зацепить и вытягивать канатами.
Вода била из земли струей, поднимавшейся выше самолета, рассыпалась во все стороны мелким дождем и разливалась широкими потоками.
В широкое отверстие пропустили трубу, которая упиралась в стенки первого пласта твердой породы и поднималась на метр над уровнем воды в пруду; к ней наискосок подсоединили вторую, отводившую воду в сторону.
Больше всех радовались колодцу туземцы: они сейчас же сбежались и глазели на невиданный водопад.
Далее требовалось устроить подобие сруба, но для этого прежде всего было необходимо откачать воду из пруда и закрепить трубу, чтобы напор воды не выбил ее из отверстия. Ни о какой облицовке не могло быть и речи — в окрестностях не было другого камня, помимо песчаника; извести не нашли ни крошки. Поэтому трубу только пропустили во вторую, более широкую, засыпали промежуток камнями и песком и залили расплавленным свинцом, прикрепив таким образом сверху металлический лист.
На листе поместили толстую и тяжелую металлическую крышку с несколькими отверстиями, откуда вода могла вытекать через соответствующие краны. На самом верху крышки была расположена труба, которая шла к самолету и исчезала внутри.
Из кранов постоянно поступала вода, которой Лосняченко щедро поделился с туземцами; в благодарность, однако, им пришлось пообещать в любое время оказывать помощь европейцам.
Туземцы благословляли Аллаха, пославшего им добрых гостей, которые сумели добыть «мое» из скалы; а когда через два дня все вокруг колодца зазеленело и сквозь прежде мертвый песок пробилась трава, они сочли это знаком особой божьей милости.
XI
Сахара — враг европейцев
Участники экспедиции разделились на две группы: «научную комиссию» во главе с Роздвянским, включавшую всех профессоров и их ассистентов, и «хозяйственный комитет», куда вошли все остальные.
«Научная комиссия» немедленно приступила к работе. На террасе самолета установили необходимые для радионации металлов аппараты. На большом столе разместились «радионационные линзы»; они автоматически поворачивались, оставаясь всегда в наиболее выгодном положении относительно солнца.
После нескольких проб работа стала продвигаться с большим успехом; Роздвянский и его ассистенты днями и ночами просиживали в лаборатории и каждый вечер ставили все новые опыты над радионированными металлами. Условия позволяли производить радионацию на протяжении не менее 10 часов в день, и Роздвянский радовался, что может наилучшим образом использовать энергию солнца.
Когда была найдена самая действенная формула радионации, собственно научная работа прекратилась. Теперь речь шла лишь о получении как можно большего количества радионатов. Дежурства распределили так, что каждое утро кто-нибудь один устанавливал приборы, а вечером относил готовые радионаты на склад в хвосте самолета, где радионаты охлаждал жидкий воздух.
К этой же группе присоединился и новый участник экспедиции, Стопескул, который обнаружил незаурядный талант к подобной работе и погрузился в нее с таким рвением, что все не замедлили это отметить.
Тем временем другие ученые занимались собственными исследованиями и сбором научных материалов. Коростель и его молодой ассистент Ткаченко бродили по лесу и собирали различные растения, Слушкевич и Сегобочный закладывали в скалах шурфы и приносили в самолет груды камней. Они не расставались ни на час, хотя оба были заядлыми спорщиками, а крикливый Слушкевич вдобавок беспрестанно ругался. Археологи, Василенко и Гучко, рылись в песке — но, к сожалению, не находили никаких следов древней культуры. Вечно недовольный Василенко попрекал Роднянского, выбравшего такое неудачное место для стоянки; однако же археологи не находили в себе смелости отойти от самолета и углубиться в пустыню. Наконец, Лосняченко и врачи каждый день посещали оазис Адур. Лосняченко рассказывал туземцам всевозможные чудесные истории, читал и толковал Коран, а врачи изучали жизнь местного населения. Все трое пришлись туземцам по душе: Лосняченко был несравненным проповедником учения Магомета, а Хомец приобрел славу чудотворца, когда начал лечить глазные болезни, вызванные ярким солнечным светом. Даже Нестеренко, то есть невольник Ага, в конце концов заслужил симпатии туземцев, невзирая на свой страшный грех — убийство матери: он умело вправил вывихнутую ногу одного из тедийцев.
После научных трудов все они совместно участвовали в хозяйственных работах, помогая другим членам экспедиции.
Тхор, Грушко и Павлюк проявили себя мастерами домашнего хозяйства. Они достроили хлев и при содействии Лосняченко без труда приобрели живой инвентарь: целое стадо коз и овец и двух молочных верблюдиц.
Животных каждый день гоняли на пастбище у колодца. Зелень быстро росла под воздействием чудотворной воды. Достаточно было только с вечера полить участок, и к утру всходила буйная поросль травы, которую днем выжигало солнце.
Путешественники часто ходили с туземцами на охоту. В лесу «эннеди Вая» водилось много зверей, и они всякий раз возвращались с богатой добычей.
Тхор, любивший огородничать, попытался было завести огород яровых; но на каменном плато, в отличие от оазиса, не было тени и солнце сжигало нежные всходы. Он посадил кое-какие растения в оазисе и довольствовался тем, что густо насадил пальмы вокруг самолета, по краям каменного плато.
Для удобства сообщения Роздвянский с помощью техников собрал два маленьких самолета, привезенных в разобранном виде на «Орле»: уже знакомый нам самолетик-лодку и второй побольше, рассчитанный на четырех человек и приспособленный к полетам в пустыне. Он не нуждался в большом разбеге, что позволяло взлетать и садиться практически на любом ровном участке. Оба самолета пригодились для охоты: чуткие и пугливые лесные звери, завидев небывалых птиц, останавливались как вкопанные и подставляли себя под выстрел.
Несколько дней спустя Роздвянский, Коростель, Лосняченко и Нестеренко отправились в Бардай, столицу Тибести, собираясь нанести визит тамошней европейской колонии: представителям французского правительства и обществу владельцев большого пансиона «Лероп», предназначенного для европейских путешественников. Лосняченко и Нестеренко вылетели, разумеется, в своих экзотических одеждах, чтобы не вызвать у туземцев никаких подозрений.
Городок Бардай, благодаря особой опеке французского «Союза развития Сахары», в последние годы очень изменился. Был выстроен целый европейский квартал с широкими бульварами и площадями, а Каирский университет основал здесь специальный «Институт изучения Сахары».
Наши ученые провели в городе несколько часов и поздно вечером неохотно расстались с новыми знакомыми, пригласив их к себе.
Ответный визит французов вскоре состоялся. Однажды утром путешественники увидели, что издали, со стороны Адура, приближается караван, состоящий из нескольких верблюдов; на них ехали бардайские европейцы, а рядом бежали погонщики.
Французы не скрывали удивления при виде
