– Извини, – выдохнул я. – Я спал... спал...
– Ни хрена ты не спал, козел! – выкрикнул Битл. – Ты пошел в одиночку. Так не делается.
– Извини, Би... Я...
– Иди ты на хуй. И умирай, если хочешь. Только не дома, ладно?
Я посмотрел на голубое перо, которое он выдернул у меня изо рта.
– Что я употребил?
– Грустную Колыбельную. Это, вообще, для детей.
Я глубоко вдохнул.
Я вдохнул еще раз.
ГРУСТНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ применяется, когда тебе плохо. Когда жизнь заворачивает не туда. Если твой «какого же хрена» фактор опустился уже до нуля, то это перо для тебя. Грустная Колыбельная закутает тебя в теплые мягкие одеяла и сожмет в крепких объятиях, и все плохое внезапно покажется очень хорошим. Это мило и очаровательно. Однако, маленькое предупреждение от Кота. Оно работает до определенных пределов, и помощи от него немного. Это перо может еще излечить крошечные неприятности; но оно не спасет от больших неприятностей и даже их усугубляет. Тем, кому нужно что-то поэффективнее, я рекомендую ЛЕНТОЧНОГО ЧЕРВЯ. Впрочем, Кот очень не любит эти «давай сделаем все-все сладеньким» перья. Жизнь нужно прожить, а не просмотреть во сне. Но когда тебе необходима добрая и ласковая рука, тогда Колыбельная – именно то, что надо. Она убаюкивает своей песней. Кот говорит: используйте Колыбельную, но не злоупотребляйте ей. Неумеренное употребление Колыбельной может и повредить.
Статус: хорошее небесно-голубое, легальное, употреблять с осторожностью.
Меня потряхивало от трипа, пот струился с меня градом, из глаз текли слезы. Я даже не разбирал, где пот, а где слезы. Вот до чего докатился. Битл держал меня за руку. Такие хорошие ощущения – мягкая рука в эпицентре моих блужданий. Карли, рободог, лежала у моих ног.
– Ты в порядке, Скрибб? – спросил Битл, и его голос был томный и тихий, как весенние цветы. Совсем необычно. – Нельзя путешествовать в одиночку, Скрибб. Сколько раз тебе повторять? Одному там нельзя. Нужно, чтобы Битл был рядом. Правильно?
– Я просто пытался...
– Что, Скрибб?
– Я просто пытался... – сказал я, эксгумирая слова. – Я пытался... Я пытался найти утешение...
Битл прижимал меня к себе, и я чувствовал, как его коллекция байкерских значков врезается в мою мокрую щеку.
– Ах ты, бедный ублюдок! – сказал он мне. – Брид нет. Фургона нет. Дез нет. – Он размахивал у меня перед носом использованным пером, которое теперь стало кремовым. – И ты думаешь, это вернет их обратно? А?
Его голос опять стал тяжелым и жестким, но в нем по-прежнему чувствовалась печаль. Никогда раньше не слышал ничего подобного. Шел дождь, манчестерский дождь; мы слушали, как он барабанит в окна. Глаза Битла были полны дождя, и капли текли у него по щекам, как слезы. Но все окна были закрыты, так как же дождь проник внутрь? Даже то окно, которое никогда не закрывалось, было забито моей старой майкой, поэтому дождь на щеках у Битла не мог быть дождем. Может быть, это были слезы? Да, скорее всего, это слезы! Может быть, Битл научился плакать? И это тоже – хорошее ощущение. Такое хорошее ощущение.
Пригони мне фургон моего сожженого желания. Как мне ее не хватает, этой колесницы. И всех, кто в ней ехал. Битл угнал какую-то дешевую тачку, чтобы привести нас домой, но это была бледненькая замена. Фургон был не просто машиной, он был хорошим другом. Которого мы потеряли. Рободог лизал мои кроссовки.
– Что здесь делает эта собака? – спросил я.
– Сьюзи тебе ее подарила. Ты что, не помнишь?
– Где Мэнди? – очнулся я. Внезапно мне стало ее нехватать.
– Она вышла на улицу. Кажется, мы поссорились.
Я потянулся в карман за сигаретами, за «Напалмом». И вытащил игральную карту. Это твоя карта, – сказала Сьюзи. Как она попала ко мне в карман? Наверное, Сьюзи ее потихоньку туда засунула, пока я спал под травой. Я долго всматривался в картинку. Молодой человек, падающий вперед и преследуемый собакой. Модель реальной жизни. Коллекционная вещь.
– Ты простишь меня, Битл? – спросил я, тихо-тихо, глядя на карту.
Цветочные часы уронили лепесток; он кружился в зигзагообразной манере, ведомый вздохами, падая вниз на ковер.
– Уже простил.
Этот голос.
Этот голос Битла.
Говорящий: да.
Да, я простил. Я простил тебя. Это значило так много. Это значило все. Я прощаю тебя за твою слабость. Я прощаю тебя за непослушание. За то, что ты употребил Грустную Колыбельную. За то, что ты путешествовал в одиночку. За то, что пытался найти дорогих нам людей, которых мы потеряли.
Никогда не слышал такого раньше, никогда не слышал такого от Битла.
– А где Существо и Брид? – спросил я.
– Я не знаю. Как-то оно все хреновее и хреновее.
Битл сказал это с такой болью в голосе. Я увидел его совершенно с другой стороны – таким, каким я его не знал. Это был человек без снов. Посредством перьев он переживал сны других. Такая была у него одержимость, у Битла; и больше не было ничего. Каждому нужно что-то такое, ради чего стоит жить. У меня была Дездемона; у Битла был Вирт. И сейчас это все от него ускользало.
Я вдруг осознал, что глаза у меня закрылись.
Когда я их открыл, Битл по-прежнему был рядом. Он обнял меня и укрыл своим черным пиджаком. Это было так хорошо. Такие хорошие ощущения. Такие семейные...
Я поднес карту к лицу. Молодой человек шел прямо к пропасти, на плече у него болтался рюкзак, собака цеплялась ему за пятки. На верхнем поле была цифра ноль. Внизу – слово: «Дурак». Что именно Сьюзи имела в виду? Собака Карли шумно сопела у моих ног.
– И что теперь, Битл? – спросил я, не зная, что делать.
– Не знаю, Скриббл. Просто не знаю.
Входная дверь открылась с тихим вздохом, и Мэнди шагнула в комнату. Ее лицо светилось от удовольствия.
– Где ты была? – спросил Битл.
– Я нашла Икаруса Уинга, – сказала она.
Я кончал в рот Венеры. У нее были зеленые волосы, молочно-белое лицо и глаза, такие блестящие, что, глядя в них, я почти ослеп. Это напоминало извержение падающих звезд в губы Богини. И там, где семя пролилось в покрывало ночи, рождались планеты и звезды. Я творил миры своим членом, кончая, как Господь в сперматоксикозе. На сотворение вселенной ушло шесть ночей. На седьмую ночь я отдыхал. С гигантским косяком и каким-то вином под альбом «Вопящей головной боли». И пачкой бисквитов. Марантовых бисквитов.
По ощущениям похоже, как будто сидишь в чьей-то голове.
Так оно и было.
Пошли финальные титры. ВЫ ГРЕЗИЛИ БОЖЕСТВОМ. В ГЛАВНЫХ РОЛЯХ: СИНДЕРС О"ДЖУНИПЕР И ТОМ ДЖАСМИН.
Титры крутили под национальный гимн. Эту страну я люблю, и останусь здесь навсегда.
ПРОИЗВОДСТВО КОРПОРАЦИИ ХИМЕРА. РЕЖИССЕР МЭВ БЛАНТ. ПРОДЮСЕР ГЕРКУЛЕС СМИТ.
Мы с Битлом и Мэнди сидели на заднем ряду в окружении уторчанных парочек, троек и больших компаний. Одиночки, разбросанные там и сям по залу, забавлялись карманным бильярдом. Карли, робо-сука, лежала на полу у моих ног.
СЦЕНАРИЙ БАЙРОНА ШЭНКСА. СВЕТОВЫЕ ЭФФЕКТЫ ДЖУЛСА БАЛБА.
Зрители уже вставали и покидали «шимми», вынимая изо рта розовые перья и бросая их на паркет. Одни уходили тихо и незаметно, другие же заходились неистовым хохотом. Кое-кто целовался. <(примечание: Шимми – слэнг розового пера. Виртовый порнофильм и Вирт-кинотеатр, где показывают такие фильмы. Происходит от слова Химера. Так называется крупнейшая корпорация по производству Вирт-порно.>)
ЗВУКОРЕЖИССЕР ЧЕР ФОУНЕР. МОНТАЖ ИКАРУСА УИНГА.
– Мэнди, я тебя обожаю! – закричал Битл. Он крепко прижал ее к себе. Ее руки ласкали его колени. Я тоже ее обожал.
Такое ощущение, что мой член весь в огне.
Мэнди нашла Икаруса. Она вернулась в квартиру Себа. Он был дома. Она вытряхнула из него информацию. Не спрашивайте, как. Руками и ртом. Что-то вроде того. Неважно. Игра продолжалась.
СПАСИБО ЗА ТО, ЧТО ГРЕЗИЛИ С ХИМЕРОЙ. СПОНСОР «ВАЗ ИНТЕРНЕШНЛ». УНИВЕРСАЛЬНЫЙ СМАЗОЧНЫЙ МАТЕРИАЛ. ДЛЯ СКОЛЬЗКИХ МОМЕНТОВ ЖИЗНИ. ЗАПРЕЩАЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ДЛЯ НЕЛЕГАЛЬНЫХ ЦЕЛЕЙ.
Попробуйте убедить в этом Битла.
Меня охватило жгучее желание любви, зажженное «шимми». Я вытащил изо рта перо, наблюдая, как оно становится кремовым у меня в руке.
Мне тоже хотелось выебать вселенную. А если нельзя вселенную, то сошла бы и женщина. Любая женщина. Боже! Даже собака сошла бы. Клевое «шимми». Превращает тебя в бога. Бога любви. Даже меня.
– О Боже! – выдохнула Мэнди, изнывая от похоти. – Я вся мокрая.
– А у меня в хуе как будто змея завелась! – сказал Битл. – Валим отсюда.
КОРПОРАЦИЯ ХИМЕРА. РАЗДЕЛИТЕ С НАМИ СОН.
Икарус был неразговорчив. Едва ли слово сказал вообще. Жирный, как свинья, он едва смог протиснуться с нами в ту темную комнату; мы набились туда, как сельди в бочку. Он прокачивал шимми-туман сквозь проектор, выбирая хорошие куски.
– У тебя не найдется для нас какого-нибудь стоящего продукта? – спросил его Битл. Пока мы говорили, я чувствовал возбуждение Битла, его эрекцию. И свое возбуждение. И Мэнди.
