— Ого, — усмехнулся кто-то незнакомым голосом. — Спорим, повторить не сможешь?
Я поглядел в сторону говорившего. Это оказался мужчина, на вид лет сорока, в серо-черном городском камуфляже. Я как-то сразу понял, что он — русский. А значит, нам все-таки помогли. Люди Балалайки, видимо.
— Вот ранят меня еще разочек, я вам и не такое выдам, — прошипел я, скорчившись от боли.
— Скажи спасибо, что вообще живой, — я узнал голос Ласточки. Хоть она и старалась не показать, но в голосе этом было облегчение. А я был просто бесконечно рад, что с ней все в порядке.
— А у нас… все живы? — сердце пропустило удар, когда этот вопрос сорвался с моих губ.
— Даже не ранены, — усмехнулась Марта. Но тут же помрачнела: — Один ты не можешь пули не словить.
— Ну, извините, — буркнул я, когда боль на секунду отпустила. Потом повернулся к русскому, протянул руку для рукопожатия: — Да, кстати. Артур Токарев. Очень приятно.
— Ага, — ладонь у него была жесткой, мозолистой. — Максим Казанцев.
— Слушай, а что у меня там, в боку? — спросил я, пытаясь принять наиболее комфортное положение, чтобы рана причиняла как можно меньше страданий.
— Да ничего страшного, — пожал плечами Максим. — Пуля прошла по касательной, вырвав кусок кожи с мясом и всего лишь повредив ребро… Трещина скорее всего. Свезло тебе, короче. Крови ты потерял не так много. Жить будешь.
— Болит зверски, — пожаловался я.
— Обезболивающих у меня нет, — произнес Казанцев, но по тому, как он отвел взгляд, понял — есть. Просто не хочет делиться. И правильно, между прочим, делает. Такой препарат может в решающую минуту спасти жизнь ему самому или кому-то из его бойцов, снующих, кстати, неподалеку.
— Да ну, вам нужнее, — я махнул рукой, но тут же пожалел об этом: в боку стрельнуло, а плечо ответило резкой вспышкой боли. — Я бы и не взял.
— Врешь, — добродушно усмехнулся Макс. — Взял бы… Впрочем, неважно. Обезболивающих у меня нет, зато… Есть кое-что другое. Помогает не хуже, а в чем-то даже лучше.
Он достал из небольшой сумки шприц.
— Что это?
— Героин.
Оп-па. Герыч, что бы вы не думали, диковинкой в Роанопуре не был никогда. Торчков откровенно не любили, но терпели. В городе долбились многие: идя по улице легко можно было наступить на одноразовые шприцы, увидеть валяющиеся по углам подворотней упаковки от игл и пробки от бутылок, служащие для подогрева.
Я героин не колол. Удивительно, ибо геру иногда было достать даже проще, чем выпивку. Нарики предлагали шприцы чуть ли не в открытую, и, конечно, «в первый раз — бесплатно». Так что возможностей было предостаточно…
Да, я мог занюхать бокал виски дорожкой кокаина, но это случалось необычайно редко. Всего два раза в моей жизни. К наркотикам я так и не пристрастился. С другой стороны, после первого предательства Светки мне оставалось сделать всего шаг до иглы. Я даже подготовил все. Но… повезло. Спасли. Та же Светка спасла… А потом… потом как-то не хотелось.
Вот и сейчас.
— Спасибо, — я улыбнулся, как мог дружелюбно. — Не хочется. Обойдусь.
— Как угодно, — Макс отзеркалил мою улыбку, спрятал шприц обратно.
Помолчали. Люди Казанцева сноровисто и спокойно добивали выживших.
— Слушай, — вдруг снова заговорил я. — Ты ведь наверняка знаешь Реви?
— Двурукую? Конечно.
— Так вот, она, вместе с девушкой в одежде горничной…
— А… так они в соседней машине, — пожал плечами Макс, не дав мне договорить. — Точнее, эта… служанка там. Вместе со своим «молодым хозяином» и его отцом. А Реви ходит где-то…
От сердца отлегло.
— Значит, мальчишка жив?
— Мы что звери что ли, детей убивать? — чуть сдвинув брови, проворчал Казанцев. — Нашли, вытащили. Передали отцу. Все, как полагается.
Я кивнул:
— Спасибо.
— Ты-то за что благодаришь? — чуть вздернул бровь Макс. — Друг семьи, чтоль?
— Не… просто, — я попытался, было, пожать плечами, но вовремя одумался. — Ребенок же. По человечески вам благодарен. Так Балалайке и передай, если вдруг будет возможность.
— Передам, — Максим отвернулся. А я понял, что надо закругляться. Стал кряхтя выбираться из машины. Меня поддерживали Хекс и Гин.
— Рад, что с тобой все в порядке, — подошел Датч. — По плечу хлопнуть, для ободрения?
— Я тебе хлопну, — угрожающе прошипел Гин, бросив на негра недобрый взгляд. Я усмехнулся. Охрана у меня, все-таки что надо.
— Это шутка была, — добродушно растянул губы в улыбке Датч. — Вроде, все прошло хорошо.
— А Реви где?
— Вон, — глава «Компании Лагуна» кивнул в сторону неосвещенного переулка. — Она, если честно, жутко за тебя переволновалась…
— Э… понятно.
Подойти стесняется. Идиотка.
— Пойду, проверю, — вздохнул я.
Хекс набрала в легкие воздух, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но Гин «незаметно» пихнул ее в бок. Девушка резко выдохнула, уставилась на японца недобрым взглядом.
Щас начнут выяснять отношения. А я пока поковыляю…
Путь до переулка оказался на редкость… трудным. Вот метров двадцать всего, а, блин, иные десятикилометровые марш-броски давались мне проще. Надо было попросить мечника дотащить меня до места. А что? Ему не трудно, он сильный.
Дошел. Оперся на стенку, сделал два неуверенных шага в темноту. Почти сразу увидел Реви, нервно пинающую стену.
— Привет.
Девушка остановилась с занесенной ногой, замерла так на секунду, потом медленно повернула голову в мою сторону. Я почему-то ожидал увидеть слезы, но уголки ее глаз были абсолютно сухи. Двурукая снова замерла, очевидно, не в силах решить, что делать: продолжать стоять, убежать прочь, или кинуться мне навстречу. Я сделал пару шагов вперед, оказавшись рядом. Прислонился спиной к стене, переводя дыхание.
— Ты — дурак, — произнесла Реви.
— Да, слабых и раненных все обидеть норовят, — сокрушенно пожаловался я, обращаясь к звездному небу.
— Ты мог погибнуть, — произнесла она недобро зыркнув в мою сторону, и делая шаг ближе. Голос ее звучал зло.
— Все мы когда-нибудь погибнем, — снова удалось сдержаться и не пожать плечами.
— Но не обязательно же сегодня! — воскликнула она, как-то резко оказавшись рядом. — Ты хоть понимаешь…
Договорить я ей не дал. Заткнул рот старым и проверенным способом: просто навалился всем телом, прижимая к стене, и впился в ее губы. Она даже не сопротивлялась. Возможно, ждала этого. Возможно, сама, своими маленькими женскими хитростями вынудила меня сделать это.
Неважно. Впервые я целовал Реви действительно по собственному желанию: нежно и ласково, не ощущая отвращения к действу и к самому себе. Впервые она отвечала мне без всепоглощающей животной страсти, но с заботой, которую в ней сложно было заподозрить.
Наш поцелуй был прерван весьма грубо: у меня в кармане завибрировал телефон. Настойчиво так завибрировал. Я почувствовал, что Двурукая улыбается, продолжая меня целовать:
— Может… ответишь?… Вдруг… что-то важное… — на доли секунды отстраняясь от меня, и дразня своим ароматом, произнесла она.
— Угу, — и не думая, поднимать трубку, улыбнулся я, вновь приникнув к ее губам.
Телефон продолжал вибрировать. Девушка отстранилась:
— Нет, это невозможно, — она даже отошла на пару шагов. — Ответь. Иначе они не отстанут.
Лишившись ее поддержки, я понял, что на ногах стоять откровенно тяжело. Прижался затылком и спиной к старой, грязной кирпичной стене, медленно сполз по ней вниз. Кряхтя, достал телефон, наградив Двурукую недовольным взглядом.
— Да?
— Артур! — Эда? Вот уж неожиданный звонок. — Нет времени. Ты где?
— Я… сложно сказать, — напор монахини меня слегка обескуражил. — В каком-то из многочисленных переулков Роанопура.
— Ты с русскими? — голос Эды звучал так требовательно, что с меня мгновенно слетело все романтическое настроение, вызванное поцелуем Реви.
— Э… — я глянул в сторону выхода из переулка, увидел пару парней в камуфляже. — Да. А что?
— Так, — на том конце провода сипло выпустили воздух из легких. — Артур, слушай меня внимательно. Беги оттуда, слышишь? Держись от русских и Балалайки подальше. Прямо сейчас беги. Никому ничего не объясняй, просто беги.
— Постой…
— Приходи к нам в Церковь, если не сможешь сбежать из города, — Эда не обращала на мои реплики никакого внимания. — Реви там не с тобой, случаем?
— Гм… — я бросил быстрый взгляд на Двурукую, которая как-то мгновенно подобралась с начала разговора. — Да, она рядом.
— Хватай мою подругу в охапку, и сваливай, — голос монашки даже сквозь трубку отдавал холодом. — Прямо сейчас… Все, больше не могу говорить… Не задерживайся, сволочь, слышишь? Не ввязывайся ни во что: просто смотайся.
— Я… понял.
