— С чего ты взяла? Я еще не думал над этим.
— А ты подумай. Я считаю, что мы не будем стареть.
Ох, как легко, как небрежно, бросила она это «мы». Многовато что-то становилось «нас».
Светка оделась, села в кухне и закурила.
— Вот что, родная, — сказал я. — В ближайшие дни тебе придется обойтись без мужиков.
Она стряхнула пепел на коленку, но промолчала.
— Не стоит нам сейчас плодить монстров.
Она молчала.
— Понимаешь, я больше никому, кроме тебя, не могу довериться.
Ее молчание становилось невыносимым.
— Мы слишком многого еще не знаем сами. Мы не имеем права впутывать кого-то еще.
Она глубоко затянулась и выдохнула струю дыма мне в лицо.
— Мы слишком многого не знаем, — повторил я, — может быть, от этого умирают.
— Спасибо, — сказала Светка.
— На здоровье, — ответил я.
— И ты так уверен, романтик ты мой несчастный, что все, с кем я теперь стану спать, будут превращаться в нестареющих монстров. А что, если это передается только через сперму и источником может служить лишь мужчина? Ты-то уж точно теперь бычок-производитель. — Она улыбнулась. — Производитель монстров женского пола. Бедненький, как тебя женщины замучат!
— Перестань, — сказал я.
— А впрочем, — она меня не слышала, — почему только женщины? Наверное, и мужчины тоже. Потрясающее удобство, если так! Один только раз принять грех на душу и можно снимать с себя всякую ответственность. Остальное доделают без тебя.
— Прекрати, — сказал я.
Я еще не знал, как обстоит дело в действительности, но чувствовал, что совсем не так. Не мог быть Апельсин таким же сексуально сдвинутым, как Светка. Все должно было быть гораздо проще.
— К чему гадать? — сказал я. — Мы не врачи и не биологи. Ответы придут в свое время. А сейчас я просто прошу тебя. Ты можешь выполнить мою просьбу?
— Ну, разумеется, Господи. за кого ты меня держишь? Надо – значит надо. Обещаю надеть пояс верности, — дурашливо добавила она. — Только не тяни со звонком, когда можно будет снять. Хорошо? А то ведь я и помереть могу, два тулупа в каскаде!
— Знаешь, Светик, признаюсь честно, в больших дозах я с трудом тебя выдерживаю. Извини.
Я вошел в комнату и лег рядом с Ленкой. А может быть, рядом с Аленой. Я не мог различить их. И мне хотелось плакать.
Утром пили «Байкал», пили пиво, пили холодную воду, пили шампанское. Есть не хотелось.
— Очень может быть, — сказал Альтер, — что нам теперь есть совсем не надо – достаточно солнечной энергии в виде лучей.
Ленка смотрела на Светку подчеркнуто равнодушно и ни о чем не спрашивала. Все три женщины дружно принялись наводить марафет. Я даже не помогал. Мне было тошно от полной апатии. И делами, как уже повелось, заправлял Альтер.
Он собрал нам с Ленкой (точнее не нам, а нашим возможным будущим копиям) кое-что в дорогу: рюкзаки, набитые уменьшенными до предела безопасными сибрами; удобную и теплую одежду и обувь (если придется удирать или если дело будет зимой); оружие – на всякий случай (не нашлось ничего лучше легкого туристского топорика и устрашающего вида ржавого мачете, привезенного мною из колхоза, где оно служило для обрубания свекольной ботвы); и, наконец, текст нашего обращения. Подумав, Альтер добавил к этому фонарик, спички, моток прочной веревки, золотую монету – вот уж полная бессмыслица! — и фляжку коньяку. Никто не мог знать, когда и где нашим копиям суждено возникнуть из небытия, но возникнув, они сразу начнут действовать – так мы настроили себя. Может быть, у них даже не будет времени на размышления. Может быть, они наломают дров. У нас не было выбора. И мы только верили – о, как мы верили! – что этим копиям не придется возникнуть.
Подготовка закончилась. Мы оделись и влезли в сибр без кнопки «РАБОТА». Альтер нажал «ЭКСПОНИРОВАНИЕ». Мы вышли и полюбовались своим гештальтом. Потом включили «РОСТ-», и сибр ужался до размеров, примерно, десять на десять на двадцать миллиметров.
При дальнейшем уменьшении конструкция начинала оплывать, теряя очертания, оранжит пожирал металлические и пластиковые части, а сам таял, словно кусочек сухого льда, и превращался в яркую рыжую горошину миллиметров восьми в диаметре. Каждый раз, уменьшая сибр, рисковать уничтожить его, — конечно, это было очень неудобно, и накануне я решился на очередное изменение: я попросил сибр делать остановку в самый последний момент перед началом деструкции. И вот этот предельно компактный синтезатор мы стали называть сибр-миниморум.
Дальнейший план действий был таков. Сибр-миниморум с нашим гештальтом мы вручили Светке вместе с обычным (безопасным) сибром для тиражирования этой экстремистской игрушки. Предполагалось расшвырять несколько десятков экземпляров нашей дремлющей бомбы по различным, пусть не очень приметным, посольствам и еще столько же – по всяким глухим местам, после чего Светке надлежало скрыться. Вариант надежного укрытия она придумала сама. Закончив дела в Москве за пару дней, она собиралась махнуть на Юг, в место по возможности дикое, и там под другим именем, с перекрашенными волосами и новой стрижкой жить у случайного знакомого вплоть до серьезных перемен. Все это планировалось на тот случай, если нас все-таки заставят говорить и им придется искать Светку. На что мы надеялись? На то, что наш наивный набор приемов позволит выиграть если не партию в целом, то хотя бы время? Да, и на это тоже. Но главное, мы надеялись, что сумеем молчать – ведь мы были не просто люди. И мы блефовали: в нашем «Обращении» говорилось, что это я сам, лично, разбросал огромное число сибров по только мне известным местам и даже по местам мне не известным. В таком случае ситуация выглядела безнадежной для тех, кто захотел бы помешать мне, но… Всяко могло повернуться, и в худшем случае весь груз ответственности за судьбу Вселенной свалился на Светку. Что любопытно, ее совсем не пугала такая ответственность. Более того, принять участие в серьезной и опасной игре представлялось ей чертовски заманчивым. Так, опрокинув стакан шампанского, Светка заявила:
— А если схватят, покончу с собой. Проглочу растущий сибр.
— А вот этого не надо, — испугался я. — Давай договоримся: действовать строго по инструкции. Если схватят, это еще не проигрыш. Не надо паниковать.
— Паниковать не надо, — согласилась Ленка, — но, знаете, ребята, как-то это смешно. Игры эти с правительством, шпионские страсти – детский сад какой-то. По-моему, ничего у нас не выйдет.
— Выйдет, — сказал я упрямо, — обязательно выйдет.
Черт знает откуда была у меня такая уверенность.
А когда мы уже прощались со Светкой, быть может, навсегда (как сентиментально, как пошло и вместе с тем как страшно звучало это маленькое дополнение!), и на каких-нибудь полминуты остались один на один, она шепнула мне:
— А знаешь, от чего мне будет труднее всего удержаться?
— От чего?
— От желания провести эксперимент. Я заболела твоей дурацкой сибрологией.
— Черт с тобой. Проводи свой эксперимент. Но только один, а не десять. И это должен быть человек, которому ты сможешь доверять, как самой себе. Нет, больше, чем себе. Ты поняла?
— Я поняла. Девочку Светочку лишили сладкого. Она обиделась и будет играть во взрослые игрушки.
— Лишишь тебя, как же! Сластена. Ты только про «игрушки» не забывай. Страшненькие у нас с тобой игрушечки.
Подошли Ленка, Алена и Альтер. Мы попрощались коротко и сухо. Мы боялись сказать лишнее. Мы боялись сглазить. Черт знает в какие дали мы провожали друг друга. Черт знает в какие руки отдавали мы судьбы мира. Легкомыслие. Лихачество. Молодость. Привкус отчаянной радости на губах. Любовь. Вера в завтра. Пронзительная голубизна простора. Бесконечность. Звезды. Счастье.
Все это ему не нравилось, но он дал свое согласие, если можно назвать согласием, когда в момент переговоров на заднем дворе вашей усадьбы собирают пулемет, а в самый разгар спора под окнами маршируют десять солдат с примкнутыми штыками.
А. Азимов
С дядей Валерки Гридина знаком я был шапочно. Мы виделись, конечно, не один раз, но хорошо я помнил только две встречи.
Классе в пятом во время весенних каникул Валерка вдруг пригласил меня прокатиться вместе с ним в Волоколамск. Во главе делегации ЦК дядя ехал туда по делам. Поездка вышла отличной. Первый раз в жизни я сидел в «чайке» с ее мягким, до нереальности бесшумным, ходом – казалось автомобиль летит над землей; и милиционеры, стоящие на перекрестках и постах ГАИ, отдавали нам честь, хотя во второй машине, кроме шофера и нас с Валеркой, никого не было; и светило солнце, и город Волоколамск казался чистым и красивым; и на заводе клееных конструкций было страшно интересно, особенно понравились нам с Валеркой пенопластовые ящики и странные алюминиевые гвозди к ним, которые мы не приминули взять на память; и на банкете нас замечательно покормили, только изысканный суп по рецепту французской кухни ни мне, ни Валерке не понравился; а в Кашине мы поговорили со старичками, видевшими самого Ленина; а в краеведческом музее запомнилась коллекция русских денег; и только на обратной дороге меня вдруг укачало в монотонно приседающей на рессорах машине, а остановиться не было никакой возможности, и я открыл окошко и перепачкал дверцу, и водитель Семен Семеныч говорил: «Ну что ж ты так, бедолага? Смотри, заставлю отмывать потом».
