— Минут десять.
— Хорошо… Потом в сон его брось. Не до комы, но чтобы сам не скоро оклемался.
— Дэйв…
Это уж вообще ни в какие ворота! Одно дело подтереть немножко, и другое дело вот так…
Но Дэйв уже не слышал.
Шел к выходу. Потому что в комнату, на шум, сунулась та платиновая блондиночка — и теперь пятилась обратно, неподвижно уставившись на Дэйва своими огромными глазищами… В которых удивление почти утонуло под мечтательной поволокой и покорностью.
Тим выдохнул, зло и резко, и вернулся к «Гаранту», застучал по клавишам. Не такое уж это простое дельце: вырубить человека надолго, но при этом ничего ему не повредить.
В соседней комнате шелестел термовик, какое-то невнятное мычание…
Мачо недоделанный, чтоб его! Интересненькие жизненные идеалы. Всем, кто рискует встать на пути — по рогам. И все красотки — тоже его… И ведь обламывает, черт бы его побрал! И рога обламывает, и красоток. Этих вообще одним взглядом…
Только рановато напарничек брутальничать начал — еще из Империи не успели выйти!
И вообще.
Беса променял на какую-то сетевую выпендрюжку.
Теперь вот с Пауком так обошелся…
Обрубает все концы — это можно понять. Да только как бы при этом и все мосты за собой не сжег! Дальше-то как, с кем работать будет? Ведь как последний дурак себя ведет! Словно это дело у него последнее, а потом хоть потоп! Будто вообще из Отстойника возвращаться не собирается!
5
Через сотню верст после дома Паука началась полоса разделения.
Специальный Эмиграционный Отдел поработал на славу. Пятьдесят километров выжженной химикатами земли. Ни травинки, ни клопика. Только песок и голые камни.
Для ликвидации предпосылок к провокациям, как говаривают политиканы.
Чтобы отбросы из Отстойника не расползались к границам Империи, не отсасывали у имперских форпостчиков и не брюхатили имперских форпосток, если перевести на нормальный язык. А то никаких грин-карт не напасешься на этих детей зеленого бога. И так уже почти превратили всю Европу в еще один сектор Отстойника. Впору такой же полосой от нее отгораживаться…
Но это все, по большому счету, фигня. И даже то, что о деле пока ни слова — тоже фигня.
А вот напарник в зазеркалье — это уже серьезно.
Рекламируют зазеркалье как золотую середину между полной виртуалкой и реалом. «Прекрасней любой реальности, интересней любой игры!» Да только и распоследний имбецил понимает, что ни один зазеркальный софт не дает полной адекватности поведения. В принципе не дает. Даже не учитывая безрукость отдельных программеров…
А на охоте любая мелочь может оказаться проводником в экзистенциальное. Дэйв, может, и лучший среди частных охотников — но только не когда в зазеркалке.
Неподвижным взглядом уставился на куда-то за горизонт… Штурвалы стиснул так, что пластик только жалобно потрескивает.
— Дэйв, кончай выпендриваться, — сказал Тим. — Выходи.
А чтобы у напарничка не было искуса постоянно сбегать в свою зазеркалку, каждую свободную минуту…
Тим расстегнул термовик, залез во внутренний карман и достал заглушку. Крошечная деталька — а эффект потрясающий. Блокирует переключатель режимов реал/зазеркалка. Пусть постоит до тех пор, пока под флаером снова не окажется полоса разделения.
— Давай, давай, выходи. — Тим потянулся к затылку Дэйва, где под волосами спрятан переключатель. — А я тебе на всякий случай еще вот это…
— Нет, — охотник остановил руку чароплета.
— Милорд?..
Чароплет не спешил убирать руку.
Амулет раскачивался на цепочке. Золотая сеточка-оправа, внутри покрытый лаком глаз василиска — кажется, до сих пор живой…
Чтобы видеть темную сторону мироздания. Все те струнки разрушения, на которых чароплет играет свои боевые закляться.
— Возьмите, милорд. Загляните в мироздание глубже. Прикоснитесь к его сути. Сожмите в ваших пальцах его сердце…
— Нет.
— Почему же нет, милорд? Это сделает вас сильнее…
— Нет, чароплет. Это не сделает меня сильнее.
— Не понимаю, милорд…
Глаз василиска покачивался и покручивался на цепочке, словно осматривался.
— Твои чары помогают, с ними можно увидеть и прикоснуться к струнам мироздания, иначе недоступным, — и все же твои чары не приближают к сути вещей. Подсвечивая одно, они затемняют все остальное. В мире твоих чар все искажено. Извращено. Одни лишь грязные тени. Слишком много грязи, боли… Слабости. Жалости.
— Зато вы знаете, куда бить, милорд. Бить так, чтобы удар разил наповал…
— Не хочу больше этого видеть.
— Почему же, милорд?..
— Надоело. Это отравляет жизнь. Мешает быть сильным.
— Вы ошибаетесь, милорд. Нежелание видеть темную сторону мира — это постыдное бегство, недостойное настоящего воина. Это, да простит меня милорд, почти трусость. Вот что может сделать вас слабым, милорд…
Дэйв расхохотался.
— Слабость — это вестись на разводы о том, что такое слабость! А трусость — это превратить свою жизнь в помойку только потому, что кто-то считает, что иначе не выжить!
Тим засопел.
Хотел промолчать, но не выдержал:
— Ладно, упертый! Но ты хоть понимаешь, что это опасно? Ты схлопочешь пулю, даже не заметив ее! Ни одна зазеркалка не может эквивалентировать реальность идеально!
— Что есть настоящее в этом мире, чароплет? Даже усиленные твоими чарами глаза — всего лишь глаза. Они бессильны приблизить к сути вещей. Мы никогда не видим того, что есть на самом деле, — лишь смутные отблески того, как элементы мироздания взаимодействуют друг с другом. Тебе ли этого не знать, чароплет…
— Но, милорд…
— Хватит.
— Но…
Охотник поморщился и дернул плечом, словно прогонял назойливую букашку.
Не надо его слушать, — чароплет умеет убеждать. Сколько раз уговаривал и вешал на шею этот глаз черного всевиденья!
Но не в этот раз.
Не в этот!
Охотник достал крошечную ракушку, испещренную волшебными рунами, и вставил в ухо. Шорохи далекого моря сплелись в мелодию, подернулись рябью слов…
Столько лет, столько долгих лет,
Я смотрел на мир — сквозь сны…
It is a twenty ninety nine,
The human race has to face it!
They are confronted with the truth!
It's secret!!! Mysterious!!!
— орали злым голосом колонки так, что заложило уши.
Тим потянулся сделать потише, но Дэйв отбил его ручонку. Словно от мухи отмахнулся.
6
Ждали ребята Паука как и положено — под стеной высотки.
Полуразрушенной.
Полоса разделения — это не только пятьдесят верст выжженной земли. Это еще и десятки городов-призраков на краю Отстойника. Там, где раньше работали нежелательные технологии. В смысле, для Империи нежелательные. Незачем отбросам в Отстойнике современные технологии. И так их десять миллиардов, хватит.
В этом городишке раньше был какой-то завод. Но при бомбардировке и остальным домам досталось. От высотки остался только один бок, штук пятнадцать полуразрушенных этажей.
Вот ребята Паука и ждали под этой стеной — с севера.
Все верно, так и надо. Ведь геостатики видеонаблюдения над экватором висят. И получается, на эти широты чуть сбоку смотрят. Так что с севера под стеной — мертвая зона. Ничего не видно со спутника. Так что все верно. Хорошо Паук дрессирует своих ребят.
А ведь он не знал, что геостатик будет следить. Так, на всякий случай подстраховался… Черт возьми! Такого партнера потеряли!
Их было трое.
Один гном, мелкий и тощий.
Двое других орочьи полукровки. Близнецы. Высокие, крепкие и какие-то
угловатые, словно их из кубиков конструктора собирали.
Похоже, под термовиками — если можно так назвать эти исцарапанные и латаные-перелатанные обноски — у них какие-то боевые экзоскелеты: тяжелые бронежилеты и сервоприводы для усиления движений. Вместе с аккумуляторами килограмм под двести, вот и получается — словно маленькая гора под термовиком.
Две штуки. Арабской национальности. С изрытыми оспинами мордами. Завистливо разглядывающие Дэйвовскую крылатую лошадку, на которую им не то, что за всю жизнь не заработать — даже просто прокатиться не светит.
За этими мордоворотами под стеной притулились два джипа.
Один совсем задрипанный. Второй тоже не так чтобы
молодой, но еще крепкий. И породистый. Хорошо сложен.
