видно всё: и излом бровей, и отблеск слез, и будто молитву читавшие губы. Крепко зажмурившись, он до хруста стиснул собственные колени.
Аделина, как хирург со скальпелем, разрезала прилипшую рубашку. Высвободив рукава и оставив Севериана полуголым, она перешла к самому сложному: спекшаяся кровь не давала так просто избавиться от одежды. Для этого и понадобилась вода. Смачивая остатки ткани, Аделина, наконец, разглядела раны.
– Больной ублюдок, – прошипела сквозь сжатые зубы, не сдержавшись. – Мне плевать, что он твой отец. Я убью его. Сколько было? Двадцать?
– Десять, – покачал головой. Язык у него еле ворочался, слова получались неразборчивыми.
Элина знала, что ей-то точно не стоило смотреть. Знала, что станет плохо и помогать придётся уже двоим, но ничего не могла с собой поделать.
– Боги…
От увиденного закружилась голова. Элина крепко зажмурилась, но перед глазами так и маячил красный-красный-красный. Вся спина пестрила рванными полосами, из которых сочилась потревоженная вновь кровь. От белоснежной кожи не осталось и следа. Раны наслаивались друг на друга и, казалось, даже обнажали позвонки. Кнут, розги, ремень – что угодно, но с какой же силой, с какой ненавистью надо бить? Точно больной ублюдок. Неужели такое с ним сотворил собственный отец?
– Ладно. Сначала раны, потом разговоры. Я начинаю, – а к ней обратилась совершенно другим тоном. – Держи его крепко. Предупреждаю.
Зачем-то Элина сильнее сжала пальцы, но, побоявшись, сразу расслабила. Голая кожа обжигала, скользила от пота. Сейчас переусердствует и оставит новые синяки – ему и так хватило.
Аделина отбросила ненужные больше ножницы в сторону, убрала мешающие волосы в небрежный хвост и принялась растирать ладони. Где-то в памяти всплыл образ Досифея и Ангела. Неужели сейчас повторится лечение? И верно, Аделина приподняла руки. На кончиках пальцев загорелись полупрозрачные нити и потянулись к краям одной из ран.
Процесс пошёл, но крайне медленно. Чтобы сшить одну полосу, уходило минут по пять, но зато после не оставалось даже шрама.
С каждым новым стежком, с каждым успешным исцелением, Севериану становилось хуже. Он не мог сидеть прямо, горбился, заламывал пальцы и мелко трясся. Казалось, ещё немного и от него ничего не останется – потеряет сознание и рухнет. Вместо этого он в какой-то момент попытался вскочить и вырваться, сбежать от пытки.
– Держи ты его! – зло вскричала Аделина.
Как только представляла хиленькой Элине зажать здорового парня? Но под уставшим измученным взглядом стало стыдно говорить такое вслух. Сама ведь согласилась помогать! Поэтому она навалилась всем телом, вложила всю силу, лишь бы удержать того на месте.
– Север, тебе же хуже будет! – взмолилась Аделина. – Потерпи, прошу!
И похоже, он услышал. Напор ослаб, и в глазах мелькнуло понимание. Недолго Элина всматривалась в чужое лицо, выискивая ответы. Севериан уложил голову ей на плечо, прячась, обхватил крепко руками и задал тихий, уже бессмысленный вопрос:
– Можно, я?..
В ответ она лишь легонько погладила, пальцами прошлась по острым рёбрам и тоже приобняла. Так они и просидели до самого конца, поддались, вцепились друг в друга.
Всеми силами Элина старалась не думать, в каком положении сейчас находится и что вообще творит. Получалось с трудом. Горячее дыхание обжигало ухо, обнажённое и измождённое тело прижималось к её. Она не знала, чей стук сердца слышит. Никогда ещё в жизни Элина не была так близка к кому-то, и вся ситуация приводила в смятение. Ей нравилось. Голодной до прикосновений ей нравилось ощущать живого человека рядом, нравилось делиться и получать, нравилось чувствовать себя нужной. Но как вообще может думать об этом сейчас? Севериану плохо, и объятия эти не более чем средство, чем способ выстоять. Не зря Аделина то и дело бросала косые, настороженные взгляды.
Лишь по истечению часа лечение завершилось. За окном смеркалось, и отбой уже пробил. Аделина моментально повалилась на подушки, опустила вконец затёкшие руки и громко выдохнула. Вид у неё сделался не лучше, чем у больного – столь же вымученный, будто пробежала, по меньшей мере, марафон.
– Ну, вот. Жить будешь. А теперь давай, рассказывай. Что на этот раз не так?
Севериан выпустил Элину из объятий и отодвинулся, давая прийти в себя и заново вспомнить, как дышать. Так и должно было быть. Нечего придумывать и мечтать. Но потеря столь редкого тепла заставила поёжиться. Даже руки потянулись обратно. Испугавшись этих странных мыслей и порывов, Элина сползла на пол и сделала вид, что очень заинтересовалась собственными коленями.
– А то, что наследник у него негодный и неправильный, возражать и перечить смеет, – за глумливыми словами горела ненависть. – Когда я попал в лазарет с якобы Скарядием, он учинил скандал сначала в Братстве Целителей, затем наведался к самим Защитникам и Путевикам. Твердил, что не мог потомок Чернобога подхватить эту гадость! А когда так и оказалось, и меня отпустили, отплатил за то, что выставил его дураком. Опять вспоминал брата, и тут уже я не выдержал… Если бы не ты, не знаю, что со мной стало.
Аделина приподнялась и обняла, вцепилась в него мёртвой хваткой. Её трясло не то от злости, не то от собственной беспомощности. Они искали утешение друг в друге, поддержку и заверения: «Я здесь. Ты не один». Когда Аделина отстранилась, то вновь попыталась строить из себя сильную и недвижимую. Да только слишком быстро захотела улизнуть:
– Я покурить. А ты ложись здесь. Измагард сам прискочит, никуда не отпущу. Эля, проследи.
Так они вдруг остались вдвоём. Повисла тишина, в которой и чужое дыхание было слышно, и свист ветра за окном. Севериан поднялся и заглянул в шкаф Аделины, похоже ища во что переодеться. Перебирая варианты, он то и дело хмыкал, видимо представляя, как бы смотрелся вот в этом узеньком золотом платьице или в бархатном халате. Остановился в итоге на голубой оверсайз футболке, которая не пойми как завалялась среди экстравагантных нарядов. Элина благоразумно отвернулась, стоило ему начать переодеваться и потянуться к ширинке брюк – только это осталось увидеть и, считай, сегодня узнала со всех возможных сторон. Мысль о том, что она уже может уйти и лечь спать, как-то не закралась. Сказала Аделина сторожить, значит, будет сторожить. Да и как будто им двоим не надо столько всего обсудить – найти бы только верные слова. Севериан залез под одеяло и выжидающе уставился – того гляди прожжёт затылок. Что, вопросы тебе подавай? Сам напросился.
– Уже не болит совсем?
Ожидал он, очевидно, другого и от того теперь потерялся, глупо моргая. Однако быстро собрался и, прищурившись устало, ответил:
– Ещё есть немного. Фантомная боль. Даже опытные целители не всегда могут без неё, что уж говорить о нашей Деле.
– Понятно.
Вновь повисла тишина. Элина не знала, как подступиться. Не хотелось лезть в глубоко личное – сама не раз сталкивалась.
