ее мужа. Наверное, это было дико, ставить свечки за колдунов, но и Ольга и Павел чувствовали, что это правильно, и хуже от этого никому не будет. Вечером они уехали из Кунгура, пообещав себе вернуться, чтобы привезти подарки спасшим их людям, а заодно и осмотреть знаменитые пещеры.
После вояжа в Кунгур Ольга чувствовала себя раздавленной и побитой. Павел пытался поправить свои дела, а жена на этот раз никак не принимала участия в процессе восстановления утраченного. «Сколько можно?» – думала она про себя. «Да, мы прожили много лет, но все ведь повторяется с тупым упорством. Пусть на этот раз он не виноват в своем чернушном состоянии, но ведь сколько раз такое случалось и по его собственной воле. Он не хочет ничего в себе менять, не хочет радоваться жизни. А у меня уже нет сил, придумывать для него очередные развлечения, спасать от очередных кредиторов и от самого себя», – так думала Ольга, закрывая кабинет в конце рабочего дня. Идти домой не хотелось. Она пыталась вспомнить, когда просто по-человечески радовалась, и не могла. Конечно, весь прошедший год был полон радости, от того что удалось избежать зависания в чужих мирах, спасти или спастись от демонов, но это была не здоровая радость. Конечно, она всегда радовалась мелочам, вот фиалки на подоконнике зацвели, вот Беня очередное коленце отмочила, вот кот пришел прижаться к ее груди, но все это было обыденно до зубовного скрежета. Конечно, она жила лучше многих соотечественниц, во всяком случае, интереснее, но… В такие минуты она всегда одергивала себя, и говорила: «Что ты ноешь? Ты что Ленинградскую блокаду пережила или детей в Беслане потеряла? Стыдно!» Но хотелось праздника, причем такого, чтобы не она его устраивала, а ей что-то подарили. Идя к машине, она увидела призывную вывеску вновь открывшегося бара, и неожиданно для себя зашла в темноватое помещение. Бар был крохотный, буквально на несколько человек, в неярком освещении она разглядела конверты от виниловых дисков, в стеклянной витрине лежал саксофон, из динамиков лились гортанные негритянские синкопы. Кроме молодого бармена с отсутствующим выражением лица, никого не было. Ольга взгромоздилась на неудобную табуретку перед стойкой и заказала сто пятьдесят коньяка. На удивление, напиток был не паленым, слегка отдавал черносливом, и легко «пошел» под горькую шоколадку. Через мгновение по жилам побежало тепло. «Лучшие друзья девушек это – бриллианты, а лучший друг тетенек в возрасте это – коньячок», – улыбнулась про себя Ольга. Она знала, что больше, чем заказала, не выпьет, желудок не позволит ей окончательно расслабиться. Но она делала маленькие глотки, и наслаждалась джазом, необычной для нее атмосферой и относительной свободой. Она не стала звонить Паше и ощущала себя школьницей, удравшей с уроков. «Пусть поволнуется, – думала она, – не все же мне икру метать». Легкий звон колокольчика над дверью, возвестил о приходе нового посетителя. В бар зашел мужчина, удивительно похожий на общеизвестный портрет Хемингуэя. Он устроился рядом с Ольгой, заказал себе виски. Отпив янтарно-золотистый напиток, он галантно осведомился:
– Могу я угостить даму?
Ольга улыбнулась и ответила:
– Даме уже достаточно.
– Да полно, Вы же хотите расслабиться, и я вижу Вам это необходимо, – искушал мужчина
– Почему Вы так думаете?
– Ну, Вы бы не сидели здесь одна, и вид у вас такой… Печальный.
– Ерунда, все у меня хорошо. Просто заканчивается лето. Просто весь мир сошел с ума.
– Вот именно. И ему надо соответствовать, и тоже немножко сойти с ума. Самую малость.
– Может Вы и правы. Только я с ума не сойду. С ума сойдет мой желудок, а это знаете ли малоприятно.
– Понял, – сказал мужчина, и сделал какой-то знак равнодушному бармену.
В ту же минуту на барной стойке появилась маленькая коробочка из палисандрового дерева. Мужчина ловко открыл ее и протянул Ольге. Внутри лежала небольшая таблетка.
– Что это? ЛСД какое-нибудь?
– ЛСД – это прошлый век, гораздо веселее и безопаснее.
– Спасибо. Нет! – твердо сказала женщина.
– Ну а как же насчет того, что в жизни надо все попробовать?
Ольга вспомнила, как когда-то говорила приятелям, что на свое шестидесятилетие, она хотела бы получить в подарок таблетку ЛСД. «В жизни надо все попробовать», – обосновывала она свое необычное желание. Тогда она считала, что в шестьдесят можно уже спокойно закончить жизнь. Но вот до шестидесяти уже и не так далеко, но хотя и не очень близко. И когда еще представится такой случай.
– Сколько это стоит? – спросила она.
– Ну что Вы, ей богу. Я угощаю.
– Нет. Я должна заплатить, – настаивала Ольга
По лицу мужчины пробежала тень недовольства, но он улыбнулся и сказал:
– Ладно, десять долларов.
Ольга пересчитала по курсу и выложила деньги.
Она взяла таблетку и осторожно лизнула, не почувствовав никакого вкуса.
– Рассасывайте ее, невкусно не будет.
– Да Вы, как я вижу, знаток, – проворчала Ольга.
Таблетка быстро таяла во рту, ничего необычного не происходило. Мужчина заказал кофе, и поставил перед Ольгой маленькую чашечку. Она отхлебнула и зажмурилась от удовольствия. Напиток был терпким и одновременно сладким и благоухал просто божественно. Ольге вдруг показалось, что она в Париже. Но не в современном городе туристов и эмигрантов с востока. А в Париже Хемингуэя и Скотта Фицджеральда. «Вот он, праздник, который всегда с тобой», – думала она. Сердце ее оттаивало, взгляд становился мягче. Где-то на задворках сознания осталась мысль, что этого не может быть никогда, что время сильных мужчин и слабых женщин давно прошло, что если, кто и может позволить себе слабость, то это – не она. С плеч как будто свалилось лет двадцать, и она чувствовала себя молодой девчонкой, готовой плясать рок-н-рол, хоть всю ночь. Угадав ее желание, мужчина предложил ей потанцевать. Но видимо наркотик подействовал еще не до конца. Ольга помнила, сколько ей лет, и помнила, что уже давно приняла решение покончить с танцами, ибо тетеньки ее возраста на танцполе выглядели, с ее точки зрения, глуповато и забавно. Поэтому она отказалась. Но мужчина встал, мягко взял ее за руку и вывел на середину крохотного зала. Они стояли, покачиваясь в такт музыке. Ольге уже давно не было так легко и радостно. Он нежно провел по ее шее, потрогал цепочку, на которой висел кулон с ангелом. Затем рука его скользнула в вырез на груди, он зажал кулон двумя пальцами. Ольга дернулась, мужчина не отпускал украшение. Цепочка оказалась прочной, и порезала шею, из раны потекла кровь. И с каждой ее каплей, Ольга все больше
