Профессор Лайалл кивнул.
— И теперь все вампиры хотят ее смерти.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЧАЙ С ОСКОРБЛЕНИЯМИ
Леди Маккон доедала третий тост, допивала четвертую чашку чая и увеселения ради бросала вызывающие взгляды то на одну, то на другую молодую леди — просто чтобы оценить оттенок вспыхивающего румянца. К ответу на вопрос, кто может желать ее смерти, она пока не приблизилась — слишком много было вариантов, — зато приняла несколько практических решений относительно ближайшего будущего. В отсутствие лорда Акелдамы для нее безопаснее всего было уехать из Лондона. Вопрос только — куда? И хватит ли у нее на это средств?
— Леди Маккон?
Алексия моргнула. Неужели кто-то отважился заговорить с ней? Она подняла глаза.
Леди Блингчестер, матрона с мужеподобным лицом, приземистой квадратной фигурой, седыми кудряшками и слишком крупными зубами, стояла рядом и хмуро глядела на Алексию. А за ее плечом виднелась дочь с таким же выражением лица и с такими же зубами. Обе они были известны своей несгибаемостью в вопросах морали.
— Леди Маккон, как вы посмели явиться сюда? Пить чай у всех на виду в компании… — она запнулась, — в компании шляпной картонки? В респектабельном заведении, где бывают честные, порядочные женщины, ничем себя не запятнавшие, с прочным положением в обществе. Вам должно быть стыдно! Стыдно даже ставить себя рядом с нами!
Алексия поглядела на свой стул:
— Но, кажется, я пока только посадила себя рядом с вами.
— А должны бы сидеть дома, вернее, ползать у мужа в ногах и умолять его принять вас обратно.
— Откуда у вас, леди Блингчестер, такой интерес к ногам моего мужа?
Но леди Блингчестер трудно было смутить.
— Или, во всяком случае, вы должны скрывать свой позор от света. Вообразите, что будет, если вы следом за собой затянете в эту трясину своих родных. Этих очаровательных барышень Лунтвилл! Такие благоразумные девушки, такие многообещающие, с такими перспективами — а вы своим поведением погубили не только себя, но и их!
— Вы же не моих сестер имеете в виду, надеюсь? Их обвиняли во многом, но никак не в наличии разума. Мне кажется, они сочли бы это довольно оскорбительным для себя.
Леди Блингчестер наклонилась ближе и понизила голос до шипения.
— Вы могли бы оказать им услугу, бросившись в Темзу.
Алексия шепнула в ответ — так, словно поверяла какую-то страшную тайну:
— Я умею плавать, леди Блингчестер. И, правду сказать, неплохо.
Это последнее откровение, очевидно, оказалось слишком шокирующим для леди Блингчестер: от негодования она даже начала брызгать слюной.
Алексия откусила кусочек тоста.
— Ох, шли бы вы подальше, леди Блинг. Я как раз размышляла о довольно важных вещах, а вы меня прервали.
Стянутая лентами шляпная картонка, в которой на протяжении всего разговора слышалось негромкое постукивание, вдруг отчаянно подскочила. Леди Блингчестер взвизгнула от неожиданности, и, видимо, это стало для нее последней каплей. Она бросилась к выходу, и дочь за ней по пятам. Правда, прежде чем уйти, леди Блингчестер задержалась возле хозяйки заведения и о чем-то коротко и резко переговорила с ней.
— Чтоб тебя разорвало, — сказала Алексия шляпной картонке, когда хозяйка с решительным видом направилась в ее сторону.
Шляпная картонка бессмысленно тикала.
— Леди Маккон?
Алексия вздохнула.
— Вы понимаете, что я вынуждена попросить вас уйти?
— Да. Но скажите, нет ли здесь поблизости ломбарда?
Женщина покраснела.
— Да, миледи, неподалеку от Оксфорд-Серкус, за Мальборо-банком.
— А, хорошо.
Леди Маккон встала, отвязала шляпную коробку от стула, взяла ридикюль и парасоль. Все разговоры стихли: всеобщее внимание было вновь приковано к ней.
— Леди, — попрощалась Алексия с присутствующими. Затем степенно (насколько можно сохранить степенность, когда прижимаешь к груди розовую шляпную картонку, бьющуюся в эпилептических припадках) направилась к прилавку и расплатилась по счету. Дверь за ней захлопнулась, но не настолько быстро, чтобы не расслышать возбужденные взвизгивания и бессвязные восклицания, сопровождавшие ее уход.
На улицах было уже достаточно людно и безопасно, однако леди Маккон все же зашагала по Риджент-стрит к небольшому ломбарду с неприличной поспешностью. Там она продала все украшения, какие были на ней, — по безобразно заниженной цене, что тем не менее принесло ей сумасшедшую кучу денег. Коналл, каким бы он ни был недоверчивым бараном, шотландцем и оборотнем, в дамских безделушках кое-что понимал. Помня, что осталась в городе совершенно одна, Алексия разложила вырученные деньги по нескольким потайным карманам своего парасоля и, стараясь держаться незаметно, двинулась дальше.
* * *
Профессор Лайалл устремил на изобретательницу испытующий взгляд.
— Почему леди Маккон решила привлечь к этому делу вас, мадам Лефу?
— Алексия — моя подруга.
— Это еще не объясняет такой готовности прийти на помощь.
— У вас, видно, немного было друзей, профессор Лайалл?
Верхняя губа оборотня скривилась.
— А вы уверены, что дружба — это все, чего вы от нее хотите?
Мадам Лефу слегка ощетинилась:
— Это запрещенный удар, профессор. Не думаю, что вы вправе выспрашивать о моих мотивах.
Тут с профессором Лайаллом случилось нечто необычное. Он едва заметно покраснел.
— Я не то хотел сказать… то есть я и не думал намекать… — он осекся, затем откашлялся. — Я имел в виду вашу принадлежность к Ордену медного осьминога.
Мадам Лефу неосознанным жестом потерла шею сзади. Там, под коротко остриженными темными волосами, скрывался вытатуированный маленький осьминог.
— A-а. Но, насколько я могу судить, Орден не участвует в этом деле напрямую.
Профессор Лайалл отметил про себя эту формулировку. Если бы мадам Лефу действительно имела приказ хранить молчание, она не могла бы буквально ни словом обмолвиться о намерениях ОМО.
— Но Орден, несомненно, проявляет к леди Маккон научный интерес? — не отступал профессор Лайалл.
— Разумеется! Она — единственная женщина из числа запредельных, попавшая в сферу нашего внимания с момента основания Ордена.
— Но клуб «Гиппократ»…
— Клуб «Гиппократ» был всего лишь небольшим филиалом, и его деятельность, к сожалению, стала достоянием публики. Что привело к большому конфузу.
— И все же — откуда такая горячая дружба?
— Я не могу отрицать, что Алексия вызывает у меня некоторое научное любопытство, однако мои исследования, как вам хорошо известно, носят скорее теоретический, нежели биологический характер.
— Выходит, мой нечаянный намек все же попал в цель? — профессор Лайалл понимающе взглянул на мадам Лефу.
Мадам Лефу поджала губы и, хотя возражать против романтических инсинуаций не стала, обронила:
— Однако вы допускаете, что мои мотивы, пусть даже они не кристально чисты, могут служить на благо Алексии? Разумеется, ее благополучие меня заботит больше, чем ее никчемный муженек.
Профессор Лайалл кивнул.
— Пожалуй, — он выдержал паузу, а затем сказал: — Мы должны уговорить ее уехать из Лондона.
В эту-то минуту в лабораторию и ворвалась сама леди Алексия Маккон.
— Уверяю вас, мои дорогие, уговоров не потребуется. За вас уже постарались божьи коровки. Собственно, из-за этого я и собрала вас здесь. То есть не из-за божьих коровок — из-за отъезда, — Алексия явно была несколько взволнована. Тем не менее она со своей обычной деловитостью сняла перчатки и бросила их вместе с ридикюлем, парасолем и шевелящейся розовой шляпной картонкой на ближайший рабочий стол. — Пора мне побывать на континенте, как вам кажется? Я подумала: может, кто-то из вас захочет составить мне компанию? — она застенчиво улыбнулась и только тут вспомнила о хороших манерах. — Как поживаете, Танстелл? Добрый день, Женевьева. Флут. Профессор Лайалл. Спасибо вам всем, что пришли. Прошу простить меня за опоздание. Видите ли, сначала божьи коровки, а потом мне было совершенно необходимо выпить чаю…
