— Рядом с ним баллон с газом взорвался, так что, можно считать, ему, наоборот, очень даже повезло – сломанными ногами отделался, — тяжело вздохнул Медведев и после паузы добавил: — Я вчера Свету очень сильно обидел, она теперь не хочет разговаривать со мной, обругала и телефон выключила, — признался Вадим. — Что теперь делать – не знаю.
— Света? Тебя? Обругала? — Ирина была поражена. — Ну-у, ты хорошо постарался…
Вадим ссутулился.
— Понимаешь, меня замкнуло, я даже не помню толком, что произошло, что я ей наговорил. Я за нее испугался, когда она за ребенком кинулась, потом все, провал в памяти, — Медведев выдавил это из себя, внимательно разглядывая утоптанный снег под ногами.
— Ты домой? — поинтересовалась Ирина. — Садись, подвезу, по дороге расскажешь.
— Спасибо, не откажусь. — Вадим поднял голову и постарался улыбнуться. Улыбка вышла кривая, а глаза были переполнены горечью и отчаянием. — Я тебе уже все рассказал, что мог, сейчас тебя бы послушал, может, посоветуешь, что сделать. Я хочу, чтобы Света меня простила, мне так плохо сейчас.
— Можно подумать, что ей сейчас хорошо! — Ирина фыркнула и резко тронула машину с места. — Пристегнись! Ладно, она сейчас делом занята, с Петровичем вашим в клинике возится, особо нет времени для переживаний. Ты Свете под горячую руку не суйся, раз уж так рассердил ее. Выжди день-другой, пока она остынет.
— А она не подумает, пока выжидать буду, что я, как последний подонок, вообще извиняться не собираюсь?
— Нет, ты же попробовал это сделать, только не вовремя.
— Никогда она меня не простит. — Вадим мрачно уставился на панель под ветровым стеклом. — Я ее люблю, а она меня не любит, я ей отвратителен, как не знаю кто.
— Не знаешь, так и не говори. — Ирина чуть притормозила. — Простит. Любит она тебя, может быть, только сама этого не сознает, а я еще в Рябиновке поняла, как она к тебе относится.
— Ирина, этого не может быть! Тебе показалось!
— Ты считаешь, что Света так о Сергее беспокоилась, когда вместе с медиками в Рябиновку поехала! — Ирина усмехнулась. — Да у нее глаза в разные стороны смотрели, когда она из машины выскочила: полглаза на него, а полтора – на тебя. Увидела, что ты в порядке, и только тогда на остальных внимание обратила. Ты, конечно, ничего не заметил, ничего не понял.
— А я тогда на нее накинулся при всех. И еще не раз такое бывало… — Медведев покачал головой. — Нет, на этот раз она меня не простит.
— Хватит ныть! Простит, послушай, что тебе старая женщина говорит! — Ирина начала терять терпение.
— Это кто же тут старая женщина? — Вадим скептически глянул на Устюгову.
— Я, — ответила Ирина без тени кокетства. — Я, Вадим, старше не только Сергея, но и тебя. Это по паспорту, а если зачесть каждый год из десяти лет замужества за два, то я уже совсем древняя бабка.
Медведев не знал, что и сказать. Он удивленно разглядывал Устюгову, а она продолжила:
— Ты очень похож на моего бывшего мужа. Извини, но я тебя как увидела, то сразу подумала: «Еще один самец, уверенный в собственной неотразимости», а ты еще подлил масла в огонь своим высказыванием по поводу торговли косметикой и к тому же попытался заигрывать со мной. Вот я на тебя и ополчилась.
— Язык мой – враг мой, — вздохнул Вадим. — Не извиняйся, Ира, ты не столь уж далека от истины, я далеко не подарок.
— Я тоже, как ты мог заметить, — Ирина рассмеялась.
— Сергей думает по-другому, — улыбнулся Вадим.
— По-другому, говоришь… — теперь уже вздохнула Ирина и сменила тему. — Вернемся к тому, с чего начали. Тебе со Светланой лучше всего не пересекаться какое-то время, пауза вам нужна, чтобы в самих себе разобраться. Попадетесь на глаза друг другу завтра или послезавтра и вместо того, чтобы помириться, опять поругаетесь из-за пустяка, опять искры в разные стороны полетят.
— Меня Черепанов в отпуск выгнал, сунул путевку в профилакторий и приказал месяц на работе не появляться, даже мобильник служебный отобрал.
— Правильно сделал! Ваш Николай Кронидович умнейший человек и просто замечательный дядька, он меня совершенно очаровал, когда мы с ним вместе из Москвы ехали. Он такой галантный кавалер, куда вам всем до него, — насмешливо заметила Устюгова. — Все правильно, тебе сейчас самое лучшее уехать на какое-то время. И знаешь, что я тебе посоветую? Напиши Светлане письмо, напиши обо всем, что ты думаешь, что чувствуешь, сам, в конце концов, придумай, что можно написать, чтобы она тебя простила. Это произведет большее впечатление, чем если ты будешь ходить за ней тенью и постоянно повторять одно и то же: «Света, прости меня. Извини меня, Света».
— Я не знаю ее адреса, — Вадим покачал головой. — Дом только знаю, где она жила, может, переехала уже давно.
— Это что за детский лепет?! — возмутилась Ирина. — Отговорки на уровне колхозного детского сада! Напиши на работу. Уж этот-то адрес ты должен знать! В кадровую службу. Медведевой Светлане Александровне.
— Ирина, спасибо за идею, — Вадим оживился. — Мне такое никогда бы в голову не пришло, я, действительно, собрался ходить за ней хвостом, пока она не простила бы меня.
— И разозлил бы ее еще больше. Слушай советы бабушки Арины, может, и выйдет толк, — Ирина расхохоталась. — Ты где живешь? Куда тебя везти?
— Высади меня прямо здесь, — Медведев обратил внимание, что они проезжали мимо старого городского парка. — Пойду пройдусь, я когда-то жил в этом районе. Вот, видишь, школа? Я там учился, а если дворами идти – пять минут, и будет бывший дом. А сейчас живу на Гоголя между стадионом и таблеточной фабрикой, там три башни панельные построены, в одной из них моя берлога.
Отстегивая ремень, он вдруг спохватился:
— Ирина, не сочти за нахальство, дай, пожалуйста, твой телефон.
— Нет проблем, записывай, — она продиктовала десяток цифр и добавила, смеясь: — Занеси в память бабку Арину, это будет мой псевдоним.
— Обязательно, бабуля, спасибо тебе за все. Ты молодец, я рад за Серегу, — сказав это, Вадим вдруг обнял Ирину и поцеловал ее. Потом рывком выбрался из машины, одним махом перебросил свое массивное тело через ограду парка и скрылся в его сумрачной глубине.
— Псих ненормальный! — пролепетала ошеломленная таким натиском Ирина.
Она не сразу пришла в себя и довольно долго сидела неподвижно, а затем кинула Медведеву вдогонку SMS-ку с таким содержанием и медленно поехала домой, по дороге думая о настойчивых уговорах Черепанова перейти на работу в Институт экстремальных проблем и возглавить одну из лабораторий подразделения экологической безопасности.
Мысли о работе очень скоро отошли на второй план. «Сергей думает по-другому», — вспоминались Устюговой слова Вадима. Ирина знала, что Сергей любит ее, да он и не скрывал своих чувств, хоть и ни разу не сказал ей об этом в открытую. Его глаза говорили: «Люблю!» лучше всяких слов, и Ирине порой даже становилось немного не по себе, когда она замечала в них пылкое чувство и страстное желание близости. Однако Томский не позволял себе ничего, а если решался поцеловать Ирину, то потом виновато смотрел на нее, ожидая вспышки гнева, и с явным облегчением переводил дух, когда этого не случалось. «Он такой же, как и все, — уговаривала себя Ира, — ему нужна только постель. Может быть, отношения с ним и могут продлиться какое-то время, даже год-другой, а дальше… Я же старше его!!! Нет, лучше не морочить голову ни мужику, ни себе, надо прекращать все как можно скорее, сейчас будет не так больно, как потом. У меня жизнь уже устоялась, ломать ее не стоит, и у Сергея со временем наладится: женится на хорошей девушке, которая нарожает ему еще детей, будет заботиться о них и о муже. А я на это не способна! И не люблю я его! И не нужен он мне!» Она не хотела признаться самой себе, что боится привязаться к Сергею, а потом потерять его, боится того, как сложатся отношения с его матерью и, самое главное, — с Лешкой, почему-то ей казалось самым страшным когда-нибудь услышать от него: «Ты мне не мать!»
Стараясь убедить себя в том, что Томскому нужно как можно скорее объяснить, что между ними не может быть никаких отношений, кроме дружески-деловых, Ирина в глубине души понимала, что у нее вряд ли хватит на это решимости. «Он славный, и мальчишка у него хороший, — помимо своей воли думала она и тут же сердито гнала эти мысли прочь: — Что с того? Все они славные и хорошие до поры, до времени!»
Поздно вечером, засыпая, Ирина выпустила из-под жесткого контроля рассудка свои чувства и опять подумала уже сквозь дрему: «Он славный…» А потом всю ночь Ирине снились глаза Сергея, то, как он смотрел на нее в Рябиновке: удивленно, немного растерянно, немного застенчиво, а потом восхищенно. Не только глаза Томского запомнились ей, она тогда оценила и его фигуру – поджарую, мускулистую, про такие говорят: «Ни капли жира». Ирина вспомнила, как стойко Сергей терпел боль, совсем не слабую, от ожога, пытаясь даже шутить, когда она вытирала с его спины серную кислоту, как защищал Медведева, когда она сгоряча накинулась на командира. «Славный, милый, хороший», — не слушая никаких доводов здравого смысла, твердило сердце, которое всегда стремится к тому, чтобы его приручили, даже если знает, что, возможно, когда-нибудь придет расставание с приручившим и будет больно, но лучше боль, чем ничего.
