Так было две зимы назад… Больше Суру вспоминать не хотелось. Две зимы и два лета он словно ходил по краю обрыва, где с одной стороны была жизнь, с другой — смерть…
Сур открыл глаза и оглянулся. Мужчины давно ушли из стойбища. Наступила пора женщин. Сейчас они выберутся из жилищ и отправятся в лес за сучьями, к ручью за водой.
Тяжело поднявшись с земли, Сур пристроил за спиной лук с пучком стрел и наваливаясь на древко копья, заковылял в сторону, противоположную той, куда ушли охотники, — он шел вверх по долине. Сур теперь всегда охотился один, потому что не мог угнаться за охотниками и не должен был им мешать.
Сур шел по своей вчерашней тропе. Изредка на свежем снегу он видел следы зверей и птиц. Коротко оглядываясь на них, охотник безошибочно определял, кто из обитателей леса и когда пересек его путь. Скоро ему встретился след маленькой лесной козы. Коза прошла ночью, и Сур не свернул на ее тропу. Он больше не мог преследовать добычу. Вся надежда оставалась на случайную встречу, и здесь все зависело от его быстроты, ловкости и меткости.
Перевалив невысокий водораздел, Сур вышел к Каменной речке, где вчера поставил силки. Из-под низкого обрыва, громко хлопая крыльями, взлетела стайка куропаток. Он заспешил. Две белые птицы бились в петлях.
Мелкие легкие перья кружились в воздухе. Сур жадно бросился к добыче…
Спрятав под меховую рубаху на груди теплые тушки птиц, он оглянулся. В низком кустарнике мелькнуло красное пятно, и Сур подумал, что он пришел вовремя. Еще немного — и лисица отняла бы у него добычу.
Хотелось есть, но Сур умел терпеть голод. И снова, проваливаясь в снег, он заковылял вперед.
Сур не знал куда и зачем идет. В нынешней жизни его единственным другом была удача. Инстинкт охотника гнал его вперед. Он верил — не знающий усталости бывает удачлив, беспрестанно ходящий обязательно встретит удачу, потому что она, как и хороший охотник, не сидит на месте, не знает долгого сна и долгой лени. Может быть, она тоже кого-то ищет и хочет встречи?
Сур шел целый день и только дважды садился на поваленные стволы деревьев, чтобы отдохнуть и поглотать рыхлого свежего снега — это уменьшало чувство голода.
Края долины стали круче. Солнце всю дорогу не покидало его. Когда Сур уставал и дыхание его становилось хриплым, солнце останавливалось вместе с ним на отдых. Охотник улыбался солнцу, и на душе его становилось теплее.
Звериные тропы он угадывал чутьем. Порой ему казалось, что он даже видит утоптанные узкие полоски земли сквозь снег. Мудрые тропы лесных обитателей, минуя глубокие пропасти, обходя лесные завалы, уводили его все дальше в горы.
Перед закатом солнца Сур вырыл в снегу нору и сразу же, как только почувствовал, что лежать удобно, крепко заснул.
Утром он ощипал и съел одну из куропаток и снова двинулся в путь. И хотя шел Сур в неизвестность — она его не пугала. Чем дальше уходил он от стойбища, от людей, тем легче ему становилось, словно освобождался он от неведомого груза.
В полдень второго дня пути, перевалив через высокую горную гряду, Сур вышел в широкую плоскую долину. Он и прежде приходил сюда, но только в летнюю пору. Здесь тоже стоял лес, но был он реже, слабея. Лишь на высоких холмах вздымались к небу могучие сосны с красными, как красная погребальная глина — охра — стволами.
Сур знал — в середине долины есть озеро. Сейчас его не было видно. Укрытое снегом, оно только угадывалось — на ровной белой его поверхности не росли кусты и деревья.
Летом в долину иногда забредали охотники, чтобы наловить и навялить впрок крупных рыбин с розовой мякотью. Шли сюда и звери, потому что озеро в пору Зеленых Деревьев было щедро ко всем. На низких берегах, в густых травах, в сосновых чащах давало оно приют и пищу зверю малому и большому. От сытости на его берегах всегда царил мир. В пору Глубоких Снегов многие обитатели Лесной страны уходили отсюда, потому что озеро умирало. Только птица — угрюмые бородатые глухари да белые куропатки, любящие песок, всегда оставались в сосновых лесах.
Поднявшись на ближний холм, Сур долго оглядывал долину.
Ноздри его вздрагивали и шевелились. Несильный ветер омывал разгоряченное от ходьбы лицо. Он приносил то слабый и теплый запах птичьих перьев, то настывший запах шерсти зверей. Вокруг все было спокойно и тихо.
Сур оглянулся назад. Ближние горы закрывали даль. Они словно отгородили его от прошлого: от стойбища, от племени. И он вдруг решил остаться в этой долине хотя бы ненадолго, хотя бы на несколько дней. Его не станут искать. Право каждого охотника поступать так, как он хочет. Только мало кто уходит из племени, люди боятся одиночества. Сур давно был одинок, с тех пор как случилась с ним беда.
Одиночество… Затаенный страх шевельнулся в груди, мягко сжал сердце. И тогда охотник обманул себя. Он подумал, что обратный путь долог, а солнце уже прошло больше половины своего пути, и все равно надо выбирать место для ночлега. А что будет завтра — пусть наступит завтра.
Сур вспомнил, что в обрыве холма, у самого озера, есть пещеры…
Отыскал он их быстро. Черные дыры в желтой глине были видны издалека. Он подошел к одной из них и на четвереньках взобрался на откос. Снег у входа в пещеру был нетоптан, а значит, звери не ходили сюда. И все-таки, прежде чем влезть в черную нору, Сур долго и жадно принюхивался. Пахло только землей, чуть теплой, словно хранящей тепло давно прогоревшего костра.
Пещера оказалась небольшой. В длину она была шага в три, но в середине можно было встать во весь рост.
У входа виднелись следы старого кострища, валялись пожелтевшие раздробленные кости оленя.
Сур недолго полежал на земле. До наступления ночи надо было еще наломать пушистых веток молодых сосен для подстилки и приготовить побольше сучьев для костра…
Иччи вела Бурого редколесьем. Бег волков был нетороплив. Они часто останавливались, слушали ночь, ловили запахи.
Иччи знала — сегодня не каждый прыжок будет удачен, не каждая погоня принесет добычу. Глубокий и рыхлый снег обещал трудную охоту.
Путь волчьей семьи лежал в долину Большого озера, туда, куда обычно не ходили охотники — люди.
Первая половина ночи была темной, и звери выбирали путь только по запахам. Иччи знала — скоро из-за далеких гор взойдет большая красная луна, и тогда наступит время охоты.
Из-под самого носа волчицы выскочил вдруг большой заяц, но Иччи упустила момент. Запоздалый прыжок не принес удачи. Сильные задние лапы зайца швырнули ей в морду тучу снега, и перепуганный зверек пропал за ближними кустами, исчез во тьме.
Иччи тихо, обиженно взвизгнула. Она не могла простить себе, что прозевала зайца. Подбежал отставший Бурый, легонько толкнул ее в бок носом. Волки посмотрели друг на друга и снова побежали вперед. Скоро Иччи забыла о своем огорчении. Она жила ночью — ее звуками, запахами — и верила, что к утру у них будет добыча, потому что она знала, куда вела Бурого.
В долине Большого озера жил одинокий старый лось. Обегая свои владения, волки часто встречали его, но никогда не решались напасть. Лось был стар, но еще силен, и огромные рога его, похожие на обломанное бурей ветвистое дерево, служили ему надежной защитой. Внимательные глаза Иччи при каждой новой встрече замечали все изменения, которые происходили с лосем. Время брало свое — зверь медленно терял силы, старость подкрадывалась к нему незаметно. Волчица не умела думать так, как думают люди, но смутное ощущение заставляло запоминать ее все новое, что появлялось в поведении лося. И сейчас Иччи не смогла бы сказать, почему они с Бурым бегут именно в долину озера. Может быть, в долгие дни пурги, во сне или наяву, пришла уверенность, что время настало и пора найти старого лося и встретиться с ним.
Иччи знала любимое место кормежки зверя — холмы на закатной стороне озера. Почти к самой воде подступали там заросли молодого осинника.
К озеру волки вышли, когда луна уже вылезла из-за гор, и в лесных чащах смешались густые черные тени и яркие блестящие полосы лунного света. Они держались теперь самой кромки зарослей, и когда им предстояло пересекать большие поляны, залитые белым сиянием, они ненадолго замирали в нерешительности, а потом стремительно и неслышно, совсем как птицы, едва касаясь снега, тенями проносились через них.
И прежде чем спуститься к озеру, к осиннику, волки отдохнули на вершине одного из холмов. Лунный свет волновал зверей, будил беспокойство. Глаза волков то вспыхивали, то гасли, а может быть, это луна отражалась в них. И когда Иччи и Бурый видели в зрачках друг друга этот свет, шерсть на их загривках вставала дыбом и хотелось рычать.
Внизу, на пойме озера, волки разошлись, но не так далеко, чтобы потерять друг друга из вида и осторожно побежали через осинник.
