class="empty-line"/>
Ответ появился тем же вечером, когда Павлик уже окончательно собирался домой.
– Это – жестоко! – высоким голоском вещала Карамелька, огромные круглые слезы катились из ее глаз. – Эта старуха врет, от первого слова до последнего… Она из ума выжила давным-давно. А вы! Как вы могли повестись?! Мы плачем. Нам очень горько.
Панда мелькнула в кадре, тоже шмыгая красным распухшим носом.
– Щас, – посулил парень, заводясь уже не на шутку, – это война.
Он на цыпочках прокрался к синей двери – границе территории врага – и сунул в щель под нее смартфон с записью звука.
Лайки и просмотры полились рекой, девки бурно радовались. Павлик подождал, пока градус зашкалит, а потом извлек устройство. Немного отредактированная буйная радость с периодическими выкриками «Повелись!», «Во лохи!» и «Бабок срубим!» стала отличной заменой оригинальной звуковой дорожки с показательными рыданиями.
Наступило утро.
Лохудры затаились.
Баба Тоня, не сомкнувшая глаз, сидела мрачная и ожидала подляны. Крупной, судя по витавшему в воздухе электричеству.
Павлик по-детски надувал губы во сне, задремав прямо на кухонном диване в обнимку с ноутбуком. Пришлось укрывать его старым клетчатым пледом.
– Сколько? – только и спросила баба Тоня, когда утром парень полез подсчитывать непонятные «клики» и «лайки», а потом чуть более понятные «просмотры».
– Ну… – Павлик потер глаза, пытаясь избавиться от остатков сна. – Вам предлагают в рекламе сняться.
– А заработали-то мы сколько?
– Это в конце месяца только понятно будет. Но пенсия у вас утроится, баб Тонь, зуб даю.
Самойлова поморщилась от жаргона, но жаловаться вслух не стала.
– Комменты… опять гадостей понаписали?
– Не сказал бы, – хохотнул напарник по опасному бизнесу, – вопросы в основном задают. Много. От «как вы такие совок просрали?» до «расскажите, как в вашей молодости парни ухаживали?» И еще рецептов просят, таких, «домашних».
Она оторопела, нахмурилась, потом наоборот улыбнулась, машинально вытирая ладони о фартук.
– То есть, это кому-то интересно? Чтоб я вот так перед камерой вертелась, да брюзжала?
– Ну да.
– Пашенька… – она заглянула ему в лицо, пытливо, настороженно, словно ожидая обмана. – Да кому это интересно может быть? Я ж не актриса какая, прости господи. Я ж так… Никто, по сути-то…
– Как это – никто? – разулыбался внезапно парень. – Вы – Огонь-Бабка! По поиску сразу за Бабой Ягой идете на ютубе.
– А эти?.. – она понизила голос, кивнув головой в сторону закрытой двери. – Как думаешь, что придумают?
– Да кто ж их знает? Только вот что, их двое, вы одна… Поживу-ка я у вас на кухне пару дней. У вас уголок же раскладывается, да? Только вы моей бабушке сами позвоните? Что мол, не шляюсь, где попало, и не наркоман.
Она не удержалась – потрепала по рыжим вихрам, да пошла завтрак готовить.
Три дня длилось затишье. Шаболды куда-то упархивали, прошмыгивая мимо бабы Тони, шушукались, но ничего не происходило.
На четвертый день все изменилось. Вернее, на четвертую ночь.
Баба Тоня проснулась от стука, непонятного, быстрого, негромкого и оттого – пугающего. Тук-тук-тук. Она огляделась – темно, тихо. Приснилось что ли? Не стала вставать – получше укутала ноги, повернулась на бок и закрыла глаза.
Вспышка.
Самойлова села, кутаясь в ночную рубашку, стеганое одеяло съехало на бок. Да что это было-то?
Дз-з-з-зн! Телефон. А сколько времени? Стоп. Какой телефон? Его отключили еще лет пять назад, после того как сын мобильник купил ей первый. Так что это звонило? Баба Тоня потянулась к выключателю ночника, палец привычно нажал на отполированную от времени кнопку из черного пластика, но свет не загорелся.
Тук-тук-тук. В окне что ли? А что за ерунда-то?
И тут внезапно, начинаясь на низкой, гудящей ноте, нарастая, ширясь, раздался вой. Шарахал молотом по барабанным переборкам. Выдавливал пот из пор. Волоски становились дыбом. Сердце дернулось раз, другой, замерло, а потом зачастило. Инстинкт, формировавшийся у живых существ с того момента, когда первая амеба сожрала свою товарку. Опасность! Опасность!!
Пол был далеко.
Дверь еще дальше.
Темнота клубилась, рассеченная парой желтых лучей из щели между портьерами.
Тук-тук-тук.
Угол справа, возле двери. Там кто-то был. Какое-то движение, не виделось – угадывалось. И снова инстинкт – лови звуки! Так чуткий олень вскидывает голову на тонкой шее, поводит ушами и слушает, слушает! – ибо именно от этого зависит сама жизнь его…
Рука сама потянулась перекреститься.
Мелькнул красный огонек в углу.
Тук-тук-тук.
Встала, босые ступни ощутили каждую неровность старых досок крашеного пола. Там что-то было. В углу. Там что-то шевелилось.
Баба Тоня решилась. Протянула руку, взяла старый подсвечник, украшающий колченогий стол, зажмурилась на миг, а потом решительно двинулась туда… В тот угол…
И вот когда оставался шаг…
Когда от напряжения ныли стиснутые зубы…
Когда снова что-то шевельнулось…
Шаг…
Тьма…
Бам-с!!
Дверь отлетела в сторону с громким стуком, сбивая на пол деревянную вазу.
– А-а-а-а!!! – заревело нечто белое, огромное, бесформенное с черными провалами глаз.
– А-а-а-а!!! – заорала баба Тоня и от всей души треснула чудовище подсвечником, и еще раз, и еще… Последнее, что она увидела, перед тем, как мир погрузился во тьму: перепуганное лицо прибежавшего на шум Павлика, на фоне запутавшихся в белой простыне, матерящихся в голос шоболд. А еще красный огонек в углу – спрятанная на буфете маленькая камера, слегка поворачивающаяся на штативе…
Стрешин, врач по призванию и профессии, приехавший на «скорой» на вызов среди ночи, с изумлением переводил взгляд с одного участника открывшейся ему сцены на другого. Ветеранского вида бабулька и две размалеванные девицы, охая, лежали в гостиной на диване и разложенном кресле, злобно посматривая друг на друга.
– Еще раз, – уточнил доктор, машинально щелкая авторучкой, – у бабушки приступ, ничего опасного, но сейчас прокапаем, и пару дней полежать придется. Это понятно, возраст. Но вот у девушки – черепно-мозговая, а у другой рука сломана, это – как? Может, мне полицию вызвать?
– Не надо полицию, – буркнула Карамелька, не отнимая пакета со льдом ото лба, – мы пошутили. Напугать чуть-чуть хотели, ничего такого.
– Напугали? – приподнял бровь врач.
– Напугали, мля, – прошипела Панда, баюкая руку.
Баба Тоня желание общаться с полицией тоже не выказала.
Стрешин поджал губы, подумывая, как бы разрешить настолько сомнительную ситуацию. У девчонок прописка вообще подмосковная, но хоть совершеннолетние. Что они тут делают? Алкоголем не пахнет, признаков наркотического опьянения тоже нет. Мутная какая-то история. Врач помотал головой, привычно отмахиваясь – «А-а-а, не мои проблемы», и принялся собирать вещи в сумку.
В этот-то момент Павлик и влетел в кухню, довольный, как обожравшийся сметаны кот, и с лыбой от одного уха
