— Вот он, — сказал Дерек, — кто бы он ни был, — наш святой покровитель. Святой Пелагий, святой Августин или святой Аноним, — кто? Сегодня вечером узнаем.
Святой образ потускнел. Потом расцвел впечатляющий храмовый интерьер — почтенный серый неф, стрельчатые арки. С алтаря маршем спускались две плотные мужские фигуры в белоснежных одеждах больничных санитаров.
— Священная Игра, — объявил голос. — Челтнемские Леди против Мужской Команды Вест-Бромвича. Челтнемские Леди выиграли жребий и будут бить первыми. — Плотные белые фигуры спускались осматривать ворота в нефе. Дерек щелкнул выключателем. Стереоскопическое изображение утратило глубину, потом погасло.
— Значит, чуть больше шести, — сказал Дерек. — Мне лучше идти. — Он вытащил онемевшую руку из-под лопаток любовницы и скатился с кровати.
— Еще полно времени, — зевнула Беатрис-Джоанна.
— Уже нет. — Дерек натягивал узкие брюки. Застегнул микрорадио на запястье, глянул на циферблат. — Двадцать минут седьмого, — сказал он. И добавил: — Священная Игра, в самом деле. Последний ритуал цивилизованного Западного Человека. — И хрюкнул. — Слушай, — сказал он, — нам лучше примерно с недельку не видеться. Что бы ты ни делала, не приходи меня разыскивать в Министерстве. Я как-нибудь с тобой свяжусь. Как-нибудь, — глухо сказал он, натягивая рубашку. — Будь, пожалуйста, ангелочком, — сказал он, надевая вместе с пиджаком гомосексуальную маску, — просто выгляни, посмотри, нет ли кого в коридоре. Не хочу, чтоб увидели, как я выйду.
— Ладно. — Беатрис-Джоанна вздохнула, вылезла из постели, накинула халат и пошла к двери. Посмотрела налево, направо, подобно ребенку, разучивающему правила перехода улицы, вернулась и сказала: — Никого.
— Слава Догу на сей раз. — Он произнес последний звук с преувеличенным свистом, чересчур нагло.
— Нечего разыгрывать передо мной гомика, Дерек.
— Каждый хороший артист, — поддразнил он ее, — начинает игру за кулисами. — Чмокнул в левую щеку, небрежно, как бабочка. — Прощай, дражайшая.
— До свидания.
Он завихлял по коридору к лифту; сатир внутри него заснул до следующего раза, когда бы он ни наступил.
Еще как-то дрожа, несмотря на добавочные два стакана алка в пивном подвале ближе к дому, Тристрам вошел в Сперджин-Билдинг. Даже тут, в большом вестибюле, хохотали серые униформы. Ему не понравилось это, ни чуточки не понравилось. У дверей лифта ждали соседи по сороковому этажу — Вейс, Дартнел с Виссером; миссис Хампер и юный Джек Феникс; мисс Уоллис, мисс Рантинг, Артур Спрэгг; Фиппс, Уокер-Мередит, Фред Гамп, восьмидесятилетний мистер Эртроул. На табло лифта желто вспыхивало: 47–46–45.
— Я видел довольно ужасную вещь, — сказал Тристрам старому мистеру Эртроулу.
— А? — сказал мистер Эртроул.
38 –37–36.
— Особые чрезвычайные предписания, — сказал Фиппс из Министерства Труда. — Всем приказано вернуться к работе.
Юный Джек Феникс зевнул; Тристрам впервые заметил черные волоски у него на скулах.
22–21–20–19.
— Полиция в доках, — говорил Дартнел. — Единственный способ обращения с этими сволочами. Грубость. Давно пора. — Он одобрительно взглянул на серую полицию в черных галстуках, словно на поминках по пелагианству, с легкими карабинами под мышками.
12–11–10.
Тристрам мысленно двинул гомика или кастрика в слащавую пухлую физиономию.
3–2–1.
И появилась физиономия — не слащавая и не пухлая — его брата Дерека. Оба изумленно уставились друг на друга.
— Ради Дога, — сказал Тристрам, — что ты тут делаешь?
— Ох, Тристрам, — просюсюкал Дерек, произнося имя в нос, гундося в неискренней нежности. — Это ты.
— Да. Ты меня искал или что?
— Вот именно, мой милый. Хотел сказать, как ужасно мне жалко. Бедный, бедный малыш.
Лифт быстро заполнялся.
— Это официальное соболезнование? Я всегда думал, твое министерство только радуется смертям. — Он нахмурился, озадаченный.
— Мое, твоего брата, — сказал Дерек. — Не официальное от МИБа. — Говорил он довольно сухо. — Я пришел с… — Он едва не сказал «с утешением», да вовремя сообразил, что это прозвучало б цинично. — С братским визитом, — сказал он. — Видел твою жену, — (легкая пауза перед неестественно подчеркнутым словом придала ему некую непристойность), — и она мне сказала, что ты еще на работе, поэтому я… В любом случае мне ужасно, ужасно жаль. Мы должны, — неопределенно добавил он на прощание, — встретиться как-нибудь вечерком. Пообедать или еще что-нибудь. А сейчас мне надо лететь. Встреча с министром. — И улетучился, виляя задом.
Тристрам втиснулся в лифт, плотно прижался к Спрэггу и к мисс Уоллис, по-прежнему хмурясь. Что происходит? Дверь задвинулась, лифт начал подниматься. Мисс Уоллис, мертвенно-бледная коротышка с мокро блестевшим носом, дышала на Тристрама, обдавая духом гидрированной дегидрированной картошки. Почему это Дерек соблаговолил нанести визит к ним в квартиру? Они не любили друг друга не только потому, что пунктом политики дискредитации самого упоминания о семье всегда было поощрение Государством вражды между братьями. Ревность постоянно присутствовала, обида из-за предпочтения и нежностей, выпадавших на долю Тристрама, любимца отца, — теплое местечко в папиной постели по утрам в выходные; верхушка яйца за завтраком; лучшие игрушки на Новый год. Другой брат и сестра добродушно пожимали на это плечами, Дерек — нет. Дерек выражал свою ревность скрытными пинками, враньем, пятнами грязи на воскресном скафандре Тристрама, актами вандализма над его игрушками. Последний ров между ними был вырыт в отрочестве — сексуальное извращение Дерека и нескрываемое отвращение к нему Тристрама. Больше того, при худших образовательных шансах Дерек пошел дальше, гораздо дальше брата, — завистливое рычание, триумфально наставленный нос. Так какой же неблаговидный мотив привел его сегодня сюда? Тристрам инстинктивно ассоциировал этот визит с новым режимом, с началом Интерфазы. Может быть, состоялся быстрый обмен телефонными сообщениями между Джослином и Министерством Бесплодия (обыск квартиры в поисках гетеродоксальных конспектов лекций; расспросы жены насчет его мнения по поводу Регулирования Рождаемости). Тристрам в легкой панике пролистывал воспоминания о проведенных уроках, — ироническое восхваление мормонов в Юте; красноречивое отступление насчет «Золотого сука» (запрещенное чтение); возможно, насмешки над иерархией гомиков после особенно гадкого школьного завтрака. И он снова признал в высшей степени неудачным, что вышел за пределы школы без разрешения именно в этот день, не в какой-то другой. А потом, когда лифт остановился на сороковом этаже, в желудке взыграл дух отваги. Алк вскричал: «К черту всех!»
Тристрам пошел к своей квартире. Перед дверью помедлил, отбрасывая автоматическое ожидание приветственного детского крика. Вошел. Беатрис-Джоанна сидела в халате, ничего не делала. Быстро встала, очень удивленная, видя мужа так рано дома. Тристрам заметил открытую дверь в спальню, смятую постель, постель больного, страдающего лихорадкой.
— У тебя был гость? — спросил он.
— Гость? Какой гость?
— Я встретил внизу своего драгоценного братца. Он сказал, что был тут, меня искал.
— А, так ты про него. — Она глубоко выдохнула. — А я думала, ты имеешь в виду, ну, знаешь, — гостя.
Тристрам принюхался сквозь вездесущий запах «Анафро», словно вынюхивая что-то сомнительное.
— Чего он хотел?
— Почему ты дома так рано? — спросила Беатрис-Джоанна. — Плохо себя чувствуешь или что?
— Очень плохо почувствовал себя от услышанного. Я не получу повышения. Меня дисквалифицировало чадолюбие моего отца. И моя собственная гетеросексуальность. — Сложив за спиной руки, шагнул в спальню.
— Прибрать некогда было, — сказала она, заходя, расправляя постельное белье. — Я в больнице была. Только недавно вернулась.
— Похоже, нас ждет беспокойная ночь, — сказал он. И вышел из спальни. — Да, — продолжал он. — Место досталось одному маленькому нахалу-гомику вроде Дерека. Наверно, надо было этого ожидать.
— Мы переживаем поганые времена, правда? — сказала она. Минуточку постояла, обессиленная и несчастная, держа в руках конец смятой простыни. — Сплошное невезение.
— Ты так и не сказала, зачем приходил Дерек.
— Вообще непонятно. Тебя искал. — Почти попалась, думала она; была на волосок. — Довольно-таки неожиданно было его увидеть, — импровизировала она.
— Врун, — сказал он. — По-моему, он шел не просто погоревать вместе с нами. В любом случае откуда он знает про Роджера? Как он мог это выведать? Спорю, только с твоих слов мог узнать.
— Знал, — выкручивалась она. — В Министерстве увидел. Ежедневные цифры смертей или еще что-нибудь. Сейчас будешь есть? Я нисколько не голодна. — Она оставила постель, вышла в гостиную и заставила крошечный холодильник спуститься с потолка на манер некоего полярного божка.
