Я поблагодарил блюстителя за совет и поспешил по тенистой аллее, которая тянулась вдоль здания.
— Будь прокляты эти бумагомараки! — голос настиг меня у самых дверей.
Повертев головой, я заметил двух высоченных южан. Поджарые фигуры, длинные волосы с плетенными в них лентами, голубые глаза, кривой нос — основные черты, рачительно отличающие их от жителей материка.
— Брось, чего злиться. Месяц, два и все будет по-прежнему! — произнес первый, подняв с земли смятые бумаги.
— Ты в это веришь?! — продолжил возмущаться второй. — Сам же слышал –
Рифт теперь закрытая территория. Запрет! Любая попытка проникнуть за первое кольцо карается смертью!
Первый только хмыкнул в ответ.
— Да у них глаз не хватит проследить за всеми! Труверов нельзя окольцевать!
Мы свободные следопыты! Закон Верхушки для нас — не закон. Мы выше него. Мы выше всех! Если они не пойдут на наши условия, и запрет останется в силе, мы станем пересекать границу Рифта без всяких разрешений! — в подтверждение своих слов он плюнул на ступень адмиралтейства и протянул приятелю руку. Тот немного подумал, а потом пожал ее.
Дослушав разговор до конца, я быстро забежал наверх, затерявшись в узких канцелярских коридорах крупнейшего разрешительного ведомства, которое одним росчерком пера решало судьбы многих жителей материка. И надо заметить: редко, кто был доволен полученным в этих стенах решением.
— Подвиньтесь. Не загораживайте дорогу!
— Чего встал! Дайте пройти!
— Кто последний к вистору Турлону?! А к Джиперсу?
Если бы меня спросили, что мне напоминали здешние коридоры, я бы сходу ответил — термитник. А немного подумав, добавил: охваченный огнем термитник, где каждый бежит в неизвестном направление, пытаясь утащить с собой как можно больше полезного скарба. Только здесь, в адмиралтействе, роль тружеников-муравьев выполняли мрачные служащие. Облаченные в одинаковые серо-синие камзолы, они с мрачными вытянутыми лицами, похожими на кончик пера переносили из кабинета в кабинет кипы исписанной вдоль и поперек бумаги. Причем делали они это с таким преисполненными достоинством, что буквально не замечали никого вокруг.
Один дверной хлопок, сменялся другим — и очередная серая тень выскальзывала из своей норки, торопясь вновь скрыться в другой.
Не успев увернуться от такого вот муравья переростка, я буквально лоб в лоб столкнулся с ним у самой лестницы, ведущей на второй этаж. Ровная стопка бумаг в одну секунду разлетелась веером, а служащий, издав глухое «ооохоохо», опустился на колени и обреченно стал собирать этот сложный бумажный механизм воедино. Пристроившись рядом, я попытался оказать ему помощь, быстро сгреб бумаги в кучу, но его недовольная физиономия заставила меня остановиться.
— Я случайно… Тут так много народу, — попытался оправдаться я.
— И этот факт разрешает вам сбивать порядочных людей с ног?
— Я же сказал вам — это произошло случайно! Я просто искал вистора Ля-Парна…
Мимо нас мелькало множество серых брючин, лакированных штиблет и широких юбок.
— Если ищите вистера Ля-Парна, так и шли бы в сектор «С», а не отирались здесь, мешая рабочему процессу, — недовольно фыркнул служащий.
Я тяжело вздохнул:
— Легче сказать, чем найти.
Подняв взгляд, я наткнулся на мраморное, неподвижное лицо.
— Если бы вы были внимательнее, вы наверняка заметили бы меня, и наверняка бы не пропустили мимо единственного в нашем ведомстве леприхуна, который минутой раньше прошмыгнул в соседнее крыло. По коридору до конца и направо…
Бело-зеленые гольфы замаячили среди однообразных костюмов и вновь скрылись, но на этот раз за массивной дубовой дверью с табличкой «Вистер третьего звена Ля-Парн». Решив не тратить время на выяснения: кто последний в очереди, и можно ли узнать, как долго ожидать вызова, — я без стука проследовал за леприхуном.
— Опять с прошением? — встретил меня грозный голос.
Однако ответить я так и не успел. Хозяин кабинета обрушился на меня с новыми претензиями.
— Какого Икара и его сыновей так долго?! Давайте, что там у вас…
Я протянул купчею и ретировался обратно к двери.
Вистер Ля-Парн при своем незначительном росте выглядел весьма воинственно — скуластое лицо было украшено паутиной морщин, а острый подбородок и широкий лоб в целом, напоминали перевернутое яйцо. Одет же леприхун был привычно: бриджи, белоснежная рубашка, гольфы и только мрачный пиджак выбивался из общей картины. Но видимо на такие жертвы он пошел в угоду установленным в адмиралтействе правилам.
Нахмурив брови, Ля-Парн всего секунду изучал документ. Затем макнул перо в чернильницу, поднес к бумаге. И замер. Жирная капля, немного повисела на самом кончике и смачно брякнулась на купчую, превратившись в противную жирную кляксу.
— Чей? — видимо осознав, что не знает какой именно документ, он собирается подписывать, поинтересовался леприхун.
— Мой капитан, Райдер ди Нелии продает свой корабль, именуемый "Купером". Предназначение: перевозки. На борту имеется один хвататель пара, необходимые для хранения камеры.
— Зачем вы пудрите мне мозги, юноша? Где капитан?
— В настоящее время, Райдер ди Нелии не может присутствовать в адмиралтействе. Вот бумага, подтверждающая факт доверия мне дел по продажи корабля.
— Корабля? — брови леприхуна сдвинулись еще ближе, отчего он стал напоминать литийскую черепаху.
— Совершенно верно, — отрапортовал я, как надоумил меня общаться к служащим Луцлаф.
Перо, вновь зависнув над бумагой, так и не совершило заветного росчерка, а было опущено обратно в чернильницу.
— Оценщик осматривал вашу посудину?
Вопросы, вопросы, одни вопросы.
Меня предупреждали, что эти крючкотворцы хуже пиявок и готовы высосать из тебя последнюю каплю крови лишь бы наполнить свое тщедушное тельце чужими страданиями, но к подобным нападкам я оказался явно не готов. Замешкавшись, я едва не развел руками, расписавшись в отсутствии верного ответа.
— И вы хотите, чтобы я поверил вам, юный обманщик?
— Я хочу, чтобы вы пописали вышеупомянутый документ, — невозмутимо настоял я, решив поиграть предложенную служащим игру.
Леприхуны испокон века славились своей несговорчивостью, наглостью, но главным их достоинством было, есть и остается — хитрость. Пытаться что-то внятно объяснить этому напыщенному созданию, означает нарваться на кучу разных неудобных вопросов. Именно по этой причине, мои ответы стали еще более размытыми и витиеватыми, как любил выражаться виртуоз Босвел.
— Не нравится мне вот эта печать и подпись уж больно не похожа на нотара Робуза. Уж я то его прекрасно знаю, юный лгун.
Посмотрев на меня исподлобья и ожидая испуга или какой-то подобной реакции, леприхун замолчал.
Я изобразил на лице искреннее удивление.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, вистер. Безусловно, вы лично и достаточно хорошо знакомы с нотаром Робузом. Но поверьте, эта бумага подписана его рукой и ничьей другой. — В конце речи, я приложил правую руку к сердцу и провозгласил клятву Икару, Эверике, Искре и всем восьми великим механикусам, точно также как это делал мой старый учитель Босвел, когда пытался выбить в Цехе разрешение на очередное исследование.
— Допустим, — не спеша соглашаться, кивнул леприхун. — Тогда объяснить мне вот какой момент, юный врун. Что же именно вынудило вашего капитана не найти времени поприсутствовать на такой важной для него сделке?
— Один необычный недуг, — ляпнул я первое, что пришло мне в голову.
Услышав о неведомой болезни, Ля-Парн едва не отскочил от меня как от прокаженного.
— Какая болезнь?! — надрывным голосов взвизгнул он.
— Нет, вовсе не болезнь, — попытался я успокоить служащего.
— Тогда что? Не юлите, юный балабол! Я отчетливо слышал, вы изволили выразиться: необычный недуг.
Ничего не поделаешь — сказал. Поэтому пришлось выкручиваться:
— Простите, вистер. Я имел в виду болезнь душевного характера. Мой капитан отчаянно и бесповоротно влюбился, словно первокурсник демии механикусов.
— Влюбился? — краска стала спадать с лица леприхуна.
— Именно, — радостно улыбнулся я. — Она конечно красавица, но высасывает деньги из моего любимого капитана, будто истинный виталлинг.
— Фу, не говори мне про этих клыкастых тварей. Ненавижу их! — леприхун брезгливо поморщился.
— Так вот я и говорю, — выдержав паузу, продолжил я. — Из-за такой вот истории мой господин сейчас на свидании со своей прекрасной Вилианой. А я здесь, оказываю содействие в продаже его единственной в прошлом отрады — корабля "Купер", — закончив фразу, я тяжело вздохнул, потупил взор и замер, ожидая решения Ля-Парна.
Леприхун долго молчал, иногда вздыхая и шепча себе под нос всякую ерунду. Видимо вспоминал свои любовные победы и поражения. Наконец, он пискнул и подозвал меня к столу.
