– Правильным вообще. Правильно спасать детей. Но не менее правильно стравливать две политические партии, чтобы их борьба заставила их сторонников думать и создавать новые смыслы. Правильно заставлять кого-то страдать, чтобы он творил новое.
– А зачем творить и создавать?
– Как зачем? Созидание – это смысл сам по себе. Созидание немыслимо без разрушения. И наоборот.
– А как же любовь? Разве и там нужно разрушать, чтобы созидать?
Так мы спорили до вечера. Буду честен, Луи заставил меня сомневаться. Имеет ли смысл созидать без высшей, благородной и светлой цели? Можно ли создавать нечто прекрасное со злым умыслом? Как защищать то, что тебе дорого, без веры в то, что это правильно и нужно? Не убивает ли зло самые светлые и благородные начинания? Имеют ли они смысл без нравственного начала? Луи был прав. Прав во многом. Мне хотелось быть таким, каким он меня видел – честным и благородным человеком, что ведет за собой людей и заставляет их быть чище, светлее. Добрее. Имело ли смысл выжигать душу в бесконечной борьбе? Может, следует пустить в свою жизнь свет? И идти к нему, не очерняя свет и не обеляя тьму? Такой ли человек сам Луи?
Вопрос привел меня в чувство. Я активировал новое заклинание чтения мыслей.
Как же я задолбался! Убеждать этот оживший труп в том, что ему надо быть добрым? Человека, сожравшего кучу народа? Да он псих. И этот долбаный имитатор проповедника, математическое моделирование хода беседы, мать его. Я скоро свихнусь с ним. Отдал почти штуку кредитов за то, чтобы доказывать всяким идиотам, что быть добрым это хорошо! Да двинуть такую речь на работе, народ ухохочется. Хотя парень вроде умный. Шпарит как по писаному, и без всяких анализаторов. И чего он завис? Хаосит недоделанный.
Честно, мне стало обидно. Тот же Фауст, хоть и откровенный маньяк (узнать о нем побольше надо), но верит в свою идею. А тут меня убеждают быть кем-то… С помощью программы! Забиваем начальные условия, задаем переменные. И вуаля. Эффект получен. Вяжите его тепленьким. Ненавижу лицемеров.
– Ладно, Луи. Дай мне подумать до завтра. Какие плюшки мне отсыпят, если приму покровительство твоего плана?
И мы начали торговаться. Я выбил себе максимальные преференции: начиная от уникального питомца на место подлежащего утилизации Кошмарика и заканчивая парой уникальных квестов на поднятие социальной значимости. Когда довольный собой проповедник ушел, я отписался Моргену, чтобы уточнить давно мучивший меня вопрос.
– Салют работникам физического труда! Ты в игре?
– Ага, взял тут квест на детективное расследование.
– Убийца – садовник!
– Минуту… Все сходится! Откуда ты… А впрочем, не важно. Чего хотел?
– Да вот, объясни мне, что за зверь такой – социальная значимость?
– А ты не в курсе?
– Морген, ты удивительно постоянен в своих реакциях. Можешь просто объяснить?
– Хорошо. Социальная значимость определяет положение человека в обществе.
– То есть?
– Ну вот исполнился тебе 21 год, ты теперь полноправный гражданин. И дают тебе 20 единиц соцзначимости. Был ребенком одаренным – получи еще тройку к этому значению. Закончил какой-нибудь университет – получи еще пятерку или десятку. В зависимости от уровня учебного заведения. Отслужил в армии – еще 5–7 пунктов в плюс. И так далее. И в итоге годам к 30 можно набрать почти полтинник соцзначимости!
– Эм, а выше?
– Ну, работаешь врачом, хорошим врачом, можно получить десятку. Стал отцом – еще тройка за каждого ребенка.
– И на что она влияет?
– Работа. С соцзначимостью ниже 35 нельзя управлять коллективом более, чем в три человека. Руководство крупным отделом человек в сто начинается от полтинника социалки. В госструктуры меньше, чем с сорока пятью, не берут. Цены опять же, в любом магазине дают скидку по этим цифрам. Человек с двумя сотнями значимости может убить трех человек без риска какого-либо наказания даже в случае его безусловной вины.
– А сотка?
– Это руководитель компании и ежегодный доход в две сотни тысяч эрго.
– Две сотни?
– Крупные ученые, руководители государств и корпораций. Разрешение неограниченного продления жизни.
– А три сотни?
– Три сотни – это верхняя планка. Нобелевские лауреаты. Члены правящего дома империи после генетической и профессиональной аттестации. Люди, спасшие более чем тысячу человек своим поступком.
– О как… Другими словами, если я потратил 18 единиц этой значимости, я…
– Е…ат!
– Лаконично. Какой-нибудь офисный планктон после такого…
– Повесится! На что ты потратил-то хоть?
– Не потратил, а сняли. Один раз за расу, другой раз за достижение. И, вообще, на кой мне эти единички? Чтобы ожить, нужна трехсотка. А так – мне не горячо и не холодно!
– Тоже логично. А ты хочешь ожить?
– Хочу. Потому и стану богом! Там такую значимость автоматически дают. А потом свалю в реал!
– Мда, Филин, ну у тебя и амбиции. Зачем тебе это? Я сейчас представил себе твою паству… Темный жрец с расстройством психики, эльф с задержкой развития, молчаливая, но очень убедительная оторванная голова…
– И Эпичный Убиватор Моргенханд! Давай в другой раз. Ты мне вот еще что скажи. Как игрок может сменить план-покровитель?
– Делать что-то ему противоестественное. Ну, морозить демонов для Призывателя, жизнюкам пытать кого и так далее. Иногда при этом может измениться игровой класс. Ты хочешь сделать подлянку этому Луи? Тебе врагов мало?
– Есть такое слово «надо». К тому же он мне не понравился.
– Чем? Приятный, вроде, мужик. И самый геморный для тебя противник.
– Не люблю лицемеров. А еще меня раздражают люди, прячущие свое несчастье под презрением. Я покажу этому проповеднику, как целить душу!
Чертов туман! Карл очень замерз, устал и промок. Идея идти в ночной рейд на болота уже часа полтора назад перестала казаться ему замечательной. И спутники куда-то подевались. Стоило признаться самому, он заблудился. Внезапно раздался шорох. Карл вскинул посох, готовый взорваться десятками воздушных лезвий. Гулко ухнуло. Птица, всего лишь ночная птица. Карл с облегчением выругался, вспоминая, что помимо всяческих монстров в игре есть еще и вполне обычные живые существа, которые живут своей жизнью. Снова раздался шорох и на мага спикировал филин огромных размеров. Задев голову Карла крылом. Тело словно онемело. Не было сил отвернуть взгляд и пошевелиться, исчезли все желания и мысли. Филин мешковатой кучей упал перед Карлом, тьма скрывала изменения, и перед парализованным магом возник незнакомец в широкополой шляпе и плаще. Лицо и фигуру скрывал мрак.
– Возьми!
Незнакомец, над котором не висел ник с именем, протянул Карлу изогнутый керамбит.
– Отдай свое сердце светлому богу! – снова приказал человек-оборотень и взглянул в глаза магу.
В голове Карла возникла мысль: «Он друг, он передаст мое сердце Богу, ему можно верить!» Осталось только отдать сердце… Лезвие с хрустом рассекло мантию из плотной ткани, а следом за ним и подреберье. Дрожащей рукой Карл торопливо запустил руку в раскрытую рану и одним движением вырвал трепещущее сердце.
– Будь счастлив! – прошептал незнакомец, почтительно принимая комок окровавленной плоти. Приказал? Попросил?
Маг улыбнулся, опускаясь на землю. Душу затопила волна ничем не замутненного счастья, затопила, смывая боль из рассеченной груди, смывая заботы, страх, смывая память и имя…
Два воина и жрец растерянно стояли над телом погибшего соратника. Рассеченная грудь, в которой плескалась лужица крови на месте сердца, безмятежное лицо, украшенное счастливой улыбкой, крайне неуместное для трупа с такой раной. А еще с тела не пропадала одежда. И соратник не отвечал на вызовы. Ни в чате, ни на мобильный. «Абонент не существует».
Я летел сквозь тьму. Потоки теплого ветра омывали тело, играя с распахнутыми крыльями. Подо мной плескался океан. Океан жизни, где в причудливые узелки сплетались жизнь и смерть, упоение страстью и погоней, страх, что гонит вперед или заставляет тело неметь, притворяясь бездушным камнем. Запахи и зовы. Бесконечное число смыслов и путей. «Найди свой и будь счастлив», – шептал лес. А над головой простиралось бездонное небо. И теперь, чтобы упасть в него, не нужно терять даже жалкой точки опоры, а просто чуть иначе изогнуть крылья и камнем упасть в безмятежную глубину неба, не оставив даже кругов на воде.
Крохотный с такой высоты город внизу приветливо сверкнул огнями. Я сложил крылья и рухнул вниз, раскрыв их лишь у самой земли, резко изменяя направление полета. Мягко опустился на подоконник и, сбросив одежду, завалился спать.
– Здравствуй, Филин.
