— Я ему говорю, чтобы не переживал, истратим. На худой конец, говорю, откроем фирму «Рога и копыта». Не подумала сразу, что он ничего, кроме «Серой шейки», не читал. Он же о рогах знает только то, что они у козлов растут и прочих рогоносцев. Ой, он так обиделся, так обиделся!.. Говорит, что у меня совести нет. Мало того, что я намекаю на его простонародное происхождение, я еще, оказывается, не скрываю своих измен. Я сначала не поняла, что его так задело. Потом выяснилось, что он, оказывается, выражение «на худой конец» принял на свой счет. Представляешь, Жорочка, этот осел подумал, что я на размер его члена намекаю. Ну успокаивать дурака было некогда, так и умчался в командировку — обиженный.
Груздев улыбнулся. Ему нравилось слушать этот совершенно не связанный логикой набор слов. Обычно он не вслушивался в ее болтовню, но вот «саблю генерала» запомнил. Засела «сабля генерала» у Георгия Сильвестровича в сердце и не давала покоя.
— Не надоело висеть на стене, — поинтересовался он с едкой ухмылкой, — а, сабля генерала?
Любочка оказывается тоже не забыла того давнего разговора. Она на минуту вдруг стала другой, серьезной и мудрой. Посмотрев на Жоржика долгим тоскливым взглядом, женщина тихо сказала:
— Генералы свои сабли не продают, они ими гордятся и берегут. Сабля — она ведь подруга боевая на всю жизнь, — и, горестно вздохнув, добавила: — А солдаты обрезаются по неловкости, опыта у них для серьезного оружия маловато, вот и продают, продают, — она всхлипнула, — а ослы покупают, покупают…
Потом вдруг снова улыбнулась, легко и лучезарно.
— Ой, пойду соберу чего-нибудь покушать, — и Любочка, сунув в руки Груздеву альбом с фотографиями, упорхнула на кухню.
Георгий уселся в глубокое и широкое — под чужой зад — кресло и, вытянув длинные ноги, принялся лениво перелистывать страницы. Когда до него дошло, что он смотрит на свои школьные фотографии, Груздев очень удивился. Вот первый класс, вот пятый, а вот выпускной. Он напрягся, не угадав, кто же из его одноклассников оказался Любочкиным мужем, дальше стал смотреть внимательно. И обомлел, увидев на следующем альбомном листе самодовольную физиономию полковника Репнина.
— Слушай, я пойду, — вдруг засуетился Груздев. — Как-то неудобно, все-таки он мой начальник.
Но у Любочки был готов железный аргумент:
— Муж в командировке!
Груздев остался, хотя прежняя легкость ушла.
Любочка, заметив перемену настроения Жоржика, сдернула с себя простыню… Георгий Сильвестрович замер, пожирая глазами ее тело. Оказывается, он соскучился по Любочке куда сильнее, чем думал! Захотелось обнять любовницу, прижаться к ее губам и раствориться в поцелуе, почувствовать кожей все изгибы и выпуклости ее прекрасного тела. Подумалось, что эту женщину Господь создал для него. Георгий Сильвестрович начал торопливо раздеваться: свитер полетел на пол, за ним рубашка, брюки, трусы. Груздев только рядом с Любочкой забывал об аккуратности, с любой другой женщиной одежда была бы повешена на вешалку или на спинку кровати.
Жоржик притянул любовницу и поцеловал, ладони скользнули по пышной груди, и уже хотел увлечь предмет своей страсти на кровать, как в дверь постучали.
Он не удивился…
Он ждал этого стука…
Он был на сто процентов уверен, что это непременно случится…
Стук-стук, стук-стук!..
Дальше ситуация развивалась согласно канонам доброго русского анекдота.
— Муж приехал! — «Сабля генерала» сгребла одежду героя-любовника в охапку, оперативно забросив под кровать. Потом очень быстро вытолкала оцепеневшего Жоржика на балкон. — Спрячься, — прошептала она, сделав круглые страшные глаза.
«Легко ей говорить», — подумал Жоржик. Где уж спрятаться двухметровому верзиле на малюсеньком, полметра шириной, балкончике, прилепленном к стене исключительно из соображений эстетики? Но он был не только доктором Груздевым, он был еще и агентом по кличке Груздь, а агент Груздь молниеносно решал проблемы и мгновенно находил выход из самых безнадежных положений.
Дальше ситуация развивалась согласно другому старому доброму анекдоту: голый Жоржик перемахнул через невысокий бордюрчик. Он повис на перилах, до полусмерти перепугав кота, сидевшего на форточке этажом ниже. Однако кот быстро справился с испугом, увидев, что перед ним маячит что-то лохматое, отдаленно напоминающее его любимую игрушечную мышку. Котяра подобрался, но тут, вспомнив, что у него в миске недавно лежала сарделька, растерялся, не в силах определить, что же такое болтается перед форточкой. Состояние растерянности быстро прошло, котик решил — что бы это ни было, а упускать добычу он не собирается:
Угрожающе заскрипела балконная дверь…
Георгий Сильвестрович разжал пальцы…
Кот прыгнул и… промазав, вцепился Груздеву в волосы на груди.
Оторвав от себя возмущенно орущего кота, герой-любовник прикрылся им, используя несчастное животное вместо набедренной повязки. Мурзик такого глумления над чувством собственного кошачьего достоинства не потерпел. Он заорал благим матом, выдирая лапы из крепких рук похитителя.
— Ой, ограбили!!! — огласил улицу истошный старушечий визг. — Котика, котика украли!!! — неслось из окна на первом этаже.
Жоржик, вспомнив, как недавно радовался тому, что Любочка живет на втором этаже, отпустил возмущенного любителя мышей и сарделек на волю. Котяра, оскорбленно мяуча, стрелой понесся к родному окошку, а психотерапевт, прикрыв ладонями мужское достоинство, сиганул к стоявшему неподалеку такси. И только заскочив в машину, захлопнув за собой дверцу, Жоржик перевел дыхание. Но — не надолго.
Антология русского анекдота продолжалась…
— Мужик, — обратились к нему. Голос был очень озабоченным и напряженным. Груздев, повернув голову влево, наткнулся на подозрительный взгляд таксиста. — Мне не хочется вспоминать пошлые анекдоты, — сказал таксист.
Жоржик понял, что напряжение в машине становится удароопасным: мозолистая рука шофера медленно тянулась к монтировке.
— Анекдоты берутся из жизни, — психотерапевт Груздев сделал попытку наладить с таксистом контакт.
— Мне пофигу, откуда берутся анекдоты, мне интересно, откуда ты будешь брать деньги?
Груздев задумался. Доктор Груздев задумался, агент Груздь тоже. Ни тот, ни другой выхода не видели, и уже обе ипостаси барнаульского Казановы готовы были поднять руки, признав поражение, но Жоржик вовремя вспомнил, что на нем нет штанов… Положение спас, сам того не подозревая, таксист.
— Мужик, если у тебя в носках не спрятана сотка, вылезай, — сказал он.
Груздев рассмеялся. У него была, как он это только сейчас понял, очень хорошая привычка — делать заначку. И Георгий Сильвестрович с большим облегчением вытащил из носка сложенную вчетверо тысячную купюру.
— Куда едем? — поинтересовался таксист, и тут герой-любовник озяб. Озяб как в прямом, так и в переносном смысле: одежда осталась под кроватью у Любочки, и ключи от квартиры лежали в кармане брюк.
— На Крупскую, — сказал агент Груздь, моментально решив проблему. В кабинете были, во-первых, комплект одежды, состоящий из старых джинсов и рубашки, а во-вторых, телефон. В-третьих, он только теперь оценил рвение ретивых подчиненных полковника Репнина, чтоб ему провалиться, проделавших огромную дыру в стене, и только сейчас он понял, как ему повезло. Повезло потому, что поэты вечера предпочитают коротать в библиотеке в компании с протекающим потолком.
Водитель нажал на газ, рев мотора разрезал тишину спального квартала. Машина сорвалась с места, и вышедшая на балкон Любочка зря крикнула вслед:
— Куда ты? Это не муж был, не муж… Это соседка… за солью…
Она заплакала.
Груздев в этот момент о Любочке не думал. Такси, выехав со двора на проезжую часть, остановилось у светофора. Георгий Сильвестрович увидел элегантно одетого мужчину, который показался ему смутно знакомым. Чекист в душе Жоржика моментально встал в стойку.
— Давай за тем типом, — сказал он таксисту, протягивая тысячную купюру, — сдачи не надо.
