Они сражались за Родину. Сейчас я документально подтвержу наличие пунктов управления беспилотниками, которых не должно быть на аэродроме подскока. Потом узбекского посла вызовут в российский МИД и торжественно предъявят мои фотографии. Над Ханабадом взовьётся гордый российский триколор.
Я сделал несколько шагов в направлении камуфлированных коннексов. За моей спиной резко возник свет от фар подскочившего из неоткуда Хамви. Из Хамви выскочили Камбоджа, Шпигельман и незнакомый капрал полевой жандармерии. Они завалили меня лицом на гравий. На запястьях удавкой стянулись одноразовые пластиковые наручники. Я даже оторопеть не успел от скорости происходящего.
Так я в первый раз прокатнулся на заднем сидении американской полицейской машины. Внутри Хамви были жесткие пластиковые сидения и никакого комфорта.
— Сейчас самое подходящее время выполнить нашу давнюю договоренность, Алекс! Шпигельман оглянулся на меня с переднего сидения.
— Вы о чем, господин лейтенант?
— О полиграф тесте. Мы договорились провести его и ты подписал консент, ремемба?
— А это не больно?
В офисе контразведке наручники срезали. Вместо них Шпиги прицепил на мои еще розовые от браслетов запястья датчики. Ремешки полиграфа были похожи на обычные ремешки от часов.
Шпигельман включил камкордер на серебряной треноге и уткнулся орлинным носом в экран ноутбука.
— Имя, фамилия, отчество и год рождения.
В этот момент на всей базе К2 Карши-Ханабад выключился свет.
«Вот да фак?» — спросил у меня сразу потерявший уверенность Шпиги.
* * *
Когда дошла моя очередь с поклоном подойти к окну черного консула я был в последней степени усталости и раздражения. Все что я хотел в тот момент это вырваться, наконец, на воздух, забрать у лихача драгоценный ноутбук и глотнуть холодного пива. Или изловчиться и перегнувшись через барьер разбить дипломату нос. Нос был блестящий и черный. В широченных, как у Отелло ноздрях, консул выращивал кустики лоснящейся волосни. Я уверен, что агрессия была написана на моем лице.
Но я не стал бить консула в чело, а сделал то что мне всегда удавалось лучше бокса. Искренне сказал госдеповцу все что думаю о нем, об очереди, границах, визах, гражданствах и о морпехах-гестаповцев внизу. Черный консул очнулся, привстал, сделал круг по комнате и уставился на меня с неподдельным интересом. Я ожидал резкой отповеди, ругательств и даже вызова конвоя. Вместо этого консул протер очки и тихо спросил.
— Назовите цель Вашего визита в Соединенные Штаты, сэр?
— Командировка.
— Куда именно вы направляетесь, сэр?
— База воздушной поддержки морской пехоты Мирамар, Сан Диего, штат Калифорния.
— Вам достаточно будет двухмесячной визы, сэр?
— Более чем.
Всю дорогу Альберт насупленно пыхтел и молчал. Только проехав Самарканд он прервал обет обиженного молчания и с раздражением сказал:
— Какие же они гандоны. Просто пидорасы. Это несправедливо. Несправедливо, понимаешь?
* * *
Света на базе не было секунд тридцать. Потом врубились силовые генераторы и статус-кво был мгновенно восстановлен. Телефон на столе Шпиги зазвенел. Сатрап снял трубку и сказал «Сэр, есть, сэр».
— Давай домой, Алекс, продолжим завтра утром. Камбоджа!!
Камбоджа конвоировал до самого седьмого чек пойнта уже без наручников. Потом он вытолкнул меня с базы и поехал обратно в ревущую генераторным форсажем дымку. Звонить Альберту в столь неурочный час не имело смысла. Паскудник в последнее время просто вырубал на ночь телефон. Я медленно побрел в Карши пешком. Хреновый из меня диверсант, ребята.
Когда я был уже у самого узбекского бюро пропусков, один за другим вдруг выбило силовые генераторы и на К2 опустилась необычная для этого часа тишина. Кажется пакость из бутылки генерала Тилляева все-таки сработала.
* * *
Самолет приземлился в Шереметьево-один. Мы заполнили таможенную декларацию. Я ввозил условные единицы на территорию Российской Федерации. В Шереметьево-два предстояло провести один час пока готовился к вылету борт на Нью Йорк.
Сквозь огромные окна международного аэропорта виднелась матушка Русь. Нам бы до Москвы, а там рукой подать. Вот и Москва. Я жил тут когда-то, в прошлой жизни. Может ну его к черту, этот Нью Йорк? Останусь на исторической Родине. Потом ко мне прилетит моя Анна. Родится сын — Констанкинч. Родится настоящим россиянином. Где родился, как говорится…
Я бросился звонить Анне.
— А я только задремала и видела тебя во сне!
— Здорово! Ну и как видела, расскажи, ты же у меня пророчица?
— Тебя убили.
Благостное настроение сразу улетучилось.
Когда началась посадка у погранпункта случилась заминка. Российские пограничники не разрешали вывозить наличную валюту. Это был полный идиотизм. Они требовали, что бы все сдавали наличные в российский банк в обмен на чеки для путешествующих.
Минимальный чек стоил тысячу долларов, а у меня собой было только пятьсот. Пришлось купить один чек на двоих скооперировавшись с женой капитана Казематова. Тут в Москве мы с ней жались друг дружке как сиамские близнецы.
Очередь к очередному чиновничьему окну, надменный выгляд русского погранца и злобное личико банковской служащей быстро выбили из меня нежные ростки ностальгии по историческому отечеству. Триколор стал похож на наклейку от аквафрешь. Вместо юртбаши тут висел князь Владимир зализанный под австрияка.
Я втиснул несерьёзный чек в бумажник, моля бога, чтоб его приняли в далекой, неведомой Америке и снова встал в очередь к государственной границе Российской Федерации.
* * *
От временного блэкаута на базе пострадали только казармы и холодильник с запасом сухпайков. Электроснабжение штаба К2 и диспетчерской башни было восстановлено в считанные минуты. Возможность отключения энергоснабжения со стороны джамахирии и контаминация дизельного топлива были частью регулярно проводимых учений.
В соответсвии с предписанием командира базы, продукты и пайки, которые оставались в неработающем холодильнике почти восемнадцать часов, подлежали полному уничтожению. Нельзя рисковать даже тенью возможности отравления личного состава Все содержимое холодильника вывезли в дальний сектор базы, где американцы, еще в первые дни оккупации вырыли лэндфил — огромную помойную яму.
Через четыре дня пайки чудесным образом уже продовались в каршинских ларьках фирмы Ешлик. Поговаривают, что Ешлик крышует крупный генерал из ташкентского СНБ, но у меня нет никаких фактов в пользу этой теории. Фактически же новоиспеченое совместное предприятие Майнард-Тилляев отхватило полумилионный контракт на постройку новейшего холодного хранилища оснащенного суперсовременной системой Арктик Эйр. Здание должно возводиться с нуля и иметь отдельный отсек для комфортабельного морга, где будут хранится транзитные пассажиры следующие грузом двести.
* * *
В Нью Йорк летели турки, люфтганза, эйр джумухерия и аэрофлот. Ближайший был аэрофлот — всего через восемь дней. Это будут долгие восемь дней. Длинные и бессмысленные как в лагере после амнистии.
Выходя из кассы, я нос к носу столкнулся с куратором Ильдаром. После провала секретной операции Михал Ваныча на меня просто махнули рукой. Ильдар смотрел на меня с грустью, как на смертельно больного.
— Улетаешь?
— Да нет. Для сотрудника фирмы билеты покупал.
— Ага. Со своим паспортом — Да я… да не.
— Улетай. Улетай и не возвращайся. Это единственный выход. Только кретин вернулся бы сюда.
— Спасибо за все, Ильдар! Я тебе сувениров пришлю.
— Слушай, не для протокола, это бабенка из вертепа, Рано, она как вообще в постели, тигрица? Правду говорят, что она Сосо Палиашвили отымела?
* * *
Донован Ван Эппс считал недопустимым нарушить хотя бы одну букву в контракте с Пентагоном. Если записано, что все должно быть построено с нуля, значит надо строить с нуля. Генерал Тилляев называл его блаженным и неспособным правильно вести бизнес. Пока я по заданию шкипера проводил отбор подрядчиков которые возведут фундамент и купольное перекрытие нового супер-холодильника, люди Тилляева поехали в Бухару, за бесценок отжали у городской администрации почти достроенное здание овощехранилища, разобрали его и отправили в К2 на железнодорожных платформах. Модель бизнеса принятого в джамахирии утерла нос американской. Какие же они наивные — эти пендосы!
Офис Майнарда перетерпел безвозвратные изменения. Теперь из трехкомнатной квартирки на Дархане он переехал в трехэтажное здание полное факсов, ксероксов и высокомерного планктона. Я совсем не вписывался в его вибрирующую деловитость и надменность. Так наверное чувствует себя агент-нелегал, долгие годы работающий в суровых оперативных реалиях. Он вдруг возвращается в Центр и с ужасом замечает, что весь его риск, пот и кровь давно равномерно раздербанены сытыми и уверенными людьми за конторскими столами, а он тут никому не нужен нахуй.
