– Женил, стало быть? – Предслава отстранилась. – Выходит, правду ему ведуньи наши нагадали. И как быстро сбылось – оглянуться никто не успел!
– То-то и оно! – мрачно подтвердил Воята. – А вуй теперь не знает, как Хельги на глаза показаться. Не привезли ведь ни отца его, ни… голову. Чем будем мир покупать? Дед Вышеня обещал войско собрать, да долго ждать придется!
– Но здесь все Рериково добро осталось! я по ларям посмотрела – половину Ладоги купить можно!
– Вот за зятевым добром дед Вышеня войско прислал бы. Но сперва подождет, пока Хельги нас всех разорит. Пойдем, вуй велел тебя к нему привести.
– Не могу я уйти, он ведь здесь мой гость! – Предслава оглянулась на дверь гридницы.
– Как это?
– Я пока здесь живу и его тут принимаю. Куда же я уйду? Скажи вую, пусть пока отдыхает, а как гости уйдут, я сама к нему буду.
– Ты и нашим дедкам пока не говори, что мы вернулись. Своим родом посоветуемся сперва. Вуй Селяня там?
– И твой дед тоже.
– Позови их с собой, глядишь, чего дельное подскажут.
К полуночи, когда солнце наконец село, гости откланялись и удалились к Дивинцу, где все еще оставался урманский стан – корабли стояли у берега, на лугу были раскинуты шатры и дымили костры с подвешенными черными котлами. А Предслава с ближайшим сродьем, вместо того чтобы лечь спать, пустилась к воеводскому двору, стоявшему чуть южнее крепости. Держали совет до утра, пока короткая ночь не уступила место раннему рассвету. Велем рассказал обо всех событиях в Словенске, не умолчав и о неудачной попытке Вояты раздобыть голову Рерика.
– Не хотели боги! – вздохнул седой волхв Святобор, Воятин дед по матери и самый старый из ныне живых родичей. – Не тебе, сыне, было взять его голову. Свой сын у него есть.
– Но ты все равно молодец, – улыбнулся Шигобер. – Даже со злой судьбой надо бороться до конца – а вдруг твоя судьба все же окажется сильнее судьбы твоих противников?
– Короче, йотуна мать, одно нам осталось, братия! – сказал хмурый Велем, у которого за время дороги от Словенска была возможность всесторонне обдумать дело. – Не сумели мы Хельги выдать голову отца его, значит… предложим ему стол княжеский.
Родичи, старшие и младшие, воззрились на воеводу в изумлении. А он кивнул:
– Делать нечего. У Вышеньки-подлеца теперь варяжский князь в зятьях. Нам его признать князем над собою, как Вышенька хочет, все одно что сразу в омут головой. А не признать – он на нас ратью пойдет. Стало быть, и нам свой князь нужен. Чем мы хуже Словенска? А коли искать князя, то нам его сами боги уже дали! Не найдем другого такого, кроме него. Родом он Рерику не уступит – чай, сын родной! И нету на всем свете белом другого такого, кто бы Рерика так ненавидел и так хотел голову с него снять.
Все помолчали, обдумывая этот расклад.
– Думаешь, согласятся все наши? – спросил Селинег. – Рерика сколько лет не хотели князем кликнуть, а тут сын его, ядовитый змей, мало что не пожег нас, сколько людей уже загубил!
Все еще помолчали, помня о том, что среди загубленных «ядовитым змеем» был и единственный сын самого Велема. Воевода переменился в лице, но только крепче сжал челюсти. Сын его погиб, но он не хотел из мести погубить и все то, что у него оставалось, – родню, дом, город, весь край! Сейчас Ладога находилась между Словенском и Хельги как между двух огней, и пламя вражды сожрало бы в первую очередь ее саму, без всякой надежды на избавление. Выбирать приходилось между жизнью и смертью. Велем, воевода и сын воеводы, прекрасно понимал, что помощи искать негде. Сестра Дивляна – плесковская княгиня, сестра Яромила – княгиня киевская, но где Ладога, а где Плесков, не говоря уж о Киеве! Оба зятя, Ольг в особенности, охотно придут мстить, надеясь прибрать к рукам и Ладогу, и Словенск, но Велему нужна была не месть, он хотел сохранить свою родину в целости. И задавил в душе гнев. Не время сейчас. Выросший на преданиях о неоднократных разорениях, он слишком хорошо знал, чем этот гнев и месть будут оплачены.
– Раньше и у Вышени не было князя, – угрюмо заметил Велем, помолчав. – А теперь есть. И теперь все совсем не так, как раньше.
– Но это же война! – Ранята всплеснул руками. – У нас князь, у поозёр князь, один другому – враг смертельный, месть кровная… За их раздоры мы будем свои головы класть! Не дадут на это согласия люди!
– Деваться уже некуда! – Велем подался вперед, будто хотел, чтобы его слова были услышаны как можно яснее. – Рада бы курица нейти, да за крыло волокут! Вышенькиного князя захотят люди признать? Нет, тогда выйдет, что Словенск над нами старший. А коли так, то что в лоб, что по лбу – все одно воевать. Но лучше с князем, чем без князя. И не воевать сразу с Хельги и с Вышенькой, а воевать заодно с Хельги против Вышеньки. Совсем иной расклад выпадает, да, братия?
– Наш князь ихнего уже одолел, мало не убил! – усмехнулся Селинег. – Да и дружина у него есть, а Рерик с собой сколько увел гридей – троих, четверых? Наш верх останется.
Родичи больше не возражали. Казалось очевидным, что поозёры, приняв варяжского князя, не оставили словенам другого выхода, кроме как взять и себе князя того же рода.
– А сам-то он захочет? – высказал общее сомнение Доброня, Велемов старший брат. – Чудной он человек, не поймешь его…
– Если он хочет отца своего достать, то мы ему нужны не меньше, чем он нам, – ответил Велем. – А в придачу можно и жену ему тоже дать. У нас, вон, Дева Альдога имеется, Гневашка. Пусть женится да и живет. Как вуй его Ольг на Ярушке нашей женился, прежней Деве Альдоге. Он же все как у него хочет, да, Славуня?
Все вокруг ухмылялись, а Предслава опустила глаза. Трудно было представить Гневашку рука об руку с Хельги сыном Сванрад, но и сама мысль о том, что он может жениться здесь на ком-нибудь, показалась ей неприятной.
* * *
Шла Купальская неделя, и хотя до полнолуния, то есть наступления истинной Купалы, еще оставалось время, однажды утром в Ладоге спозаранку поднялся необычный шум. Старейшины, одетые в праздничные наряды, собирались у домов, переговаривались, смотрели в сторону воеводского двора и чего-то ждали. Этому предшествовало два дня напряженных обсуждений: приняв решение со своим собственным родом, воевода Велем каждый день собирал прочих старейшин, добиваясь их согласия на задуманное. Разумеется, поначалу его предложение приняли в колья: наученная горьким опытом, не менее пяти раз дотла сгоравшая Ладога не доверяла варягам и даже принять в свое время Рерика как вождя наемной дружины согласилась с большим трудом. Но оказаться под властью князя Рерика, живущего возле Словенска и состоящего в ближайшем родстве с его знатью, было еще хуже.
– Попадем, как медведь меж двух рогатин! – внушал упрямым старикам Велем. – Здесь с нас Хельги сын Сванрад шкуру спустит, а там – Вышенька. Дождетесь, скоро он тут хозяйничать примется. Дань хотите Словенску платить?
– А в Киев как мимо Словенска ездить? Пропадет торговля наша вся!
– В Киев и другие пути есть, не только через Ильмерь. А в Киеве сидит Ольг старший, нашего Ольга родной вуй! Примем его в князья – сам Вышеня с Рериком своим между нами окажется, как лодья меж двух рубов – ни туда ему, ни сюда, ни на одно море, ни на другое. Сам еще мира запросит. У тебя, Светимыч, борода до колен отросла, а ума-то в голове хоть сколько наросло?
– Да я тебя мальцом беспортошным помню! – в гневе отвечал старый Творинег, пришепетывая беззубым ртом, и стучал посохом об пол. – Воевода, навья кость!
Честь не позволяла ему принять без борьбы ничего, что предложил бы кто-нибудь из Витонежичей, но в конце концов, поругавшись и покричав, все перевели дух и признали правоту Велема. Дело было за малым – чтобы Хельги сын Сванрад согласился принять предложенную ему честь. Он с тех пор в Ладоге еще не был и не знал, чем кончилась попытка вернуть его отца. Условие перемирия не было выполнено, и никто не знал, захочет ли он вообще говорить с ладожанами, узнав об этом. Или предпочтет, по обычаю морских конунгов, ограбить поселение, захватить людей в плен, а Ладогу сжечь. Потому, собираясь к Дивинцу, старейшины снова отправили самое ценное добро, младших домочадцев и скотину в крепость, велев прикрыть ворота для пущего сбереженья. Ведь если договориться с Хельги не получится, то и признать князем Рерика не поможет – будет поздно…
Помня, как их предполагаемый будущий князь без предупреждения метнул копье в родного старшего брата, ладожские нарочитые мужи опасались в душе за сохранность собственных голов. Но честь не позволяла показать страха, особенно притом, что воевода Велем не только сам шел в урманский стан, но и брал с собой любимую племянницу. После того как Предслава сумела договориться о перемирии, он так зауважал ее, что предоставил самой решать, идти или оставаться в городе. Ладожане успели убедиться, как сильно пришелец уважает «королеву», без участия которой ему не удалось бы сравняться со знаменитым дядей. Поэтому Воята с двумя братьями, посланный воеводой вперед, уведомил Хельги, что в полдень к нему пожалует «королева Фрейдислейв» в сопровождении самых знатных людей своей земли.
