меня осталась семья – единственные близкие люди, которые любят меня просто за то, что есть у них. И предположим, что увидеться с ними вновь я смогу только через восемь лет, в лучшем случае через пять. Если вернусь домой, то просто умру. И всё что у меня осталось это звонить им, писать, ждать посылки. Так объясни мне, почему если я потерянный, меня лишают семьи и любви? Разве главный постулат этого глупого мирка не любовь к себе, любовь к другим? Так почему же если мы все здесь равны и одинаковы, всегда найдётся тот, кто равнее других, у кого жизнь слаще?
Григорий Маркович никак не поменялся в лице, мыслей не выдал. В отличие ото всех остальных. Поднялся такой гул, словно вместо людей собралась воронья стая. Выдержав паузу, учитель сначала усмирил их, а затем обратился прямо:
– Знаешь, Кирилл, всё не так просто. Ведь это не мы придумываем правила, и не мы раздаём наказания. Таково решение Богов. Быть потерянным непросто, конечно, но эти жертвы во благо. Рано или поздно жить с неключами тебе стало бы невыносимо. Хотел бы ты причинить близким боль? Не совладать с собой, сделать что-то непоправимое? Быть несчастным оставшуюся жизнь? Всё же наше место здесь, от этого не сбежать. Поэтому попробуй видеть и хорошие стороны. Принять.
«Смириться» – повисло в воздухе.
Натянутая улыбка Кирилла отдавала горечью. Он покивал головой, поняв намёк, и не стал даже спорить, просто отвернулся и ушёл в привычный угол. Иначе возмущённое отражение легко бы выдало настоящие чувства.
Пока ещё не стихли смешки и шепотки, его место занял Измагард. Он-то как раз был из числа лентяев, оттягивающих момент до последнего. Хотя, глядя на заострившие лицо решимость и серьёзность, никто не упрекнул бы в халатности. Поначалу он молчал. Избавившись от очков, долго вглядывался в голубые глаза отражения, не то собираясь с мыслями, не то правда пытаясь найти что-то новое. А когда заговорил, все уже с предвкушением смотрели на него одного.
– Я не боюсь говорить, слова всегда найдутся. Но будут ли они искренними и верными – вот настоящий вопрос. Люди мне завидуют, и их можно понять: богатый, умный, красивый, так ведь? Чем не мечта? Но они видят лишь фасад, глянцевую обложку журнала, в то время как на деле нет во мне чего-то хорошего. Моя семья меня ненавидит. И, наверно, их можно понять, но каждый раз слыша чужие истории о том, как мамы и папы их хвалят, обнимают и поддерживают, я завидую. Мои братья на службе у Безмолвных воинов. Мои братья всегда на стороне отца и ни разу не оспаривали его решений. Ни разу за всю жизнь! А я мало того, что одеваюсь и веду себя как посмешище, бегаю от любой девчонки, так ещё и не боюсь Откатов. Что бы ни делал, как бы ни пытался, я не смогу быть как они. Не смогу одеваться во всё чёрное, завести нелюбимую жену, заниматься «преумножением богатств семейного дела», и ненавидеть и себя, и мир вокруг. Нет. А настоящий я им противен – неправильный, вечно «слишком». Но это уже не важно. Не то что бы я смирился, но понял, что не стоит пытаться исправлять то, чего никогда не исправить. Настоящую семью я нашёл здесь, в Академии. Любящую, принимающую меня любым. Большего и не надо.
Всем стала слышна дрожь в его голосе. Не выдержав на словах о «настоящей семье», подскочил Севериан и крепко-крепко обнял. Вслед за ним вышли и Аврелий с Аделиной, по-своему поддерживающие: Аделина стала что-то нашептывать на ухо, а Аврелий просто был рядом.
Григорий Маркович с умилением наблюдал за открывшейся картиной, но не мог не вмешаться, вновь став учителем и вспомнив тему недавней лекции:
– Вот прекрасный пример, дорогие мои. Дарите любовь и получите вдвое больше. Помогайте и однажды помогут уже вам самим. А ненавидьте и останетесь ни с чем. Как гласит золотое правило нравственности: «Относись к другому так, как хочешь, чтобы относились к тебе». Ваше право следовать ему или нет. Но не отрицайте, что все мы связаны, и каждый оставляет в другом нечто хорошее или плохое. Росток сомнений, уверенность, любовь к звёздам. Вы и есть сила, подумайте, что только можете сотворить.
***
Привычно отправившись после занятий к Смотрителю, Элина с завистью наблюдала за шумными веселящимися компаниями. Вот бы ей тоже так по-детски радоваться. Те обкидывались снежками, громко смеялись, все успели промокнуть до нитки, но светились счастьем. Словно жизнь у них – глупое подростковое кино. Потуже затянув шарф, Элина достала фонарь из сторожки и неизменным маршрутом прошлась вдоль барьера. Всё как обычно – тихо да гладко. Смотритель нашёлся возле третьего столпа, крутил внутренний механизм чем-то похожим на гаечный ключ. Что удивительно, он был не один. Рядом, запрокинув голову, стоял тот, кого она меньше всего ожидала встретить. Кирилл.
– Привет, – неловко махнула рукой. – Ты чего здесь?
Тот оторвался от созерцания неба и быстро переменился в лице. Выглядел он потрёпанно: на холоде таком и без шапки, без рукавичек, да и меховая накидка куда-то подевалась. Сложив руки на груди, Кирилл подошёл чуть ближе, но вместо ответа огрызнулся:
– Просто. Разрешение что ли нужно?
«Просто, так просто» – подумала Элина и, обогнув его, присела рядом со Смотрителем, пытаясь вникнуть в работу. Спросила:
– Это что из-за нечистых так?
Смотритель указал на административное здание.
– А, из-за Канцелярских. Опять пришли, значит.
На этот раз он кивнул. Когда же научилась понимать без слов? Целый месяц наедине не прошёл даром. Кирилл на всё это смотрел, вытаращив глаза, а потом вдруг рассмеялся заливисто.
– Ты что серьёзно? Настолько поехала головой, никому не нужная, что решила с ним говорить? Это же просто железяка без мозгов.
– Тебе-то откуда знать? – тут же ощетинилась Элина. – Если просто гуляешь, так и гуляй иди. Не мешай людям работать.
Чем чаще она ходила в патрули, тем очевидней становилось это непонятное пренебрежение. Никто не хотел видеть в Смотрителе живое, разумное существо. Его создали ведающие, но разве люди не создают людей? В чём тогда проблема?
Кирилл осёкся, но после, наконец, собрался с духом и выпалил то, ради чего слонялся вокруг:
– Мне нужна твоя помощь.
– Моя? Не шутишь?
– Это и в твоих интересах, – перешёл в защиту. – Всё из-за Лили с Вадимом. Я ведь предупреждал, что после драки они станут только хуже и совсем с цепи сорвутся.
Сама Элина не заметила таких больших изменений. Конечно, пару раз Лиля поджидала после уроков и угрожала в своей излюбленной манере, но с возвращением Севериана совсем потеряла голову и не могла ни о чём другом думать, кроме как декабрьском бале. Она едва
