:
– Не знаю, понятно тебе или нет, Бо, но этим делом занимается служба имперской безопасности. Если накроют, то любые самые страшные ожидания можешь смело умножать на десять.
Под конец фразы голос Джи стал дребезжать, что говорило о его нервном напряжении. Джи здорово боялся. Впрочем, боялся и сам Филсберг, однако ему очень хотелось денег, да и сталкиваться с имперской службой безопасности ему еще не приходилось.
– Короче, Джи, где, как и когда?
– То есть ты готов рискнуть? – слегка удивленно спросил Поуп.
– Да, я готов рискнуть. Только пригласи, пожалуйста, своих людей, а то мои все полегли. Внезапно...
– Это как? Засыпались?!
– Да нет, случайность, – успокоил партнера Филсберг, невольно вспоминая большой грузовик и руины старого склада.
– Хорошо, я буду звонить тебе.
– Звони.
Еще до того как отряд полковника Вильямса спустился в долину Энно-Вайс, с окрестных вершин исчезли беспокойные фигуры пехотинцев, а небо очистилось от быстрых силуэтов дольтшпиров.
После очередного поворота дорога пошла круто вниз, и вскоре впереди завиднелись башни Люктинга, города, более величественного и значительно более населенного, чем Урюпин.
Серая глина и горный камень, из которых было сложено большинство строений в Урюпине, здесь, в Люктинге, практически отсутствовали. Стены его зданий были белыми, а окна в них – большими.
Город производил впечатление настоящего цивилизованного поселения, и все говорило в пользу местных жителей, если бы не высокие ветвистые конструкции, напоминающие мертвые деревья.
– Гнезда дольтшпиров, – произнес Торрик, указывая на целые стаи этих крылатых аппаратов, кружащих над "деревьями", словно потревоженные летучие вампиры.
– Никогда не видел ничего более омерзительного, – заметил полковник Вильямс и, подняв бинокль, стал внимательно рассматривать этот неспокойный рой.
