следом? Мы одно. В жизни ли, в смерти ли? Иди! Я жду, брат, так долго жду!
***
Яромир подскочил. Вдох-выдох. Грудь вздымалась тяжело. Сон? Роковое предзнаменование? На коже до сих пор ощущались призрачные пальцы, тянущиеся к шее, желавшие переломать её пополам.
В рассветном солнце стояла Ведана. Обрамленное черными завитками лицо оставалось бледным и тонким, прозрачным как вода.
– Когда же отпустит тебя эта хворь? Когда же ты забудешь его?
Он смотрел и смотрел, но не смог найти слов утешения. Не осталось сил даже на крохотную ложь.
– Прости меня, прости, – спрятал лицо в ладонях. – Может, в следующей жизни я буду любить вас равно.
Яромир только и слышал, как скрипнула дверь, как прогнулись половицы. Не осталось сожалений. Лишь пустота внутри. Он накинул кафтан, подпоясался и вышел во двор. Студеное утро рассвело зарёй. Давеча стукнули первые морозы. Значило, из леса выйдут фазаны и тетерева, лисицы и зайцы, а то прекрасная пора для охоты. Так и сейчас под воротами нашлось несколько бравых молодцев, что собирали в дальнюю дорогу поклажу. За спиной каждого висели колчан и лук. Яромир поспешил к ним.
– Боги в помощь! Давеча путь держите?
Молодцы встрепенулись, побросав свои занятья. Отроду им было не больше семнадцати, каждый высок и ладен.
– Так ведь Осенины прошли, Княже! – воскликнул самый смелый из них, сверкая ребяческой улыбкой. – Дичина сама в руки просится! Юнцы из Склоки уж и зайца словили, а мы чем хуже? Поскачем в Чернолесье!
– А баба бы моя и пирогов напекла, и шубы сшила! Всё лучше, чем нудеть будет.
– Да тебе лишь б от неё далече забраться, – его сразу подняли на смех.
– Тоже верно.
Яромир оглядел их, пышущих задором и молодостью, и ощутил себя стариком: вскрылись разом все застарелые раны, память покрылась паутиной. Может, таков был знак, ответ на мучащий вопрос?
– Не откажете ещё одному охотнику?
Веселье мигом угасло. Молодцы переглянулись меж собой. О, эти взгляды он знал. Выучил наизусть с тех пор, как стал изувечен.
– Княже, не прими за грубость, но путь долгий и нелёгкий…
– А я и не спрашивал, – и, повернувшись к прислужнику, наказал. – Снаряди-ка коня в долгий путь. Княжне доложи заботиться о доме. Пока меня нет, все слушайтесь её беспрекословно.
Когда дед Митий вывел вороного коня из загона, Яромиру всё стало ясно. Вот оно. Наконец. Повеселев сразу, он с чужой помощью взобрался на крепкую спину и прочесал пальцами густую гриву. Каков красавец. И не скинет ли его, и не затопчет ли? Когда в последний раз седлал он коня?
Но дорога к Чернолесью прошла тихо и спокойно, не в пример рассказам юнцов, усиленно стращающих повернуть назад. Яромир отставал – хотелось думать намерено – и глядел вокруг. С того самого дня он не покидал Белой Вершины. С того самого дня как…
А жизнь-то шла своим чередом: за холодом зимы неизменно наступало лето. Но что-то оставалось неизменным – эта дорога. Чем ближе становилось Чернолесье, тем дальше уносили мысли. Когда-то давно двое таких же горячных юнцов скакали здесь, переругивались и смелись. О чём спорили тогда? О тисках на зайцев? Об отцовом вороне? Или оставшемся позади доме?
Он забыл.
Что волновало их тогда? Отцовы прислужники, сторожащие лучше псов? Или румяные девицы, обещавшие сплести обереги от всех напастей? Дворовые юнцы, не считавшиеся с Княжичами Вершины и лезущие в драку?
Они всегда были вместе.
Неразлучны.
Так почему же он ушёл, оставил одного? Где он сейчас?
– Княже, ложись!
Но Яромир ничего не слышал, почти даже ничего не чувствовал. Тоска оплела его глаза, его уши – он давно нежилец. Слетев с коня и распластавшись на промозглой земле, Яромир едва дёрнулся. Когда острые когти разодрали грудь, когда хлынула горячая кровь, когда в шею впились, разрывая, клыки всё, что видел он – ясное небо без облачков. Какой же была та примета?..
***
Элина подскочила, хватаясь за шею. В темноте казалось, что руки окрасились кровью.
Дыши, это просто сон. Чужой сон, не твой сон. Ты в безопасности.
В комнате было душно. А может всё дело в груде тел, слипшихся вместе под пуховым одеялом. Элина аккуратно выползла и не нашла ничего лучше, чем уйти на балкон. Дверь противно скрипнула, но никто не шелохнулся, продолжая сопеть тихо и размеренно. Она распахнула окошко и высунулась наружу, ловя пальцами свежий морозный воздух.
«Так значит, вся ваша вражда и ненависть выдумка?» – наобум выпалила, ожидая ответа. – «После всех этих легенд, после обрядов и даже той битвы на озере. Ты не ненавидишь его. Правда в том, что ты не смог жить без него»
«Это ничего не значит» – в отстранённом злом голосе с трудом узнавался её добрый верный друг. Яромир не хотел быть здесь. Что-то и в нём поменялось. – «Во всём вина Шерт. И даже с той связью, я смог исполнить свой долг, смог убить его. Не тебе судить меня»
Прежде чем успела возразить, задать ещё один неудобный вопрос, виски прошибло болью. Зажмурившись, Элина схватилась за подоконник.
«Ты ведь не хочешь, чтобы всё закончилось вот так?» – тело само по себе двинулось вперёд. – «Не хочешь подвести остальных. Подвести меня»
«Нет»
«Тогда не лезь куда не просят. У нас уже есть план. Мы знаем, что случится. Так прекращай искать лёгкие пути и заниматься ерундой»
Ставя окончательную точку в разговоре, Яромир отпустил её и исчез – зарылся в далёкие-далёкие дебри разума. Элина осела на пол. Тело обуяла дрожь. Почему? Что сделала не так? Кто знал, что он может так – владеть ею и распоряжаться? Чего ещё не знала? В один момент не очнётся ли на коленях перед молебнем, принеся в жертву весь мир и себя?
Хотелось верить – просто случай. Хотелось верить – встал не с той ноги. Но в сердце проросли первые зёрна сомнений. Предчувствие. Здесь скрывалось нечто большее.
– Говорил же, не сидеть на холоде. Заболеешь.
Плеч коснулось нечто тёплое и тяжёлое. Шерстяной плед. Вскинув голову, она встретилась с внимательными чёрными глазами. Демьян.
– Спасибо, – встала и укуталась теплее, но затем приглашающе протянула кусочек. – Я думала, все спят.
Не долго раздумывая, он накинул плед и себе на плечи. Они стояли бок о бок, и Элина чувствовала исходящий от него жар – неужели и правда настолько замёрзла? Или до того отвыкла от прикосновений?
– Так и есть.
– Но ты не спишь.
– А я просто чувствую, когда тебе очень хочешь слечь с простудой, и всячески стараюсь этому воспрепятствовать.
Элина улыбнулась этой притворной строгости «заботливой мамочки».
– На самом деле я закаленная, – отчасти, это уже стало правдой. – Никакой холод не берёт.
– Ну-ну, – он скрестил руки, – может тогда пойдём в проруби покупаемся?
– Мне кажется одного раза было предостаточно, – протянула несмело.
– Вот уж точно!
Пустые разговоры заполняли тишину и какую-то новую неловкость между ними.
– Кошмар приснился?
– Вроде того, –
