Я не знал, что мне делать, поэтому просто стоял и глазел по сторонам. Дивное все же состояние дарит этот необычный лес. Казалось бы, что такого в одиноком дереве? А вот нет! Роса, выпавшая жемчугом на листву, преломляла лунные лучи, превращая их в тысячи зайчиков, которые прыгали по траве, снова и снова отражаясь от капелек влаги, только уже на траве. В черном небе то и дело мелькали более темные тени, в траве шуршали то ли мыши, то ли ежики, то ли змеи. Ветер лишь иногда вмешивался в эту идиллию, добавляя шелест листьев по вкусу.
Вдруг что-то начало меняться, сначала почти неуловимо, а потом все сильнее и сильнее. Это свет луны, отражаясь от росы, начал фокусироваться в одну точку, словно собирался прожечь пространство. Но нет. Лучи образовали серебряное зеркало в пяти шагах от нас, поверхность которого пульсировала, словно была живой. Я подошел ближе, начал с интересом разглядывать свое отражение в нем. Странное оно какое-то. Поверхность продолжала пульсировать, плыть, а я видел себя четко, словно ничего и не происходило вовсе. Мне вдруг захотелось протянуть руку, коснуться зеркала, ощутить его теплоту или прохладу, твердость или податливость.
Подошла мавка, стала чуть за спиной. Я оглянулся на мгновение, потому что не видел ее в отражении, а потом продолжил начатое.
Впервые мне выпала возможность потрогать свет. Он был одновременно и жидкий, растекался по подушечкам пальцев, и твердый, когда ладонь легла на плоскость зеркала, теплым и прохладным. А еще он оказался живым. Я явственно ощущал пульсацию непонятной материи, которая тянулась ко мне и отступала, едва я сильнее нажимал на нее.
Вдруг мое отражение начало неуловимо меняться. Я старел на собственных глазах, превращаясь в…
– Митник, – выдохнул я, отнимая резко руку, словно ладонь внезапно обожгло.
– Чего хотел? – проскрипел дед, с хлопком отделяясь от поверхности и ступая на мокрую траву. – Мокву-то какую развели тут. Никак рассвет близко.
– Прошу, Митник, об услуге, – Устина поклонилась в пояс, коснулась рукой травы. – Проведи богатыря в темницу Приказа, да путями тайными, дабы не узрел кто его. Да помоги, коль нужда в том будет.
– Ежели человек с душой, так и подсобить не грех, – кивнул старик. – А добро он помнит?
Глубоко посаженные глаза снова засверлили меня. Намек понял. Я ловко достал из рюкзака подаренный кошель, взвесил его на руке, подал деду:
– Хватит?
– А не жаль-то все отдавать? – Митник хитро прищурился, но кошель спрятал ловко. – Тут добра и на терем хватит, и на хозяйство, да еще на свадебку останется.
– Не мне дадено, не мне и забирать.
– Добро. Идем, что ли, богатырь?
Дед шагнул в зеркало, стал отражением. Я повернулся к мавке, снял шлем, поклонился:
– Спасибо за помощь. Береги дочку.
– И тебе спасибо, богатырь Пограничный, – Устина обвила руками мою шею. Ее губы опасно приблизились, глаза были близко-близко, как две звезды. – Век не забуду, дочка тоже будет помнить. Коль нужда на плечи навалится – не стесняйся, приходи. А нет – в гости заглядывай. Всегда рады будем.
Она еще сильнее приблизила свое лицо, я ощутил ее дыхание, напоенное ягодами лесными и пыльцой цветочной. Глаза из звезд превратились в громадную вселенную, в которой я начал тонуть, проваливаться. Вдруг в этой бездне возникло два зеленых солнца, таких знакомых, печальных, тоскливых. Они звали за собой, предостерегали, молили не делать последнего шага.
Я с трудом отвернулся. Губы мавки, теперь теплые, влажные, уже касались моих уст. Нет, не могу.
– Прости, – прошептал я, а на душе вдруг стало как-то неуютно, словно обманул девушку, как суженный ее непутевый.
– Проверяла я тебя, богатырь, – засмеялась мавка, но руки разжала, отпустила. Да и смех был каким-то напряженным, деланным, неестественным. – Иди. И не оглядывайся.
Я сделал шаг, второй. Моя нога уже проникла сквозь лунное серебро.
Не выдержал, оглянулся. Устина стояла спиной ко мне, а плечи ее мелко содрогались.
– Прости, – я сделал решительный шаг, словно в реку нырял. Серебро окутало меня туманом и тут же рассеялось.
Здесь не было лунного света. Все тонуло в каком-то призрачном сумраке, лес выглядел ни живым, ни мертвым. Листва смотрелась увядшей, стволы сами по себе качались, будто резиновые. И стояла полная тишина. Я оглянулся на зеркало, но вместо него увидел все тот же лес.
– Идем, летун, – именно так сказал дед: летун. Казалось, он знал меня лучше, чем я сам.
– Откуда вы знаете? – вопрос был лишним, неуместным.
– Да все я, милок, знаю. И про живых, а еще больше про мертвых. Идем, рассвет уж скоро, путь неблизкий, да и товарищи твои томятся. Грех заставлять их ждать.
Так и шли мы в тишине, пока призрачный лес не отступил. Митник молчал, а я не стремился разговоры говорить. Не то настроение, знаете ли.
Едва последнее дерево осталось за спиной, показался частокол Приказа. Странно, но до него оказалось не больше ста метров.
– Что за… – я умолк, не зная, стоит ли поминать нечистого при попутчике.
– Тут как тебе сказать, – Митник посмотрел на меня внимательно, словно должен был поведать некую тайну. – Расстояние – оно ведь везде разное. В Мирах живых оно одно, а здесь – иное. Часом больше, часом меньше. Ступай за мной.
Мы шли через поле, сбивая ногами серую пыль вместо росы. Дед подошел ко рву, остановился. На частоколе были заметны огни факелов, только они были смазанными, приглушенными, будто смотришь на них сквозь кусок толстой слюды или целлофана. Иногда глаз ловил перемещение теней. Понятно, охрана не спит. Странно как-то: стоим мы на открытом месте, а нас в упор не видят. Меня аж передернуло. Как вспомню первую диверсию…
– Не трепыхайся, – успокоил Митник. – Не дано им видеть потусторонних странников.
– Чего ждем тогда? – мне хотелось поскорее проскочить за периметр. Слова деда почему-то совсем не успокоили.
– А вот аспидов русалка приспит – и пойдем.
– Зачем их усыплять? Разве они смогут нам навредить?
– Это людям, мил человек, видеть нас не дано, а зверь – он все видит. Так что не спеши, а то успеешь.
В серой темени на поверхности воды появились знакомые гребни. Вот они, стражи водные. Крокодилы, видно, учуяли наше присутствие, потому что довольно уверенно навострили ласты в нашу сторону. Вдруг на полдороге их движение замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Один из крокодилов даже перевернулся брюхом кверху, обнажая светлый пуз. Раздался звонкий смех. Из воды показалась русалка, с которой не так давно (или сто лет назад?) разговаривала Устина. Она оседлала спящее животное, поманила нас рукой.
– Идем, – дед решительно ступил по поверхности воды.
Я осторожно последовал за ним. Знаете, идти по воде – довольно необычное ощущение. Она прогибалась под каждым шагом, пружинила, оставаясь при этом подвижной. Такое впечатление, что идешь по поверхности желе. Нога иногда цеплялась за мелкую волну, но я старался смотреть под ноги, чтобы не упасть. Мало ли как все обернется? Митник только один раз оглянулся и одобряюще кивнул.
Нет, все-таки твердь земная есть твердь. Идти по ней привычней и приятней, что ли. Едва моя нога коснулась берега, я вздохнул с облегчением. Митник ни на секунду не останавливался, пер прямо на частокол, словно хотел прошибить собой. Что ж, его дело, только я пойду след в след.
До частокола осталось всего несколько шагов, но Митник скорости не сбрасывал. Ослеп, что ли? Едва я так подумал, как дед прошел сквозь толстые бревна, как через туман. Пришлось догонять. Поторопись, Леня, никто не знает, как долго волшебство продлится. Я подлетел к частоколу и на одном дыхании преодолел препятствие. Даже испугаться не успел. Оглянулся, увидел позади преграду, только после этого почувствовал дрожь в коленках. Думаете, это так просто – сквозь стены шастать? Мне вот не до смеху. Не каждый же день через стены сигать приходиться!
А Митник шел дальше, как ни в чем. Патрули он обходил, но не прятался. Неужели оборотни не чувствуют нас? Или дед применил какой-то незнакомый мне прием маскировки? Господи, как же все сложно у этих волшебников!
Вот и темница. Тролли медленно и неуклюже бродили вокруг здания, помахивая время от времени своими толстенными дубинками длиной в метра два. Такой оглоблей раз огребешь – второго не потребуется. И воняли они не меньше, чем в первый раз.
Митник остановился и меня придержал.
– Что? – не понял я.
– Присмотрись, богатырь, – посоветовал дед. – Аль не видишь ничего?
Только теперь стала заметна тонкая, едва видимая стена, накрывшая темницу полусферой. Тролли находились внутри, иногда подходили к ней вплотную, но не пересекали. Интересно!
– Узрел? – Митник говорил теперь тихо, едва слышно.
Я просто кивнул. Маги, конечно, не дураки, поэтому было бы большой глупостью ожидать, что они чего-то не учли.
– Теперича не торопись, – посоветовал дед, останавливая меня своей неожиданно крепкой костлявой рукой. Силища в ней – будь здоров! – Слушай меня. Пяток минут не пройдет, как начнется смена. На это время защита снимается. Обернись мышью аль гадом малым, проскользни внутрь. Вот тебе гриб-дождевик, – Митник передал неказистый на вид грибок. – Едва проникнешь в подземелье, где другов твоих держат, раздави его, токмо сам не дыши спорами, ибо заснешь. Дождешься, пока караульные попадают, тогда и вытаскивай молодцев. Змея отдельно держат, в погребе. Там цепь особая, токмо ты должон справиться.
