— Мне казалось, что мы боремся за лучшую жизнь…
— Именно. И ради неё мы должны пойти на решительные шаги. Вы не согласны?
— Трудный выбор… Но если по-другому никак нельзя. Что ж, пусть будет война.
— Тогда за дело, друзья. Мне потребуется ваша помощь. Меня разыскивает полиция, так что мне не стоит быть слишком на виду. Кто-то из вас должен разузнать для меня распорядок дня и визитов принца. А я тем временем навещу старину Бластенхаймера.
— Старину Винкеля? Или его дочку? Она весьма переживала, когда тебя схватили.
— Милая девочка, но, увы, революция и личные привязанности несовместимы. От Винкеля мне нужны только его руки и опыт. И немного динамита…
Змеиный переулок вполне соответствовал своему названию. Узкий, длинный, извилистый и затерявшийся на самой окраине. Дом номер два в силу какой-то странности находился в самом его конце, на краю большого пустыря, куда выползали его сложенные из крупного тёсаного камня массивные пристройки.
Чекалек толкнул располагавшуюся под украшенной изображением фейерверка вывеской дверь, и прошёл внутрь. Позеленевший бронзовый колокольчик у косяка предупредительно звякнул.
Из-за прилавка выбрался облачённый в табачного цвета вельветовый жилет хозяин. Его добродушное румяное лицо сияло оптимизмом даже сквозь пенсне.
— О! Исключительно рад вас видеть, господин Чекалек. Как добрались?
— Превосходно, господин Бластенхаймер, просто превосходно. Вагон первого класса, ресторан… после камеры это доставляет совершенно исключительное удовольствие.
Он снял перчатки, шляпу и пристроил их на вешалку у двери.
— Максима… — позвал хозяин, — Максима! Иди сюда. Господин Чекалек приехал. И вечно её где-то носит…
— Одну минуту, папа, — донёсся откуда-то сверху приглушённый голос.
— Сейчас спустится, — примирительно вздохнул хозяин, — на самом деле она очень расторопная девушка, просто что-то замешкалась…
Скрипнула внутренняя дверь.
— Да, папа, — вошедшая оказалась довольно пышной и в отца румяной юной девицей в красном клетчатом платье, оставлявшим её округлые плечи почти совсем открытыми, если не считать небольшого декора из накрахмаленных кружев.
Вслед за девушкой в лавку вплыл совершенно отчётливый запах нафталина и одёжного шкафа. Господин Бластенхаймер бросил на дочь удивлённо-скептический взгляд поверх пенсне, но ничего не сказал.
— Здравствуйте, господин Чекалек, — поздоровалась девушка, с небольшим придыханием, словно ей только что пришлось очень торопиться, и она прилично запыхалась.
— Добрый вечер, Максима
Девушка потупилась, и традиционный семейный румянец на её щеках заметно усилился, отчётливо просвечивая через слой пудры.
— Я так рада вас видеть. Говорили, вам пришлось даже попасть в тюрьму…
— Пустяки, — отмахнулся вошедший, — мне удалось бежать.
— Вы такой храбрый, господин Чекалек.
— Максима, господин Чекалек устал с дороги, будь добра, принеси в столовую кофе и чего-нибудь перекусить.
Девушка стремительно выпорхнула из комнаты.
— Пройдёмте, — Бластенхаймер широким жестом пригласил гостя внутрь, — там мы сможем обсудить все детали.
Они прошли за укрытый гардинами проём в столовую.
— Вы ведь получили моё письмо? — Чекалек без лишних обиняков присел на стул и облокотился на столешницу.
— Конечно. К сожалению, вы не уточнили время вашего приезда, а работа довольно сложная…
— Значит, ещё не готово?
— Нужна пара дней. Детонаторы привезут только после обеда. Я заказал самые лучшие, от «Коренного и Армстронга».
— Надеюсь, они сработают нормально. Не люблю непроверенное оборудование.
— Не беспокойтесь, господин Чекалек, я заказал всё в двойном количестве и отберу самые надёжные.
— Что ж, полагаю, всё будет в порядке. Динамит проверен?
Бластенхаймер обиженно надулся.
— За кого вы меня принимаете, господин Чекалек, я уважаю свою работу и ценю своих постоянных клиентов.
— Да ещё, — деловито уточнил гость, — нужно упаковать адскую машину в саквояж. Обычный дорожный саквояж.
— Вы планируете везти её прямо в багаже? — господин Бластенхаймер удивлённо приподнял брови.
— Просто упакуйте. Что с ней делать дальше, я разберусь сам.
Вошла Максима с подносом. Они замолкли. Девушка начала расставлять фарфоровые чашечки с золотыми ободками и цветастыми пастушками. Взгляд господина Бластенхаймера снова приобрёл удивлённо-скептическое выражение. Закончив с чашечками, Максима стала разливать кофе.
— Аккуратнее, — не выдержал Бластенхаймер, — ещё немного и ты ошпаришь нашего гостя! Да что с тобой такое, у тебя что, руки дрожат?
— Прости, папа… — выдохнула девушка.
— Ничего страшного, — улыбнулся Чекалек, берясь за чашечку.
Она смущённо улыбнулась. Бластенхаймер недовольно вздохнул.
— Максима, оставь нас, пожалуйста, нам нужно обсудить некоторые вопросы, не слишком уместные для молодых барышень.
— Не будьте так строги, господин Бластенхаймер, — усмехнулся гость, отпивая глоток, — кстати, ваша дочь отлично готовит кофе.
Румянец девушки стал приобретать отчётливо пунцовые тона.
— Всё равно ей нечего вникать в эти проблемы. Семейное дело наследуют её братья.
— Но папа, я всё равно…
— Любопытство — порок, — хмуро отрезал Бластенхаймер.
— Ничего подобного, — возразил Чекалек, — любопытство это нормальная черта свободной человеческой личности.
Бластенхаймер молча нахмурился и отпил кофе. Окрылённая поддержкой Максима набралась храбрости, чтобы продолжить разговор.
— А вы к нам надолго, господин Чекалек?
— Думаю, на несколько дней. Мне нужно здесь кое-что сделать. Кое-что достаточно важное, чтобы оказать влияние на будущее. Даже на ваше будущее, сударыня. Вот увидите, скоро всё изменится.
Девушка впервые за всё время перестала смущённо отводить взгляд, и широко раскрыла большие зелёные глаза.
— Правда?
— Правда. Но для этого нам с вашим отцом действительно стоит поговорить наедине…
— Угу… — потрясённо пробормотала девушка и не слишком уверенной походкой вышла из комнаты.
— Что вы имеете в виду? — подозрительно осведомился Бластенхаймер.
— Не переживайте. Речь исключительно о применении вашего устройства.
— Надеюсь, это не повлечёт каких-либо неприятностей для моей дочери?
— Не беспокойтесь, я никому не сообщаю имена своих поставщиков. Это мой принцип.
Господин Бластенхаймер облегчённо вздохнул.
— Тогда, полагаю, самое время перейти к… кхм… финансовой части.
— Задаток, вам уже передали?
— Конечно, господин Чекалек, всё как договаривались, но я рассчитываю на получение остальной суммы по возможности скорее, ваш механизм обошёлся мне весьма дорого.
— Вы гарантируете его готовность к завтрашнему дню?
— Конечно, господин Чекалек, мы с вами не первый день работаем. Завтра к обеду всё будет готово.
— А сегодня к вечеру возможно?
— Ну, если очень постараться…
— Я доплачу за срочность. Наличными, — он вытащил из внутреннего кармана увесистую пачку банкнот и бросил на стол, — остальное и десять процентов дополнительно получите, когда всё будет готово. И не забудьте упаковать в саквояж.
— Не извольте беспокоиться, завтра вечером всё будет готово, господин Чекалек.
— Что ж. Уверен, некоторые из посетителей Констайна это оценят. А остальные — надолго запомнят этот день, господин Бластенхаймер, очень надолго.
Констайнский замок Лане понравился куда больше, чем дворцы Коронного острова. Здесь совсем не было той холодной и стерильной пустоты. Комнаты были меньше, потолки ниже, а в воздухе уютно пахло свечами, воском и пылью. Астеро попросил её подождать, и теперь она бродила по комнате, разглядывая висевшее на стенах причудливое старинное оружие, и наивные старомодные картины. Монархи и государственные деятели на этих холстах не восседали на горделивых скакунах и не взирали суровым оком на зрителя, одновременно указуя пальцем или саблей куда-то в пустоту за пределами рамы. Здесь они были изображены в кругу семьи и друзей, пьющими кофе или играющими в шары в парке.
От изучения искусства девушку отвлёк зашедший посетитель. Это был довольно молодой, лет тридцати, человек невысокого роста и сухощавого, можно даже сказать хрупкого, сложения с густыми каштановыми волосами и острыми, но не лишёнными живости чертами лица. Одет он был в элегантный голубовато-серый костюм-тройку с пышным шёлковым бантом вместо галстука, придававшим ему несколько богемный вид.
— Добрый день, сударыня.
— Здравствуйте, — Лана вежливо поздоровалась, но тут же вспомнила, что должна изображать принцессу, и попыталась придать себе холодный и надменный вид.
