3.7
Сейчас же я поеду к отрогам гостиницы Узбекистан, сниму там проститутку, грязно использую и выпихну из кровати бесцеремонным пинком. Это вернёт мне главное. Спокойную уверенность в себе.
Денег на проститутку более чем достаточно. Отец дал хороший совет насчёт работы — в гостиницах. Значит будут ещё деньги. Может повезёт снять иностранного кретина, который захочет сфоткаться с Амуром Тимуром и его необъятной лошадью. Монетизация великого хромого.
Чтобы быстрее прорваться к стоянке такси и безотлагательно осуществить мой блестящий план — я рванул через загаженный парк культуры и отдыха советских граждан. Уже постсоветские вожди Атлантиды превратили парк в какую-то жуткую пародию на английский Стоунхендж, в котором недавно прошли испытания малогабаритной нейтронной бомбы.
Настоящий парк тюркского периода с обугленным пионером Валей Котиком. Котик со смертельной тоской во взгляде смотрел на спину безымянной юной комсомолки. У самой комсомолки куском ржавой арматуры торчал из шеи перебитый вандалами позвоночник. На закопчённой спине пионера-героя, изуверы нацарапали короткое слово «кут», абсолютно беспочвенно обвиняющий Валю в склонности к запретной греческой любви.
В наполненном сюрреализмом месте мне пришла в голову дерзкая мысль. Я останусь жить тут же — в четвёртом измерении мёртвого советского парка. Припаркуюсь и стану отлавливать по ночам молодых греческих пэтэушниц. Стану драть их, как макар не драл своих телят, и тут же душить — прямо у ног вечно юного пионэра Вали Котика. Затем, ритуально раздев девушек донога, стану вырезать на красивой груди греческие буквы «бета, лямбда и мю».
Приложив к кровоточащим грудям белоснежный лист бумаги, сниму с букв сюрреалистический отпечаток и отправлю утром в редакцию газеты «Правда Востока».
В конце концов, джамахирия обретя независимость, конституцию, армию и даже флот, вполне имеет право обзавестись и собственным национальным маньяком. Юртбаши, понятно, не в счёт. Как отметили в правоохранительных органах, городское управление внутренних дел Ташкента и УВД ташкентской области работают в усиленном режиме. Расследование взято под контроль прокуратурой города. Сотрудники милиции проводят ежедневные рейды в заброшенных парках и подпольных публичных домах.
О чёрт тебя дери! Какого-то от меня понадобилось желтушноокому штабс-капитану Казематову? Неужели меня опознал-таки шашлычный терпила? А может им стуканула за утреннюю разборку леди Ди? Написала заяву? Вот чёрт!
Тоска. Мне нужен воздух и пространство для прыжка. А где же его взять, когда вокруг столько малознакомых и неприятных людей в зелёной форме наскоро пытаются устроить мою судьбу.
* * *
Между тем судьба моя вовсю устраивалась как могла сама. В тот долгий грустный день, когда никаких судьбоносных событий я уже не ожидал, мы и встретились с Барби.
Хотя её звали Анна. Но какая-там Анна! Барби — настоящая Барби. Хотя она же и Анна, и Марина и Алиса, и Юдифь. Но её ночной ипостасью была только Барби. Именно с моей Анны когда-то содрали и растиражировали образ американской блондинки куклы. А вовсе и не наоборот. Анна ни капельки не подражала Барби. Это Барби подражала ей.
И судьбоносный шарик. Как предвестник моей Барби. Кажется вот тут надо бы по порядку — чтоб не запудривать вам мозг лишний раз.
* * *
А по порядку судьбоносным как раз был вообще-то таксист. Если вот вы разведчик-нелегал, а вам нужно быстро получать максимум исходной информации — только такси. Покатайтесь пару часиков. И заткнитесь — сейчас не надо говорить о самом главном и важном во Вселенной — вашей замечательной персоне. Сейчас надо слушать таксистов и постигать. Оказывается, пока я топтал лагеря и пересылки (этапом из Твери — зла немерено) ушлые французики, подозреваю не без участия леди Ди или ее подельников с факультета французкой филологии — воздвигли «ваще звездес гастиница-дэ, брат».
«Ваще звесдес-гастиница» действительно выглядела впечатляющее. Какой там Хотел Узбекистан. Современная структура. Монолитный железобетон. Англитер Ташкента.
Тут же в Интерконтинентали и начались мои университеты вольного человека. Первый шаг это пенетрация линии обороны противника. Интерконтиненталь это как варочный цех в столово́й Зангиоты — для начала туда нужно попасть.
Будучи уверенным, что долго я в вестибюле не продержусь — причёска не в форме, одет не правильно, взгляд загнанный. Может даже и на порог не пустят. Но не попытаться провести быструю разведку боем я не мог. Живут на свете честные и благородные люди. Они если видят, что дверь закрыта, то даже не пытаются её толкнуть — убедиться. Разворачиваются и уходят. Нет — я не говорю вам — таскайте с собой всюду фому фомича или рыцарский набор отмычек. Упаси боже. Это дело вкуса и личных пристрастий каждого. Но толкнуть-то закрытую дверь нетрудно, правда? Просто глянуть — а может открыто и вас внутри уже давно ждёт удача. Помните, что любая дверь может открыться даже без взлома — нужно просто толкнуть.
— Ты чо живёшь здесь? В каком номере? Карточка есть?
— Да нет. Переводчик я. Подработать бы мне тут слегонца — может услужу кому. А там и с тобой, братджян, все по уму раскидаю! Пусти, а?
— Переводчикь-чикь? Какой ты перводчикь — ты Шурик настоящий. Пад кем ходишь, Шурик-переводчик?
— Известно под кем. Под кем и все — под Богом хожу.
— Ийе! Баптист ты, а не преводчик. Иди другой места, понял да. Переводчик тут есть свой.
— Точно?
— Тощщна, ошна! Ок юль — саломат буль.
Понятно. Дверь открыта, но её охраняет цепной пес. Нужно будет прикормить, но сперва — давайте-ка прощупаем периметр. На предмет бесплатной пенетрации. Может есть дверь через ресторан или служебный вход без отъетой вохры. Вы не сдавайтесь сразу никогда. Мне про это шарик рассказал.
Тут же за поворотом. За новенькими, не чета северо-восточным, мусорными баками. Двойная дверь конференц-зала распахнулась и толстый вепрь с золотой межконтинетальной блямбой на халате выпихнул наружу тележку с объедками.
А следом за вепрем на волю вдруг вырвался жёлтенький шарик. Я когда садился таких шариков ещё не делали. Ну, не закачивали гелием или еще бох весть чем. Не летали шарики нашего детства, надутые багровыми щеками родителей.
А этот — рванулся из дверей и бегом на волю. То вверх, то вниз, то зависнет неподвижно, то закружится в детском танце. Жёлтый шарик, маленькое солнце. А потом он вдруг решил погеройствовать. Снизился и дерзко бросился через дорогу. У самой земли. Шарик стал играть в орлянку с тупорылыми машинами. Он дразнил их, прыгал на плоские крыши, щекотал им рыла, пинал под хвост. На грани полного фола. Между самых колёс. Я был уверен сейчас шарика раздавят. Раздавят в любую секунду — вот-вот. Он же смертник этот желтый шарик. Стоял и ждал хлопка, затаив дыхание. А мой маленький друг, вволю напрыгавшись по проезжей части и чуть не столкнув лбами скорую помощь и старенький москвич, подмигнул мне на прощание и стал быстро-быстро подниматься прямо в небо. Сразу стало видно, что небо совсем не плоское и подниматься ввысь можно до бесконечности.
Шарик наполнил меня такой силой, такой надеждой, что я тотчас дал себе слово — всегда жить так же свободно и дерзко, как этот дерзкий жёлтый шалун. Оказавшись зажатым по бокам, он не забыл о дороге вверх. И хотя уже исчез мой шарик в небе маленьким жёлтеньким пунктиком — я все пялился наверх, чувствуя как постепенно затекает шея.
* * *
Стоило мне только принять жёлтый шарик как своего личного спасителя и бесконечно уверовать в его простенькое евангелие — так на меня тут же и обрушились чудеса.
Сначала возник дробный цокот её острых каблучков. Потом в проёме двери появилась она сама. Каблуки принадлежали высоченным узким ботфортам петровского фасона. Ботфорты были натянуты на длиннющие ноги умопомрачительно совершенной формы. Изящную стройность украшала небольшая, почти невесомая грудка, плавно переходящая в молящую поцелуя шею. Таких сочных губ я не видывал даже на развороте Плейбоя. В её синие глаза невозможно было смотреть не подавляя желания бросится перед ней ниц. Было видно, что природа сделала Анну брюнеткой, но волосы были цвета барби-блондинка — просто смертоносное сочетание сразу и напрочь сразившее меня. Не женщина, а ходячий гормональный яд. Гюрза от Ив Сен Лорана.
Я превратился в подобие соляного столба. Не только я — но и интерконтинетальный вепрь, устроивший тут себе перекур. Вепрь широко раскрыл заплывшие салом глаза и проглотил тлеющий окурок.
«Чао синегла-а-азый»- пропела она мне.
Весь её вид, манера, интонация — свидетельствовало об одном. Тут бы и папа римский не усомнился: Барби была интердевочка из интерконтинеталя. Я горячо возблагодарил судьбу, что такая красивая принцесса оказалась по совместительству на работе. Доступная женщина. Теперь не смотря на то что, она даже без каблуков выше меня минимум на две головы и у меня никогда бы не хватило духу с ней заговорить, не смотря на все это — я могу себе позволить всё. И прямо сейчас. Заплачу по таксе — и в рай! Денёк, похоже выпал наиудачнейший!
