Сарклэш представлял из себя огромный горный массив в форме подковы. Два ее конца указывали на запад и отделялись друг от друга милей или больше пустого пространства. Северный конец переходил в хребет, на котором они стояли. Южный конец представлял собой длинный ряд скал в той части горы, где находилась пещера Хонта. Соединял их крутой склон, который они только что пересекли. Вершина Сарклэша скрывалась в тумане.
На юго-западе виднелись вершины многих гор. Кроме этого, над южным краем подковы торчало несколько вершин, которые, по-видимому, имели необычайную высоту.
Маскалл обернулся, чтобы что-то спросить у Салленбод, но подготовленные слова застыли у него на губах, когда он впервые увидел ее в лунном свете. Похожий на рану рот больше не преобладал над остальными чертами, и лицо, бледное, как слоновая кость, с чрезвычайно женственным выражением, вдруг оказалось почти красивым. Губы шли длинным женственным алым изгибом. Волосы имели темно-бордовый цвет. Маскалл чувствовал сильное волнение; она скорее напоминала дух, чем женщину.
– Что тебя смущает? – спросила она, улыбаясь.
– Ничего. Но я хотел бы посмотреть на тебя при свете солнца.
– Возможно, тебе никогда не придется.
– Твоя жизнь, должно быть, очень одинока.
Она внимательно посмотрела на него своими черными медленно мерцающими глазами.
– Почему ты боишься сказать о своих чувствах, Маскалл?
– Многое открывается передо мной, будто встает солнце, но что это означает, я не знаю.
Салленбод рассмеялась.
– Это, конечно, не означает приближение ночи.
Тут Корпан, не отводя глаз смотревший вдоль хребта, резко вмешался:
– Теперь дорога проста, Маскалл. Если хочешь, дальше я пойду один.
– Нет, мы пойдем вместе. Салленбод пойдет с нами.
– Немного, – сказала женщина, – но не до Эдиджа, чтобы не сталкиваться с невидимыми силами. Этот свет не для меня. Я знаю, как отречься от любви, но я никогда ее не предам.
– Кто знает, что мы найдем на Эдидже, или что случится? Корпан так же ничего не знает, как и я.
Корпан взглянул ему прямо в лицо.
– Маскалл, ты прекрасно знаешь, что никогда не осмелишься приблизиться к этому ужасному огню в обществе прекрасной женщины.
Маскалл натужно засмеялся.
– Корпан умалчивает о том, что я гораздо лучше знаком со светом Маспела, чем он, и что если бы не случайная встреча со мной, он до сих пор читал бы свои молитвы в Триле.
– Но все же в том, что он говорит, есть правда, – ответила она, переводя взгляд с одного на другого.
– И значит, мне не позволено будет...
– Пока я с тобой, Маскалл, я буду толкать тебя вперед, а не назад.
– Не нужно сейчас ссориться, – заметил он с принужденной улыбкой. – Без сомнения, все выяснится само собой.
Салленбод ногой ковыряла снег.
– Я узнала еще одну мудрую вещь во сне, Корпан.
– Тогда скажи ее мне.
– Люди, живущие по законам и правилам, это паразиты. Другие тратят свои силы, чтобы извлечь эти законы из ничего на свет божий, а законопослушники живут в праздности – сами они не завоевали ничего.
– Одним дано открывать, а другим хранить и совершенствовать. Ты не можешь осуждать меня за то, что я желаю Маскаллу добра.
– Нет, но ребенок не может командовать грозой.
Они вновь двинулись вперед по середине хребта. Они шли в ряд, Салленбод в центре. Дорога полого уходила вниз и долго была довольно ровной. Видимо, точка замерзания здесь была выше, чем на Земле, потому что несколько дюймов снега, по которому они ступали, казались их голым ступням почти теплыми. Подошвы Маскалла уже покрылись твердой коркой. Зеленый снег ослепительно блестел в лунном свете. Их косые укороченные тени очерчивались очень резко и имели красно-черный цвет. Маскалл, шедший по правую руку от Салленбод, постоянно поглядывал налево на величественные отдаленные пики.
– Ты не из этого мира, – сказала женщина. – Таких людей, как ты, тут не найдешь.
– Нет. Я прибыл сюда с Земли.
– Она больше, чем наш мир?
– Меньше, я думаю. Маленькая и переполненная мужчинами и женщинами. При таком количестве народа была бы неразбериха, если бы не строгие законы, и поэтому законы там железные. А поскольку приключение невозможно без посягательства на эти законы, среди землян больше нет духа приключений. Все безопасно, обыденно и закончено.
– Мужчины там ненавидят женщин, а женщины мужчин?
– Нет, встреча полов сладостна, хотя и постыдна. Но столь остра эта сладость, что сопутствующий ей стыд откровенно игнорируется. Ненависти нет, разве что между эксцентричными личностями.
– Тот стыд, несомненно, является рудиментом нашей личстормовской страсти. А теперь скажи – что привело тебя сюда?
– Возможно, желание встретиться с чем-то новым. Старый опыт мне больше неинтересен.
– Как долго пробыл ты в этом мире?
– Это конец моего четвертого дня.
– Тогда скажи, что ты видел и что сделал за эти четыре дня. Ты не мог бездействовать.
– Со мной произошли ужасные несчастья.
Он принялся кратко излагать все, что случилось с момента его первого пробуждения в алой пустыне. Салленбод слушала с полузакрытыми глазами, время от времени кивая головой. Лишь дважды она перебила его. После описания гибели Тайдомин она сказала тихим голосом: «Никто из нас, женщин, по природному праву не должен отставать от Тайдомин в жертвенности. За один этот поступок я ее почти люблю, хотя она принесла тебе зло». Опять же, говоря о Глимейл, она заметила: «Этой девушкой с возвышенной душой я восхищаюсь больше всего. Она слушалась своего внутреннего голоса и ничего больше. Кто из нас, других, достаточно силен для такого?»
Когда его рассказ закончился, Салленбод сказала:
– Разве тебя не поражает, Маскалл, что эти женщины, которых ты встречал, оказались гораздо благороднее мужчин?
– Я признаю это. Мы, мужчины, часто жертвуем собой, но лишь ради существенной причины. Для вас, женщин, годится почти любая причина. Вы любите жертву ради нее самой, и это потому, что вы по природе благородны.
Слегка повернув голову, она улыбнулась ему так гордо и в то же время так нежно, что он замолк, потрясенный.
Некоторое время они шагали молча, затем он сказал:
– Теперь ты понимаешь, что я за человек. Много жестокости, еще больше слабости, очень мало жалости к кому-либо. О, это было кровавое путешествие!
Она положила руку ему на плечо.
– Я и не ожидала чего-то менее трудного.
– Мои преступления нельзя оправдать.
– Ты кажешься мне одиноким великаном, ищущим, сам не зная что... Самым благородным в этом мире... У тебя, во всяком случае, нет причин смотреть на женщин снизу вверх.
– Спасибо, Салленбод! – ответил он с взволнованной улыбкой.
– Берегитесь, люди, когда идет Маскалл. Ты всех отшвыриваешь с дороги. Ты идешь, не глядя по сторонам.
– Смотри, чтобы тебя тоже не отшвырнули, – серьезно сказал Корпан.
– Маскалл будет делать со мной, что захочет, старая башка! И что бы он ни сделал, я буду ему благодарна... У тебя вместо сердца пыльный мешок. Кто-то рассказал тебе про любовь. Тебе про это рассказали. Ты слышал, что это маленькая, робкая, эгоистичная радость. Она не такая – она дикая, презрительная, разнообразная и кровавая... Откуда тебе знать?..
– У эгоизма слишком много обличий.
– Если женщина хочет отказаться от всего, что в этом может быть эгоистичного?
– Только не обманывай себя. Действуй решительно, иначе судьба слишком быстро настигнет вас обоих.
Салленбод изучала его сквозь ресницы.
– Ты имеешь в виду смерть – его смерть и мою?
– Ты слишком далеко зашел, Корпан, – сказал Маскалл, слегка мрачнея. – Я не принимаю тебя в качестве вершителя наших судеб.
– Если правдивый совет тебе не нравится, я пойду вперед.
Медленными легкими пальцами женщина удержала его.
– Я хочу, чтобы ты остался с нами.
– Почему?
– Я думаю, ты наверное знаешь, о чем говоришь. Я не хочу причинить вреда Маскаллу. Вскоре я оставлю вас.
– Это будет самое лучшее, – сказал Корпан. Маскалл выглядел разъяренным.
– Я буду решать! Салленбод, пойдешь ли ты дальше или вернешься, я остаюсь с тобой. Решено.
Выражение радости появилось на ее лице, несмотря на попытки его скрыть.
– Почему ты смотришь на меня хмуро, Маскалл?
Он не ответил, продолжая шагать дальше, насупившись. Примерно через дюжину шагов он резко остановился.
– Постой, Салленбод!
Его спутники замерли. Корпан был озадачен, но женщина улыбалась. Не говоря ни слова, Маскалл наклонился к ней и поцеловал в губы. Затем он отпустил ее и обернулся к Корпану:
– Как ты, со своей великой мудростью, объяснишь этот поцелуй?
– Чтобы объяснить поцелуй, Маскалл, великой мудрости не требуется.
– Отныне не смей становиться между нами. Салленбод принадлежит мне.
– Тогда я умолкаю; но ты обреченный человек.
С этого момента он и словом не перемолвился ни с кем из остальных.
