– Итак, – начал Накадзима, – первая стадия операции предусматривает перенос вашего сознания на цифровой носитель.
– Что, простите? – я подумал, что ослышался.
– Любая, отдельно взятая часть метода сэнсея, сама по себе представляет настоящий прорыв в той или иной области науки, – с явным оттенком самодовольства улыбнулся японец. – Да, вы не ослышались. Ему удалось решить проблему, которая до настоящего времени считалась реализуемой лишь теоретически – снятие всей накопленной нейронами человеческого мозга информации, от появления зародыша до последней минуты существования, и последующий перенос на цифровой носитель.
Я сидел, глядя на Акихиро и с трудом осознавая, о чем именно идет речь. Представить себя отделенным от тела, каким-то информационным сгустком, существующем непонятно где и непонятно как… Простым набором неких символов. Словно сквозь вату доносились восторженные возгласы ученого:
– …это потрясающе. Около тысячи йоттабайт информации[16]. Это поистине настоящая Вселенная…
Я попытался представить, что сотни и тысячи лет буду представлять собой лишь громадный набор цифр, что там у них, двоичный код вроде, но получил лишь головную боль: мое внутреннее «я» не хотело или не было в состоянии осознать столь дикую, хоть на первый взгляд, хоть на второй, возможность. Хотя…
– Постойте, – перебил я его излияния. – В ходе предварительных переговоров нам дали понять, что речь идет о некоем процессе омоложения тела.
– Да, – кивнул тот, недовольный тем, что я не дал ему договорить. – Немного терпения, Рыкоф-сан, и вы все узнаете. Итак, это одна из наших лабораторий, – указал он рукой на голограмму помещения. – Именно здесь будет проводиться операция по съему и переносу информации с коры вашего головного мозга на цифровой носитель.
Я пригляделся к картинке. В центре помещения располагалось кресло, к которому от окружающей его аппаратуры ползли и змеились разнообразные кабели и провода.
– Подготовка к операции занимает около двух часов, – продолжил ученый, – сама операция – почти сутки.
– И где будет находиться мое…сознание после? – спросил я. – И что будет с моим телом? Честно говоря, я не очень понимаю, как сознание может существовать отдельно от него.
– Как видите, может, – улыбнулся японец. – В этом и заключается одно из революционных открытий Окадо-сэнсэя. Даже если бы он не открыл ничего больше, его имя сохранилось бы в веках. Думаю, если спросить любого, хочет ли он существовать вечно в виде цифрограммы внутри интела, или кануть в Лету, в надежде на загробный мир, то ответ – очевиден.
Я пожал плечами. Для меня ответ был вовсе не таким очевидным. Почему-то после восторженных слов Акихиро перед глазами предстало бескрайнее черно-белое пространство: снизу – ослепительно сверкающий лед, сверху – космическая бездна, усыпанная алмазной крошкой звезд. В этом мире царили лишь абсолютные холод и одиночество.
– Что касается вашего тела, – продолжил Накадзима, – то в ходе операции практически сто процентов нейронов головного мозга выжигаются, так что в результате вы превращаетесь в живой труп, кадавра с напрочь отсутствующими рефлексами и любого вида моторикой, не говоря уже об осознанных действиях. Поэтому после окончания операции мы вводим в тело специальный состав, приводящий к биологической смерти.
– Очень интересно. А если в ходе вашей…как его, оцифровки, что-то пойдет не так? – полюбопытствовал я. – Кто мне вернет сожженные нейроны?
– При любой операции существует теоретический риск неудачи, – развел тот руками. – Умереть на операционном столе можно даже от, казалось бы, примитивного аппендицита. Но, с другой стороны, не забудьте, что через первый этап операции прошли уже пятеро клиентов. И готовятся еще трое. Так что у вас будет достаточно аргументов в пользу ее безопасности.
Оптимизма мне это не прибавило, хотя внезапно вспомнился Роберт Марс – первый клиент «Церебрума». Сколько же мужества ему понадобилось, чтобы шагнуть в неизвестность? Или вопрос следовало поставить так: насколько велик был его страх перед смертью?
– Ладно, – вернулся я к разговору. – И что же дальше?
– Дальше из взятых образцов мы начинаем клонирование и выращивание вашего тела и головного мозга. – Японец пробежался лучом стилуса по головизору и изображение операционной сменилось двумя картинками. На одной стайка детей разного возраста, рассевшись вокруг женщины, внимали ее словам. Другая демонстрировала комнату со стеллажом, на разных ярусах которого располагались прозрачные контейнеры с непонятным содержимым.
– Это клоны наших клиентов, заключивших контракт, – сказал ученый, указав на детей. – А это, – кивнул он в сторону второй картинки, – их мозги в разной степени роста. – Судя по всему, он ожидал, что столь неаппетитное зрелище приведет меня в расстройство, но, как видно, мое досье он знал несколько хуже, чем я его.
Таак. А вот и разгадка, почему центр располагается именно в Японии. Выходит, слухи о совместной работе Шварцкопфа и Окадо, в молодости на дух не переносящих друг друга, соответствуют действительности. Наша встреча все больше напоминала сцену из какого-то фантастического голофильма, когда главный злодей, маньяк-ученый, раскрывает перед героем всю глубину своих преступных замыслов.
– И как долго будет длиться это выращивание? – спросил я. – И зачем клонировать отдельно мозг, если потом, как я понял, вы каким-то образом пересаживаете сознание в клонированное тело? Не думаю, что вам удалось создать их с пустой головой, – взглянул я на картинку с детьми.
– Все достаточно просто, – улыбнулся тот. – Видите ли, в процессе роста клона мы, хотим того или нет, создаем новую личность. Даже если его не обучать, а мы, по ряду причин, не можем без этого обойтись, то все равно это будет пусть и неразвитый, но человек. С собственным представлением об окружающем мире и о своем месте в нем. Оптимальный биологический возраст клона для пересадки вашего сознания – восемнадцать-двадцать лет. Но к этому возрасту его личный опыт и эмоциональный аппарат достигнут такого уровня развития, что попытка пересадки в его мозг другого сознания приведет к целому комплексу психологических проблем. Иначе говоря, ваши разумы начнут сражаться за место под солнцем. Излишне говорить, чем это чревато для вас.
– И пусть в живых останется только один, – пробормотал я под впечатлением от представившейся картины.
– Что?
– Да так, это я к слову. И каковы же ваши действия для пересадки?
– Достаточно просты. На словах, конечно. Ваше сознание переносится в специально выращенный, без всяких воспоминаний, головной мозг, после чего аналогичный орган у клона удаляется и пересаживается ваш носитель.
– Вы в своем уме?! – потрясенно выдохнул я, смотря то на ученого, то на веселых детей, бросивших к этому времени слушать воспитателя и дружно собирающих причудливую башню из кубиков-трансформеров.
На губах японца отчетливо зазмеилась улыбка. Наконец-то ему удалось повергнуть в шок невежливого варвара-иноземца.
– К сожалению, найти иной метод нам пока не удалось, – развел он руками. – Если вы представляли, что дело обойдется неким чудо-лекарством, от которого вы помолодеете на семьдесят лет, то – увы. Законы генетики, по крайней мере пока, непреложны также, как сила тяготения. В запрограммированный при зачатии биологического организма срок он умрет. Часовой механизм заложен в вашем геноме и как его отключить – мы не знаем. Как говорится, каждая секунда ранит, последняя – убивает. Так что речь может идти исключительно о переносе вашего сознания в новое тело.
Я смотрел на играющих детей и представлял, как вот также среди них будет играть моя маленькая копия. Не сын, но, возможно, ближе чем сын? Воистину, и сказал человек: вот, это кость от костей моих, и плоть от плоти моей.
Выходит, ценой продолжения моей жизни должна быть жизнь чужая? Но чем тогда я буду отличаться от тех каннибалов, что гоняли меня когда-то в мангровых зарослях Сьерра-Леоне? Да, можно сколько угодно говорить, что это лишь биологический материал, носитель для моего сознания, специально выращенный, словно породистый конь для скачек. В конце концов, мне ведь даже необязательно его видеть. Но все это, на самом деле, годилось разве что для зала судебных заседаний, в качестве аргументов защиты. Но сам-то я прекрасно понимал, что речь идет об убийстве. Убей сам или умри. И как я буду жить дальше, каждый день смотрясь в зеркало и высматривая призрак чужого сознания? В душу заползала смутная тоска. Впрочем, какая душа у тысячи йоттабайт?
Видимо, насладившись моим растерянным видом, Накадзава отключил голограмму.
– Вот, в целом, как будет выглядеть ваше омоложение, – сказал он. – Не более, чем через двадцать лет после начала процесса, вы выйдите отсюда, – он обвел рукой вокруг головы, – в состоянии, точно соответствующем биологическому возрасту клона. О его физических кондициях можете не беспокоиться, мы обеспечим всю необходимую подготовку и гарантируем отсутствие любых изъянов, которые могли бы привести к преждевременной утрате им функциональности.
