— За воротами иностранец!
Школьники снова притихли.
— С вами хочет говорить директор.
Директор вышел вперед и воззрился на склоненные головы.
— Сегодня для вас торжественный день, вы кончаете институт…
Я чуть не упал в обморок. Как?! Это институт, и эти сопляки кончают его? Но не надо давать волю чувствам, лучше внимательно послушать.
— Вы кончаете высшее учебное заведение, — продолжал директор, — и должны осознать, какая это торжественная минута. Теперь вы овладели всеми науками, и важнейшие дела государства легли на ваши плечи. Это огромная честь! — Директор протяжно и громко зевнул. — Все!
Преподаватели яростно зааплодировали, а «студенты» снова начали шуметь.
— Иностранец!
Все стихли.
— Слово преподавателям.
Преподаватели долго пререкались, уступая друг другу очередь. Наконец один из них, особенно худой, сделал шаг вперед. Я сразу понял, что этот господин — пессимист, потому что в уголках его глаз висели две огромные слезы.
— Господа, — сказал он с невыразимой печалью. — Сегодня вы кончаете высшее учебное заведение и должны осознать, какая это торжественная минута. — Одна из его слезищ капнула. — В нашей стране все учебные заведения высшие, это особенно приятно! — Упала вторая слезища. — Не забудьте добро, которое делали вам директор и преподаватели. Для нас большая честь быть вашими учителями, но вчера вечером умерла от голода моя жена, это… — Он долго боролся с собой и наконец взял себя в руки. — Не забудьте своих учителей, помогайте им чем можете: деньгами или дурманными листьями. Вы, наверное, знаете, что мы уже двадцать пять лет не получаем жалованья. Господа!.. — Он не мог больше продолжать и, пошатнувшись, сел на землю.
— Сейчас будут выдаваться дипломы.
Директор вытащил из-под стены кучу каменных пластинок, на которых было что-то изображено (что именно, я не разглядел), положил их перед собой и произнес:
— Вы все заняли первое место, можете гордиться! Теперь подходите и берите любой диплом. Они абсолютно одинаковые, потому что все вы заняли первое место. Торжественное собрание объявляю закрытым.
Преподаватели медленно поднялись и вслед за директором побрели к воротам. Но студенты даже не думали о дипломах — они предпочли снова лезть на стены, орать или кубарем кататься по земле.
«Что за чертовщина?!» — подумал я и пошел за разъяснениями к Маленькому Скорпиону. Его не оказалось дома; пришлось вернуться и продолжить наблюдения.
Наискосок от «института», который я только что осмотрел, было другое учебное заведение, наполненное юнцами лет по пятнадцати-шестнадцати. Несколько юнцов прижали кого-то к земле и явно пытались его оперировать. Рядом группа учащихся связывала сразу двоих. Это, наверное, был семинар по биологии. Хотя подобные опыты показались мне слишком жестокими, я решил досмотреть до конца. Между тем связанных бросили к стене, а у оперируемого действительно отрезали руку и подкинули ее в воздух!
— Посмотрим, как он теперь будет руководить нами, дохлая тварь! — кричали юнцы. — Ты хотел, чтобы мы учились? Не разрешал трогать девушек? Общество разложилось, а ты заставлял нас учиться и еще не позволял спариваться в школе? Вырвать у негодяя сердце!
В воздух взлетело что-то кроваво-красное.
— Тех двоих связали? Тащите сюда одного!
— Директора или историка?
— Директора!
Я застыл от ужаса. Оказывается, они резали учителей! Вполне возможно, что эти учителя ничего хорошего не заслуживали, но я никогда не видел, чтобы школьники сами чинили расправу, да еще такую жестокую. Взбешенный этим фантастическим произволом, я выхватил пистолет и нажал курок, забыв, что для людей-кошек достаточно одного моего окрика. Отсыревшие после дождя стены не выдержали натиска убегавших и рухнули, завалив и учителей, и их убийц. Я растерялся. Конечно, директор заслуживал смерти: засыпал в стену какую-то труху, а деньги, отпущенные на строительство школы, небось присвоил. Однако надо помочь придавленным. Я лихорадочно бросился разгребать мусор и вытащил многих, но каждый убегал от меня как сумасшедший, даже не стряхнув с себя грязи. Тяжелораненых не было. Я облегченно вздохнул и даже нашел это приключение забавным. В конце концов удалось извлечь директора и уцелевшего преподавателя, которые не убежали, потому что были связаны. Оттащив их в сторону, я стал ворошить ногами мусор, стараясь определить, нет ли там еще кого-нибудь. Но больше никого не осталось, и я вернулся к связанным, чтобы снять с них путы.
К счастью, они очнулись без всякого лекарства, которого у меня не было, и медленно сели, со страхом озираясь по сторонам. Я усмехнулся и задал первый из множества интересовавших меня вопросов:
— Кто из вас директор?
Они испуганно переглянулись и показали друг на друга.
«Совсем ошалели», — подумал я.
Они так же медленно поднялись, закивали головами и вдруг побежали, точно две стрекозы, гоняющиеся друг за другом. Я решил, что они хотят размяться, но их уже и след простыл. Состязаться с людьми-кошками в беге было бесполезно. Я вздохнул я сел на землю.
Вот оно в чем дело! Едва очнувшись, они уже дрожали за свою шкуру, поэтому и показывали друг на друга, считая, что я тоже хочу убить директора! Я горько засмеялся — не над ними, а над обществом, в котором они живут. Всюду у них царит подозрительность, эгоизм, подлость, жестокость. Ни капли доверия, широты, благородства! Раз ученики режут директора, значит, он не смеет назваться директором даже перед другими. Мрак, мрак, беспросветный мрак! Неужели они не видели, что я их спас? A-а, им, наверное, никогда и никто не помогал! Я вспомнил посланницу с ее молодыми кошками. Должно быть, они до сих пор там гниют. Директора, преподаватели, учителя, посланницы, молодые распутницы… Где же люди? И вообще: что вокруг происходит?!
Чуть не заплакав, я снова отправился за объяснениями к Маленькому Скорпиону.
Вот что рассказал Маленький Скорпион:
— Кошачье государство очень древнее и имело свою систему образования еще тогда, когда многие страны Марса были населены дикарями. Но современные учебные заведения, которые ты сегодня видел, мы заимствовали из-за границы. Это отнюдь не значит, что подражание вредно; напротив, оно необходимо и является одной из движущих сил прогресса. Кроме того, оно показывает, кто вырвался вперед, а кто отстал. Недаром нашу систему образования никто не заимствовал, а мы были вынуждены заняться подражанием еще двести с лишним лет тому назад. Если бы мы подражали правильно, то давно стали бы вровень с другими государствами, но мы даже подражать не умеем как следует, и получилась у нас одна глупость. Собственное не развили, чужому не научились… Да, я пессимист и считаю свою родину слабой. Переделывать ее смешно, так же как и надеяться на теперешнее образование.
Ты спрашиваешь, почему детишки у нас учатся в институтах? Ты слишком наивен, вернее, недогадлив. Эти дети совсем не учились, они пришли сегодня впервые. Если уж разыгрывать комедию, так до конца — этим только мы и славимся. История нашего образования за последние двести лет — это история анекдотов; сейчас мы добрались до заключительной страницы, и ни один умник уже не способен выдумать анекдот смешнее предыдущего.
Когда новое образование еще только вводилось, в школах существовали разные классы, учеников оценивали по качеству знаний, но постепенно экзамены были упразднены (как символ отсталости), и ученик кончал школу, даже не посещая ее.
К сожалению, выпускники начальных школ и университетов пользовались неравными привилегиями, и это вызвало недовольство учащихся начальной школы: «Ведь мы ходим на уроки не меньше, чем студенты». Тогда была проведена кардинальная реформа, согласно которой день поступления в школу считался одновременно днем окончания университета. А потом… Прости, «потом» не было. Какое тут может быть «потом»?
Реформа оказалась прекрасной — для Кошачьего государства. По статистическим подсчетам, наша страна сразу заняла первое место на Марсе по числу людей с высшим образованием. Мы очень обрадовались, хотя и не возгордились: люди-кошки любят только факты. Это же факт, что у нас больше всего людей с высшим образованием, поэтому все удовлетворенно улыбались. Император был доволен реформой, потому что она свидетельствовала о его любви к народу, к просвещению. Учителя были довольны тем, что все они стали преподавателями университетов, все учебные заведения превратились в высшие, а все ученики стали первыми. Отцы семейств с удовлетворением взирали на своих семилетних сопляков, которые кончали университеты, так как умные дети — гордость родителей. Об учениках я уже не говорю: они были просто счастливы, что родились в Кошачьем государстве. Достаточно им было не умереть к семилетнему возрасту, как высшее образование обеспечено.
