Я подплыл к иллюминатору, всмотрелся сквозь толстое стекло. На земле сейчас был почти полдень и звездный купол скрывался за пронзительной синевой неба. Я же наслаждался угольно-черным космическим пространством, видя одновременно Солнце, Луну и остро-яркие холодные брызги звезд. Привычные созвездия время от времени перечеркивались искрящимися полосками метеоров.
Но больше звезд меня привлекали россыпи отблескивающих в солнечных лучах точек, не застывших на месте, а двигающиеся по своим траекториям. Сотни спутников связи, исследовательских платформ и станций придавали ночному небу, словно расцвеченному остатками экзотичного фейерверка, праздничный вид. Где-то там среди них плыл по своей орбите «1961-й», космический отель со стоимостью проживания около пяти миллионов в сутки. Я дважды брал на него недельные туры. В отличии от двух других станций с теми же туристическими функциями, один из модулей «1961-го» вращался, обеспечивая искусственную гравитацию, равную двум третям земной. К сожалению, постоянному проживанию в отеле, кроме цены, препятствовали размеры модуля: при общей вместимости станции около ста человек, в нем могло разместиться всего десять. Так что там, в основном, проводил время обслуживающий персонал, пытаясь обойтись без возвращения на Землю.
Но в происхождении большого светового пятна сомнений не было. Мне оно виделось размером с футбольный мяч, но на самом деле его площадь равнялась нескольким тысячам квадратных километров. Первая геостационарная электростанция, составленная из сотен тысяч панелей солнечных батарей, работала всего три года, но уже перегнала по объему выработанной электроэнергии все углеводородные электростанции Федерации вместе взятые, закрывая потребности всей Сибири и Дальнего Востока, включая алюминиевые и глиноземные комбинаты. Последний год в Государственной Думе все чаще звучали предложения о прекращении работы гидроэлектростанций на Енисее и Ангаре и возвращению к руслам рек, какими они были в начале прошлого века.
Солнечные батареи питали распределенные по их поверхности инфракрасные твердотельные лазеры, от которых энергия, по волоконным светодиодам, накапливалась в центральной оптической системе. Затем собранная энергия импульсными лазерными пучками передавалась вниз, к приемным станциям, разбросанным по всему Зауралью.
В данном случае, мой интерес к станции был совсем не бескорыстным, поскольку я вложил в акции «Космических энергосистем», собственника электростанции, больше пятисот миллионов, превратившиеся с того времени в полновесный миллиард.
– Даю минутный отсчет до включения, – оторвал меня от созерцания звездного неба голос пилота.
С легким, как обычно, разочарованием, я спланировал в кресло и пристегнулся. Приглушенно взвыли двигатели и меня привычно вжало в кресло. Я глянул на часы: до Токио – почти сорок минут. Внутри заурчал желудок, но не болезненно, так что от приема лекарств я воздержался.
Сегодня я, наконец, узнаю, в чем состоит метод Окадо по омоложению, который он оценивает в космические сто миллиардов. После подписания соглашения о неразглашении еще почти три месяца прошли в различных согласованиях и уточнениях. К моему удивлению хлопоты, связанные с заключением контракта с «Церебрумом», благотворно повлияли на сон. С того дня, когда я прочитал статью в «Петербургских вестях», мне лишь дважды приснилась Луанда и мангровые заросли у побережья Сьерра-Леоне, где на меня охотились людоеды из Общества Леопарда[14]. Так что я даже прекратил посещения Оливии, отговорившись занятостью делами компании.
Размышляя о возможных нюансах метода Окадо я не заметил, как задремал, разбуженный Анджеем уже в аэропорту Ханэда, где нас встречали сотрудники пекинского филиала. В Японии у «MTR Inc» своего представительства не было – все проблемы ее безопасности решались Пентагоном. Уже через двадцать минут кортеж из пяти «гранд-тесла» тронулся в путь. В Токио я был всего несколько раз, но особого желания рассматривать город через автомобильное окно не ощутил, сосредоточившись на готовящейся сделке с правительством Намибии. От бумаг меня отвлек голос Анджея:
– Приехали.
Я выбрался из машины и осмотрелся. Теоретически мы находились в пригороде Токио, но при плотности современной застройки трудно было определить границу города. Метрах в пятиста позади возвышались стандартные высотки, а перед нами раскинулся обширный парк, окруженный пятиметровой оградой. На первый взгляд, она не выглядела непреодолимой, но наверняка защищалась по высшим стандартам, исключая возможность проникновения постороннего. В сопровождении Анджея и двоих его людей мы подошли к воротам, рядом с которыми размещался пропускной пункт.
– Кто из вас Питер Рыкоф? – встретил нас рослый парень с униформе с шевронами службы безопасности «Церебрума».
– Я, – выступил я вперед.
– Вы можете пройти. А вам, парни, придется обождать, – загородил он дорогу Анджею, вознамерившемуся последовать за мной.
– Лучше бы тебе отойти с дороги, – голос Анджея был тих и бесцветен, но охранник, видно, уловив в нем угрозу, сделал шаг назад и положил руку на бедро, где из кобуры выглядывала рукоять комбинированной «Беретты».
– Спокойнее, мистер. Я всего лишь выполняю свою работу, – примирительно сказал он. – У меня записан только один посетитель – Питер Рыкоф. Настаиваете на своем? Связывайтесь с начальством.
Из пункта пропуска вышли еще двое, с любопытством прислушиваясь к разговору.
– Оставь, Анджей, – вмешался я. – Подожди с ребятами в машинах. – Тот, кинув последний взгляд на оппонента, молча отошел назад.
– Прошу вас, господин Рыкоф, – охранник посторонился и я прошел в здание.
Отпечатки пальцев и глазные сканы были переданы в службу безопасности «Церебрума» еще неделю назад, так что уже через пару минут я вышел по ту сторону ограды. Еще один охранник пригласил меня в небольшой электрокар и мы двинулись в глубину парка по прихотливо вившейся между деревьев дороге.
По японским меркам парк занимал гигантское пространство – не меньше двух десятков гектаров. То тут, то там сквозь стволы деревьев и кустарник мелькали стены зданий. Минут через десять езды охранник высадил меня около семиэтажного здания, но не уехал, видно, намереваясь доставить меня после разговора с руководством корпорации обратно к воротам.
Возле входа уже ожидала симпатичная японка, с поклоном сообщившая, что готова проводить меня к Накадзаве-сан. Следуя за ней, я вошел в лифт, высадивший нас на пятом этаже. Интересно, что за все недолгое время пребывания на территории комплекса, я не встретил никого из сотрудников «Церебрума». Видно, давала о себе знать легендарная японская дисциплина. Девушка довела меня до одной из дверей и, с очередным поклоном, распахнула ее, приглашая войти.
– Доброго дня, Рыкоф-сан, – из-за причудливо изогнутого стола встал энергичный смуглый мужчина, удивительно высокий для японца. Видно, такой рост его стеснял, отчего он сутулился. До этого я видел ученого лишь на цифрографиях в собранном Марко досье. Лицо с живыми черными глазами, разбегавшейся от уголков глаз сеточкой морщин, излучало спокойствие и доброжелательность. Впрочем, у японца под этой маской могло скрываться все, что угодно.
– Доброго, Накадзава-сан, – отозвался я, постаравшись зеркально отобразить его приветственный поклон.
– Я рад, что наши юристы наконец-то утрясли все детали и готов подробно ответить на все волнующие вас вопросы относительно метода Окадо-сэнсэя[15]. Чай? Кофе? – Акихиро приглашающе указал на кресло и направился обратно к своему.
– Благодарю. Предпочту сразу перейти к делу. – Я уселся в кресло и взглянул на японца. Если тот и был уязвлен столь быстрым переходом к сути, что в Японии было серьезным нарушением делового этикета, то ничем этого не показал. Для клиента, да еще гайдзина, от решения которого зависело пополнение счета компании на сто миллиардов, можно было сделать изрядную скидку. Так что ученый лишь улыбнулся, показывая, что ждет вопросов.
– Я бы предложил изложить мне все этапы вашего метода, – сказал я, – а если у меня по ходу ознакомления возникнут вопросы, я их задам.
– Что ж, – японец пожал плечами, несколько секунд подумал, по-видимому, конструируя в уме схему пояснений, затем взял со стола лазерный стилус и сказал:
– Смотрите.
Красная линия потянулась к дальней стене, возле которой, как я только что разглядел, стояла тарелка головидения. Аппарат негромко загудел и через несколько секунд в метре над ним развернулось объемное изображение помещения, заставленного различным оборудованием.
– Итак, – начал Накадзима, – первая стадия операции предусматривает перенос вашего сознания на цифровой носитель.
– Что, простите? – я подумал, что ослышался.
