алела, как и щеки принцессы.
Любовь снова воцарилась в ее сердце.
Принцессу нашел охотник. Правда, он не узнал в ней ту, о которой слышал столько нелесных слов. И в царствах-королевствах случаются сплетни.
Принцесса оставила свои царские замашки и полюбила охотника, а он увидел в ней не холодную звезду, о которой распускали сплетни жители королевства, а прекрасный цветок.
Это был конец зимы. Где-то «у пяти углов» сновали прохожие. Движение было шумным и сбивчивым. В общем, не такая уж и суета для двадцать первого века.
Люди спешили по тротуару, периодически сбиваясь на проезжую часть.
Тротуары не соответствовали статусу большого города. Неровные ледяные глыбы, смешанные с грязноватым снегом отменяли всякую надежду пешехода на дальнейшее движение.
Люди теснились и снова и снова сбивались кучками на проезжую часть, и на сей раз, затрудняли движение автомобилей.
Самые смелые лезли на тротуар и лавируя, прощупывая ногой ближайший ледяной валун, шаг за шагом пробирались вперед. Те, что потрусливее пытались пройти по краю, а те, что еще отважнее шли вдоль стоявших на обочине проезжей части машин.
Хотя, настоящими смельчаками бели те, кто, подняв голову повыше, продолжал скользить меж ледяных валунов тротуара.
А может это была и не смелость вовсе, а простая человеческая беспечность или банальная глупость.
Находились среди них те, кто, узрев устрашающую красоту зимнего орнамента, нависавшего над головой, все же, осознав опасность, с тротуара сходили, но были и те, кто продолжал движение положившись, наверное, на пресловутый русский авось.
Красота была ужасающая! Над тротуаром с балкончиков и выступов здания свисали сосульки.
Они были похожи на длинные свечи с острыми узкими концами.
Ровными гроздьями, рядами в несколько штук они словно зубы древнего ящера нависали над «народной тропой».
Удивительная рука зимы создала эти устрашающие шедевры с невообразимой точностью, распределив их в ряд последовательно от большей к меньшей, так будто бы архитектор с замашками перфекциониста с точностью до миллиметра вымерил каждую сосульку.
– Куда смотрят власти! И это в центре города! – возмущались редкие пешеходы.
А большинство из них молча скользило по своим срочным делам.
Вдруг казалось, что время повернуло вспять и вот-вот чертыхающийся пешеход крикнет «Извозчик!» и в ответ на окрик остановится крытая бричка с ямщиком на облучке.
И вот уже слышится, как дворники ковыряют лед и метут улицу, держа в покрытых ледышками рукавицах, длинные метлы.
И ты уже где-то в прошлом «у пяти углов».
Снова поднимешь голову,и стрелки времени снова перенесут тебя куда-то в неизведанное.
В этот миг ряд сосулек превращается вдруг в органные трубы, и слышится древняя музыка.
Но если редкий луч света коснется зубов ледяного чудовища, то они, сливаясь, трансформируются в ледяной нож гильотины или металлические шипы космического корабля или гостя из будущего на нем прилетевшего.
Смотришь вверх и если не дай бог задумаешься, и выпадешь из городской суеты, то уже слышишь странный металлический скрип и как будто сверху наблюдаешь, как твое тело пронзает ледяное копье.
Или слышишь вдруг крик где-то неподалеку, оповещающий о том, что ледяная холодная красота унесла чью-то жизнь. Перед глазами встают картины из Булгакова, и ты понимаешь, что хоть Аннушка не проливала масла, но голова какого-то несчастного покатилась по трамвайным путям, отрезанная ледяной рукой природы.
И кто тому виной?
– Природа, дворник, не очистивший тротуар, или те, кто сбивают сосульки? А может какой-то прораб, или администрация города?
По мере движения вперед ты встречаешь парней с альпинистским снаряжением и мысленно, вытерев испарину ужаса со лба, успокаиваешься, в надежде, что кто-то позаботиться о безопасности жителей Петербурга.
Рассеется «булгаковский ужас», альпинисты уберут сосульки, ты сядешь в метро и забудешь о странном наваждении.
О том, как оказался между прошлым и будущим, провалившись в колодец времени «у пяти углов».
Так сплетаясь в единую ткань опыт, память и фантазия порождают иную реальность, спасая сознание от той реальной угрозы, которая нависает над жителями Петербурга с крыш в самом центре города.
Страшно?
Поседевшие волосы были когда-то цвета воронова крыла. И вот сейчас седеющая голова художника склонилась над мольбертом, а легкая как ветер рука, тщательно прорисовывала элементы пейзажа.
Рисунок был почти готов, но не хватало деталей, которые плоское изображение делают живым объемным звучащим.
Да, картина должна звучать, а иначе, это так, мазня. Чтобы рисунок ожил и зазвучал, нужны оттенки и контрасты – игра света-тени.
И вот теперь, штрих за штрихом, мазок за мазком тень ложилась на детали, придавая им свечение и оттенки.
Пейзаж был летний – ветви, листья, буйство ярких красок и россыпи трав: клевер, ромашка, колокольчик, лютик. Чего там только не было! Картина еще не звучала, но казалось, она издавала запах – пахло цветами. Запахи смешивались, как и краски на холсте, заполняя пространство.
И вот на листья и цветы мелкими штрихами стала ложиться тень. Сделав небольшую часть работы, художник отошел от картины на пару шагов. Вытирая руки тканью, смоченной в растворителе, художник сделал шаг назад, изучая внимательным взглядом правый угол картины. Эта часть рисунка обрела объем и словно выдвинулась, подалась вперед. Она начинала звучать.
Художник удовлетворенно вздохнул и снова взялся за кисть. Постепенно справа налево (так работала рука) картина обретала объем, и к запахам примешивались звуки. Картина начинала звучать – сначала появились шорохи листьев, затем запахи цветов смешались с жужжанием шмелей, где-то в траве застрекотали кузнечики. Все оживало и вот, наконец, картина стала живой и осязаемой. Казалось, коснешься листа, и он задрожит, затрепещет под рукой, дотронешься до травинки, и капля росы скатится прямо в ладонь.
Колокольчик задвигался под дуновением ветра, издавая легкий звон, запели в ветвях птицы. Из тени леса на авансцену вышли незаметные вначале грибы, ягоды и зверушки. Роса заблестела под лучом солнца и в зеленом ковре заиграла каждая травинка.
Художник отошел еще раз от своего творения и улыбнулся. Он стоял в тени, наблюдая, как на картине высвечиваются детали: как она звучит, вибрирует и уже живет своей собственной жизнью.
Люди – творцы своей жизни, не боги, но художники!
Иногда человек погружается в депрессию, меркнет свет и обуревают печаль, страх, сомнения иногда просто отстраняется, чтобы найти ответы, чтобы прозреть и увидеть новые краски, новые полутона.
Отстраниться, уйти в тень, чтобы оттуда увидеть! –
Увидеть забытые ресурсы, новые возможности и сделать еще один шаг навстречу мечте!
Кризис середины жизни – возможность уйти в тень, чтобы нарисовать свою картину жизни, обрести свой
