Бурый проснулся первым. Неслышно ступая по жухлым листьям, он осторожно выбрался из-под каменного карниза. Широкие мягкие лапы его сразу же утонули в пушистом снегу.
В высоком холодном небе ежилась, дрожала колючая звездочка — на землю шла ночь.
Бурый поднял лобастую голову, и кончик его черного носа вздрогнул. Не слышно было ни одного запаха, кроме запаха холодного чистого снега — ветер не бродил над лесами.
С вершины холма он видел эти леса — темные, безбрежные. У края земли они тонули в глубоких снегах и небо опускалось над ними совсем низко.
Волк оглянулся на логово. Иччи не шевельнулась. Но Бурый знал, что она не спит. Светлые, сощуренные глаза волчицы пристально следили за каждым его движением.
Бурый лениво зевнул. Сильные лапы словно подломились и он мягко свалился в снег, перевернулся на спину, откинул назад большую голову.
И сейчас же рядом мелькнуло поджарое стремительное тело Иччи. Зубы ее коснулись незащищенной шеи Бурого. Сцепившись в клубок, рыча, они покатились вниз по склону.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Волки вдруг вскочили на ноги, весело и деловито отряхнулись. Шерсть на них распушилась и заблестела — они словно выросли, стали крупнее.
Трудно было поверить, что целых четыре дня Бурый и Иччи ничего не ели. Четыре дня и четыре ночи бродила над страною Лесов пурга, и только сегодня утром ветер умчался дальше, и на землю посыпался крупный тихий снег. И еще день пролежали голодные волки под скалой в чуткой дреме. Только сейчас, когда ветер утащил за собою тяжелые тучи, и небо поднялось высоко и открылись дали Лесной страны, они выбрались из своего убежища.
Бурый несколько раз обежал вокруг волчицы, потом сел прямо напротив нее и, заигрывая, положил ей лапу на спину.
Волчица тихонько заворчала. Пасть ее приоткрылась, стали видны великолепные белые клыки. Она отбежала в сторону, села на снег, близко к телу подобрала передние ноги и вытянула к тревожно мерцающей звезде узкую длинную морду.
Иччи завыла. Звук ее голоса был глубоким, сильным, чистым. Вой поплыл над заснеженной землей, разлился над чащами, над долинами замерзших ручьев. Он стлался низко, растекался как вода в половодье. «Ю-ю-ю-у-у-у-у-у-» — страстно выла Иччи, открыв розовую пасть и сильно вытянув шею.
Бурый, зачарованный ее голосом, придвинулся к волчице. Тела их соприкоснулись, и шерсть поднялась дыбом. Бурый подхватил песню. Голос его, в отличие от голоса волчицы был низким. Он почти не вибрировал, а шел рядом с голосом Иччи, не опережая его и не отставая. Голос Бурого был похож на вой ветра в скалах. И не было в волчьем вое ни тоски, ни кровожадной злобы, ни лютой ненависти. Это была песня радости двух здоровых и сильных зверей, счастливых тем, что есть у них эта лесная страна и сумрачное небо, и, наконец, кончилась пурга и снова пришло время охоты.
Волчья песня была недолгой, и человек, затаившийся у подножия холма, не шевельнулся, когда она закончилась. Он хорошо понимал язык зверей. Человек знал, что сейчас с дальних холмов отзовутся другие волки и их песни расскажут ему о чащах и долинах Лесной страны, о ее обитателях, проснувшихся после пурги. Он слушал далекие голоса, замерев, чутко ловя каждый звук.
И только когда в густеющих сумерках промелькнули две бесшумные тени — Иччи и Бурый ушли на охоту, человек заворочался и пополз из густого кустарника на четвереньках, волоча за собой копье. Там, где под снегом угадывалась хорошо натоптанная тропа, он, навалившись на древко, с трудом встал на ноги.
Прижавшись спиной к стволу дерева, человек откинул со лба густые спутанные волосы и оглянулся вокруг.
Тьма плавала между деревьями, черными клубами шевелилась в низинах. Надо было спешить, потому что человек боялся ночи. Ночь после пурги страшна. Обитатели Страны Лесов, измученные голодом, выходят на большую охоту. Голод отнял у них разум, и они стали дерзкими.
Человек вздрогнул и насторожился. Чуткий слух его снова уловил далекий, едва слышный вой. Он узнал голоса. Это пела свою охотничью песню волчья семья с Большого Болота. А когда вновь наступила тишина, человек пробормотал:
— Только запах снега… Снега… Совсем мало стало дичи, если даже Хозяева Леса не слышат ее, выходя на охоту…
Он поудобнее перехватил древко копья и наклонившись вперед всем телом, неуклюже, но быстро заковылял по тропе.
Только сейчас стало видно, что одна нога у человека короче другой и вывернута к лодыжке. От этого его сильное тело в одежде из оленьих шкур судорожно дергалось под каждый шаг, а искалеченная нога оставляла глубокую неровную борозду в рыхлом снегу.
Человек шел и думал о волчьих песнях. Звери еще не почуяли добычи, не увидели следа. Лесная страна укрылась свежим снегом, и ни один ее обитатель не проложил своей тропы. Волки — великие охотники, но и им сегодня будет нелегко.
Тропа, по которой шел человек, круто свернула вниз в долину, и он сейчас же уловил запах дыма. До стойбища было недалеко. Человек заторопился. Ветви могучих елей задевали его лицо, хлестали по одежде, осыпали непокрытую голову и плечи снегом.
Вскоре глаза его различили большие черные бугры. Это от них тянуло легкой горечью дыма. На просторной поляне стояли жилища, сделанные из жердей, обложенные снизу большими камнями и крупными костями Волосатых зверей — мамонтов. У крайнего шатра человек наклонился, ощупью отыскал оленью лопатку и тщательно выколотил ею снег из одежды, затем, опустившись на колени, с трудом отодвинул закрывающую узкий вход каменную плиту и задом, волоча за собой копье, вполз в жилище…
Посреди шатра, в сложенном из мелких камней круге, горел костер, а вокруг него сидели мужчины, женщины и дети.
Человек улыбнулся. И все ответили ему тем же и закивали головами.
— Ты пришел, Сур… — сказал самый старый из них с редкой седой бородой. — Иди к огню. Согрейся.
Сидящие у костра раздвинулись, освобождая для него место. Старик наклонился к огню и быстрым движением схватил с каменной плитки небольшой плоский ломтик мяса.
— На…
Сур благодарно взглянул на старика и перекидывая с ладони на ладонь горячий кусок, стал жадно есть.
Мясо не утолило голода — слишком мало было его, но Сур, закончив еду, сделал вид, что сыт. Он подвинул к огню изуродованную ногу и размотал оборачивающий ее кусок мягкой оленьей шкуры. Мокрые от растаявшего снега волосы его просыхали, светлели.
Сур знал, люди ждут его рассказа. Но только когда по телу заструилось тепло, он заговорил:
— Я не встретил зверя, я не видел птицы… Они целый день спали, потому что в их ушах еще звучала песня пурги. Я ходил на каменную речку, но куропатки не прилетели туда кормиться.
Сур погладил больную ногу. От долгой ходьбы и сырости она мучительно ныла. И он, чтобы забыть про боль, стал продолжать рассказ:
— Я разрыл под галечниковыми откосами снег и поставил силки из оленьих жил, и рассыпал красные ягоды рябины… Я слушал голоса хозяев Лесной страны. Они не учуяли близкой добычи. Я видел, как Иччи и Бурый ушли на охоту. Бег их был ровным, они берегли силы для длинной тропы.
— Духи обязательно захотят нам помочь, — отозвался кто-то. — Мы давно не наедаемся досыта…
Старик тонким сучком пошевелил в очаге головешки. В жилище стало светлей. Красные отблески заметались по темному своду, по лицам людей.
— Скоро придет время Жаркого солнца, а с ним наступит и сытая жизнь. Так всегда… Пора печали сменяется порой радости. Быть может, завтра наши охотники вернутся с добычей. Станем ждать.
Люди согласно закивали. За стенами из шкур стояла тишина. Дым от очага тонкой струйкой уходил вверх, к черному небу. Дым говорил о наступлении поры Кусающего мороза.
В жилище было тесно, и люди, отодвинувшись от костра, улеглись на шкуры и укрылись шкурами. Пришло время сна.
Солнце еще не поднялось из-за гор, но открыло свое лицо людям, не прогнало ночь из чаш, когда Сур выполз из жилища. Стойбище уже проснулось. Над шатрами, упираясь в бледное небо, стояли столбы сизого дыма. Там, у тусклых, гаснущих звезд дым растекался и падал в долину, запутывался в ветвях деревьев и становился похожим на клочья тумана.
По два-три человека уходили из стойбища охотники. Сур тоскливо смотрел им вслед. А люди, проходя мимо, не смотрели ему в глаза и не звали с собой.
За спиной зашуршал снег. Сур знал — это выбираются из шатра, в котором он спал эту ночь, мужчины. Весело переговариваясь, смеясь, он стали прилаживать к ногам широкие, подбитые мехом лыжи. Сухо, словно оленьи рога, стучали, сталкиваясь, древки копий. Охотников не пугал мороз, им были не страшны любые расстояния потому, что они хотели есть.
Кто-то несильно толкнул его в спину. Сур оглянулся. Рядом стоял Гын, давний товарищ его по совместным походам, и его добрые глаза смотрели в глаза Суру.
