— Я так смотрю, у вас не слишком-то роскошные апартаменты, обер-прокурор. Если бы я не знал, подумал о хозяине, как о средней руки чиновнике…
— Я старый солдат и привык жить скромно.
— Ну да, если сравнивать с палаткой на биваке…
— Я вызвал вас сюда не обсуждать мой дом, господин Чекалек. Мне решительно перестают нравиться ваши действия.
— Вам лично?
— Нет. Всем нам. Вы не должны были убивать тех отшельниц. Только поговорить с ними. И внезапное самоубийство Ферзлера тоже никого не обрадовало. Я лишился одного из самых результативных наших осведомителей…
— Я только делаю свою работу. Ту самую, которую вы мне поручили…
— Вам поручили убить одну конкретную особу, господин Чекалек. Всего одну. А вы?
— Это было необходимо, обер-прокурор. Та отшельница не хотела ничего говорить, а время поджимало. Пришлось надавить. Не мог же я после этого её отпустить?
— Вы негодяй, Чекалек.
— Можно сказать и так. Но я лично предпочитаю иное определение — человек, не отягощённый замшелыми условностями буржуазного общества… Что же до Микса Ферзлера. Этот болван мало того, что всё записывал, так ухитрился эти записи ещё и потерять. После чего едва не обделался со страху и начал метаться. У меня не было иного выхода. К нему уже стала наведываться полиция. Ещё немного и он бы всех сдал. Разве вам бы это понравилось, господин обер-прокурор?
— Ладно… Но я настаиваю… нет, я требую, чтобы ваш дальнейший путь не было отмечен шлейфом трупов! У вас есть конкретная цель, господин Чекалек. Одна, конкретная цель, — прокурор наставил указательный палец на собеседника.
— Я постараюсь, ваше высокопревосходительство.
— Нет, вы не просто постараетесь, вы это сделаете. Я лично прослежу.
— Хорошо. Раз вы так настаиваете.
— Вам понятно новое задание? Вы должны устранить цель до её свадьбы. Обязательно до. Это принципиально. Вам ясно?
— Ясно, то ясно, но Констайн не близко. Потребуется некоторое время…
— Вы получите всё необходимое, но задержек мы не потерпим.
— Я сделаю всё, что от меня зависит, ваше высокопревосходительство.
— Отлично. Когда всё закончится, вы вернётесь сюда, и я передам вам обещанные деньги и паспорт, чтобы вы могли выехать в Андховер.
— Моя благодарность не будет знать пределов, обер-прокурор. Но какие имеются гарантии того, что вернувшись, я получу именно билет за границу, а не место в давно знакомой камере, да несколько свежих обвинений в списке моего смертного приговора?
— Гарантии? Вам!? Хм… Моего честного слова будет достаточно?
— Более чем, обер-прокурор, более чем… С вашим словом моё будущее представляется мне кристально ясным, ваше высокопревосходительство.
— Вот и отлично.
Прокурор взглянул на часы, поднялся со стула и прошёл к сейфу в углу.
— Боюсь, что не смогу больше уделять вам время, господин Чекалек. Мне предстоит встреча с дамой…
Он открыл сейф и достал оттуда тёмный гранёный пузырёк с пробочкой, искусно вырезанной в виде миниатюрного черепа. Затем снял с полки запылённую бутыль и два бокала.
— Вы и дама… Это так пикантно, господин обер-прокурор. Но как же ваша безупречная репутация?
— Это духовная особа. Та самая, которую вы столь безуспешно пытались утопить в заливе, подорвав катер…
— Ах, эта… — гость поглядел на пузырёк на краю стола, — я так понимаю, вы решили исправить мою ошибку лично?
— Это вас не касается, Чекалек. Я вас больше не задерживаю.
Бригида Аббе шла в гости к обер-прокурору не без внутренней дрожи. Но выбора у неё не было.
У самого входа на неё чуть не налетел какой-то прохожий.
— Прошу прощения, госпожа Аббе…
— Мы знакомы? — она вздрогнула.
Прохожий был не очень высокого роста, стройный, даже худой. Со строгим благородным лицом, на которое спадала аристократическая пшеничного цвета чёлка. Он походил на офицера, недавно вернувшегося из тяжёлого похода, и ещё не полностью оправившегося после испытанных лишений.
— Не думаю, госпожа Аббе. Мне доводилось слышать ваши проповеди, но, полагаю, меня вам не представляли. Однако мне запомнился ваш слог. Ещё раз прошу извинить меня за неуклюжесть.
— У меня хорошая память на лица, — пробормотала Бригида, — ваше я должна была запомнить…
— Я был в задних рядах… за колонной. Мне всегда достаётся быть незамеченным. Невезение. Но вы, госпожа Аббе, уверен, вы очень везучая женщина…
— Наверное. За колонной.
Незнакомец вежливо приподнял шляпу и ретировался в вечерний туман. Бригида пожала плечами, и постучала в дверь.
Домашний кабинет обер-прокурора не имел ничего общего с огромным и казённым рабочим. Здесь было уютно, и даже тесновато. Кабинет занимал угловую комнату, так что окна здесь были сразу в двух смежных стенах. В ясную погоду они прекрасно освещали небольшой письменный стол, но сейчас их плотно задёргивали тяжёлые зелёные гардины. Свет излучали одни лишь старомодные газовые рожки.
Йонс Быконт пропустил женщину вперёд, а сам зашёл вторым, прикрыв за собой дверь.
— Садись, Бри, хочешь выпить? — он пододвинул стоявший на столе поднос, и подал ей один из двух бокалов.
Ей не хотелось, но из вежливости она его взяла.
— Спасибо, Йонс. Что-то срочное? К чему такая поспешность?
— Ты что-то выяснила? О том, что тебя просили?
Бригида едва не вздрогнула, хотя и ждала этого вопроса. Письмо Крапнику далось ей ценой немалых раздумий, а ответа тот пока так и не прислал.
— Нет. Пока ничего. Я сообщу, как только что-то выяснится.
— Чудесный букет… — Йонс сделал большой глоток, — твоему отцу это вино всегда нравилось. Он старался запастись им каждый раз, как только предоставлялась возможность.
Бригида пригубила. У вина действительно был сильный и пряный вкус.
— Как его ревматизм? — поинтересовался обер-прокурор.
— Всё так же, — она сделала ещё один небольшой глоток, — ближе к осени он хочет поехать на воды…
— Надеюсь, это ему удастся. За твоего отца, — он приподнял бокал и допил.
Она последовала его примеру. От густого вина даже чуть закружилось в голове.
— Ты позвал меня только чтобы спросить, не узнала ли я чего и выпить за здоровье моего отца?
Она поставила опустевший бокал на стол. Кроваво-алая капля сбежала по стенке на донышко.
— Не совсем, — он поморщился и поставил свой бокал рядом.
— Тогда зачем?
Йонс посмотрел ей в глаза.
— Девушку отправили на остров ещё два дня назад…
— «Негодяй Крапник. Я же просила его ответить» — пронеслось в голове, — «а я-то, дура, попёрлась сюда ничего не подозревая».
А потом она испугалась.
— Но Йонс. Клянусь, я ничего об этом не знала! Ты же мне веришь?
— Мне очень жаль, Бри… У меня не было другого выхода.
— Ты должен мне поверить! Возможно, они что-то заподозрили! Может у них был человек на том приёме, и он меня с вами видел… Я немедленно постараюсь разузнать все детали! Ты должен поверить…
Обер-прокурор молчал.
— Но ты должен… ты… тебе жаль? Чего тебе жаль? И… какого выбора у тебя не было?
Она посмотрела на бокалы, и у неё вдруг пересохло в горле.
— Йонс. Нет. Умоляю. Скажи, что это не так! Ты… Ты же не мог? Ты не можешь так со мной поступить, Йонс!
— Ты унаследовала характер своего отца, Бри. Ты сильная женщина. Постарайся это принять…
Она нервно сглотнула и попятилась от стола, как загипнотизированная глядя на два пустых бокала.
Обер-прокурор тяжело вздохнул и ещё раз поморщился.
— Это не займёт много времени, но несколько часов, чтобы привести в порядок дела, у тебя ещё остались, Бри.
— Ты… ты… ты… — она продолжала пятиться, — ты меня отравил, Йонс!!!
— Поверь, это был лучший выбор из всех возможных.
— Ты… ты… — у неё не хватало слов.
— Я пойму, если ты устроишь здесь истерику, — вздохнул обер-прокурор, — но поверь, это ничем тебе не поможет. Отнесись ко всему философски. Ты ввязалась в большую игру, и проиграла. И ты знала, каковы ставки.
— Ты был другом моего отца, — хрипло произнесла проповедница и, качнувшись, оперлась на стену.
— Поэтому я и сделал это сам. Мне бы не хотелось, чтобы ты умерла разорванная бомбой или зарезанная в глухом переулке наёмным бандитом…
— Ну спасибо, Йонс… надеюсь, тебя ждёт подобная же участь…
Она нервно сглотнула и выпрямилась.
— Прошу меня простить, — сипло добавила она, — но у меня есть несколько срочных дел.
— Я понимаю. Камердинер тебя проводит… — он взял со стола колокольчик и звякнул, — жаль вино перестояло. У него омерзительное послевкусие.
Не разбирая дороги, она спустилась к дверям, сопровождаемая дряхлым и не по профессии разговорчивым камердинером.
— Вы то хоть, ничего не забыли, госпожа проповедница? — поинтересовался тот у самой двери, — а то вон прямо перед вами гость приходили, так изволили в кабинете зонтик оставить, пришлось за ним ходить, пока его превосходительство готовились вас встречать-то… вдвоём еле нашли за креслом, и как только закатился. Хорошо ещё господин прокурор нас с гостем не видели, он страсть как не любит, когда без него в кабинет заходют… Страсть как не любит.
