Все внимательно стали следить за изменениями в состоянии Александра. Никто из присутствующих не относился к нему с сочувствием. Они все ненавидели этого человека. Причем ненавидели они его не только из-за того, что он создал в их жизни проблемы, а в большей степени из-за его природных способностей, его возможностей без особых усилий получать результаты, которые они могли получить с очень большим трудом, а то и вовсе не способны были получить. Они считали крайне не справедливым, что природа такому неправильному человеку дала все, а им таким правильным и хорошим, никогда не нарушающим принятые нормы поведения, ничего не дала.
В полном молчании прошло десять, потом уже пятнадцать минут, но никаких видимых изменений в состоянии Александра так и не появилось.
— Придется добавить, — недовольно с тяжелым вздохом произнес Смирнов.
— Люди даже от обычной дозы этого препарата бывает, загибаются. Вдруг он не выдержит, — заволновался Баскилович. — Я знаю, о чем говорю. В молодости мне довелось участвовать в разработке этого препарата.
— Исаак Абрамович, ну и говно же вы разработали, — засмеялся Александр.
— Он сам говорил, что на него химия действует не так, как на всех людей. Будем потихоньку прибавлять. Возможно, дозу и подберем. Другого выхода у нас все равно нет, — сказал Смирнов.
— Уже вечер, а пришли мы утром. Мы устали и есть хотим. Может нам лучше прерваться и отдохнуть? — предложил Баскилович.
— Никто отсюда не уйдет пока мы так или иначе не завершим операцию. Если потребуются, будем спать по очереди. Андрей Николаевич, сходите на кухню, приготовьте нам чай с бутербродами, может, еще какой ни будь еды. Пожалуйста, возьмите это на себя, — распорядился Смирнов.
Он вколол Александру еще один шприц препарата. Потом еще и еще.
Только после пятой инъекции состояние Александра изменилось. Но оно изменилось совсем не так, как рассчитывал Смирнов. Александр вовсе не стал мягким и пушистым, готовым ответить на любой вопрос. Он, словно мгновенно в несколько раз увеличив свои силы, весь забился, пытаясь порвать удерживающие его веревки и добраться вовсе не с благими намерениями до Смирнова с Баскиловичем и Бугрова. Но веревки были надежны и нечеловеческие усилия Александра ему не помогли освободиться. Однако Смирнов все же побоялся приблизиться к Александру, пока действие препарата не прекратилось, и Александр не затих. Зато еще одно введение препарата, наконец, дало ожидаемый результат. К этому моменту было уже около часа ночи. Баскилович устал настолько, что уже был не в состоянии волноваться по поводу чудовищной передозировки опасного препарата и с трудом осознавал происходящее. Более молодые Смирнов и Бугров еще держались, но все же их реакция тоже ощутимо замедлилась.
— Вы не понимаете… Это нельзя… Всем будет плохо…, - захныкал словно ребенок, лишившийся воли к сопротивлению, Александр. Из его глаз покатились слезы, а тело было настолько неподвижно, что приобрело вид почти неживого.
— Получилось! — радостно выкрикнул Смирнов, выводя своим криком из состояния толи дремоты, толи ступора Баскиловича.
— Александр Михайлович, как вы делали процедуру омоложения? — торопливо спросил мгновенно сориентировавшийся Баскилович.
— Нельзя… будет плохо…, - продолжил хныкать Александр.
— Мы знаем о плохом. Мы все исправим. Нам можешь сказать, — продолжил Баскилович.
— Прибор… Я использовал прибор, — почти шепотом выдавил из себя Александр.
— Ну, вот видишь, как все просто. Не надо сопротивляться. Как устроен этот прибор? — приободрился Баскилович.
— Нельзя… я не должен…, - после длительной паузы произнес Александр.
— Можно! Скажи нам и тебе сразу станет легче, — продолжил давить на вялого Александра Баскилович.
— Это такой прибор…, - начал говорить Александр и снова замолчал.
— Хорошо! Говори дальше!
— Я не могу объяснить. Слишком сложно, — снова заплакал Александр. — Не заставляйте меня.
— Скажи, где лежит твой прибор? — вмешался Смирнов уже начавший паниковать из-за того, что действие препарата должно было скоро закончиться.
— Прибора нет. Я его давно разобрал, — быстро и легко ответил Александр, видимо все же сохранивший, слабую способность оценивать, сообщаемую им информацию и понявший, что эта информация ничего не даст.
— На каких принципах работал прибор? Что он делал? — снова взялся за допрос Баскилович.
— Не спрашивайте, я этого не должен говорить, — плаксивым и одновременно просящим голосом сказал Александр. — Эта информация должна умереть со мной. Иначе меня никогда не простят.
— Нам можно сказать. Тебя никто за это наказывать не будет. Не бойся, говори, — вкрадчивым голосом стал успокаивать Александра Баскилович. — Скажешь, и тебе станет хорошо и спокойно.
— Ну, это электронный прибор, — сказал Александр и снова замолчал.
— Так, молодец. Видишь, говорить легче, чем молчать. И, что же этот прибор делал?
— Генерировал электрические импульсы.
— Какие импульсы? Расскажи об их характеристиках.
— Не могу. Импульсы были очень сложные, — снова заплакал Александр.
— Успокойся. Хорошо не надо. Тогда скажи, к чему ты подключал прибор? На что он воздействовал? — поторопился изменить вопрос Баскилович.
— Нет.
— Что значит, нет?
— Я не буду больше ничего говорить. Я не должен вам ничего рассказывать, — почти перестал плакать и хныкать Александр. Действие препарата заканчивалось. Его голос все больше начинал походить на его обычный голос. — Мне, как-то плохо, не хорошо. Голова кружится и сильно болит.
— Ты обязан ответить, — уже просто панически спешил Баскилович. — Ответь, если хочешь, чтобы тебе стало легче!
— Ладно, прибор воздействовал на мозг, — снова сдался Александр.
— Уточни! На какие именно области мозга воздействовал твой прибор?
Александр молчал и буквально на глазах приходил в себя.
— Отвечай! Сволочь! — заорал Смирнов.
— На глубинные структуры мозга, — неожиданно для всех произнес Александр.
— На какие именно структуры? Как ты подводил к ним электрические импульсы? Как долго длилось воздействие? — засыпал вопросами Александра Баскилович.
— Да пошел ты…, - жестко ответил Александр обычным голосом, демонстрируя полный возврат к нему воли и способности критически оценивать происходящее.
— Все, препарат перестал действовать, — констатировал и так очевидный для всех факт Смирнов.
— А выяснить мы почти ничего не успели, — с сожалением произнес Баскилович.
— Да о чем вы говорите? Разве можно под препаратом заставить человека рассказать о конструкции и технических характеристиках? Это же чертежи графики чертить надо, писать надо, а под препаратом он телом совсем не владеет. Это все бесполезно, — вмешался Бугров.
— Андрей Николаевич, ну и что вы предлагаете? Что нам теперь вообще ни чего не делать что ли? — с раздражением сказал Баскилович. — Лучше б чего дельного предложили бы, а то, что у нас все плохо я и сам хорошо вижу.
— Значит, будем делать еще одну инъекцию. Возможно, он сможет все же рассказать достаточно для того, чтобы можно было осуществить разработку его прибора по новой, — сказал Смирнов.
Александр лежал совершенно неподвижно, уставившись в потолок, не язвил и вообще никак даже не пытался участвовать в разговоре. Допрос его организму обошелся слишком дорого и сейчас он был совершенно без сил.
— Да, деваться нам все равно некуда, придется делать инъекции еще, но только не сейчас, — Баскилович с тревогой посмотрел на Александра. — Сейчас он не выдержит. Лучше это сделать завтра. Я бы вообще дал бы ему передохнуть одну или две недели.
— Так не пойдет. Мое руководство меня просто не поймет. Из меня же просто отбивную котлету сделают. Да и препарат к завтрашнему дню у него из организма весь выйдет. Что ж мне его снова им накачивать? Делать это повторно тоже большой риск, — ответил на предложение Баскиловича Смирнов. — Если этот гад загнется после двухнедельной отсрочки, так ничего больше и, не сказав, то представляете, что со мной тогда сделают?
— Операцией руководите вы, вам и решать, — тяжело вздохнул Баскилович. — Только, Геннадий Викторович, я думаю, что все оборачивается так, что вам в любом случае не позавидуешь.
— Господи, быстрей бы все это кончилось. Угораздило же именно мне получить это задание. Я все же рискну, — сказал Смирнов и начал вводить Александру еще одну ампулу препарата.
Примерно через минуту Александр сильно побледнел, его губы посинели, он выгнулся всем телом, широко открыл рот и начал часто им хватать воздух.
— Что вы застыли?! Делайте же хоть, что ни будь! Ведь эта сволочь сейчас сдохнет! — закричал Смирнов.
— Мы же не реаниматологи. Да вы же ведь сам врач, — растерялся Баскилович.
