— Я в этом не участвую, — буркнул Антон, рывком поднимаясь на ноги.
Март смотрел недоумённо, так, что было вообще неясно, расслышал он или нет, но Антон повторять не собирался. Только снова пребольно врезался коленом в тумбочку. Там что-то бряцнуло.
Ручка двери нашлась удивительно быстро. На лестничной клетке было хоть и сумрачно, но гораздо светлее, чем в квартире. Почему-то совершенно не обращая внимания на лифт, Антон сбежал вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки.
На улице он снова зашёл в телефонную будку и набрал номер дежурного, чтобы сказать, что тревога отменяется, и вообще пропавший коллега отыскался живым и здоровым, разве что немного повредившимся разумом. Но не успел рассказать всего, заготовленного наперёд. Его огорошили таким заявлением, что Антону не захотелось ничего отвечать.
Он просто сел в служебную машину и направился снова в центр города, к проспекту Рождественского.
Вету разбудил отчаянный перезвон. Она резко села на кровати и с полминуты не могла понять, что происходит. Реальность перемешалась со страшным сном, и она рассматривала тёмное небо за окном, пытаясь разглядеть в нём огненные полосы и вражеские самолёты.
Звон замер, сорвался на самой высокой ноте, и она, наконец, сообразила, что это всего-навсего дверной звонок. Накинув на плечи халат, чтобы сразу не продрогнуть в осенней ночи, она поплелась в прихожую.
Мама всегда учила спрашивать, прежде чем открывать. Хотя это было глупо: в городе у Веты не образовалось ни одного такого знакомого, которому она доверяла бы настолько, чтобы открыть дверь ночью. Но получилось само собой.
— Кто там? — Она прильнула к щёлочке между стеной и дверью.
— Ты мне вроде звонила. Что-то случилось, да?
Она захотела найти часы, чтобы поинтересоваться, который же час, но настенными ещё не успела обзавестись, а простенькие наручные остались в комнате. Плестись туда через всю квартиру почему-то показалось смерти подобно.
Рука сама собой повернула замок. Вета приоткрыла дверь, впуская в прихожую луч бледного лестничного света и Антона — хмурого и замученного.
В прихожей сразу стало тесно и запахло дождём — осенней моросью, волосы Антона были чуть влажными. Он потоптался на месте, снимая куртку.
— Чашку чая не нальёшь? — попросил он и засопел, как первоклассник, которому мама не помогает завязать ботинки, и он мучается, вяжет сам, а шнурки выпадают из непослушных пальцев. — День такой выдался. Чокнуться можно.
Вета молча ушла на кухню, включила там свет. Спички ломались под неловкими пальцами. Не с первого раза, но она сумела зажечь горелку и поставить на неё почти полный чайник.
Послышался шум воды: Антон умывался в ванной, фыркал. Вета прислонилась спиной к прохладному подоконнику и, сложив руки на груди, снова закрыла глаза, принялась досыпать. Она хотела вернуть сон про истребители над городом, потому что даже такой сон казался лучше, чем реальность, куда её выдернули.
Реальность просыпалась вместе с ней и усмехалась голосом Арта, смотрела презрительно глазами Жаннетты. Вета не знала, что делать с такой реальностью. И табуретка на кухне была только одна.
Пришёл Антон, ногой поддел табуретку, подвинул её ближе и уселся верхом, как на коня. Пока они молчали, закипел чайник. Вета разлепила глаза и пошла наливать кипяток кружку, сама удивляясь, как не облилась.
— Я вот что подумал. Надо тебе уволиться, — выдохнул Антон, когда кружка с чаем опустилась перед ним. Развернувшиеся листья чая плавали, изредка прибиваясь к краям. Он взялся за ручку — на стол выплеснулось несколько капель.
— Чего? — фыркнула Вета, ещё не до конца разобрал смысл его слов.
— Не знаю, может, я не так сказал. Надо вежливее, надо как-то по-другому. Но у меня, если честно, голова не работает уже. Ты не хотела бы уволиться из школы? Так лучше? — протянул Антон просительно.
Он смотрел на неё ясно-прозрачными глазами, а Вете ещё чудились яростно гудящие истребители.
— И куда потом? — глупо спросила она.
— Уедешь домой. Ты же откуда-то приехала, правильно? Извини, что не сказал сразу. Такое идиотское совпадение. Это ведь я тебя сюда привёз, да.
— При чём тут ты? — не поняла Вета. Она потянулась к горячему боку чайника, чтобы заварить чаю и себе тоже, но вспомнила, что кружка у неё тоже всего одна, как и табуретка.
Антон отхлебнул кипятка, поморщился, прикрыл рот ладонью.
— Да ни при чём. Подумал, что надо было тебе рассказать. Может, ты захотела бы на первый же попавшийся поезд сесть и укатить отсюда куда подальше.
Дорога, серой лентой тянувшаяся за окном, пустовала — ни одной машины. Горели жёлтые фонари, похожие на сырные головки. Вета смотрела на город, залитый этим желтоватым маревом, как туманом, из которого торчали высотки в стороне центра и бело-красные трубы теплоэлетростанций. Всё вокруг казалось влажным, блестящим от дождя. Капли чертили на стекле древние руны.
— Что рассказать? — спросила Вета, чувствуя, что онемели губы, как будто её оглушили препаратом, одним из тех, которые так любят стоматологи.
— Правда. — Антон постучал кончиками пальцев по столу. — Я очень удивился, когда узнал, что тебе даже не сказали, куда ты едешь. И в Петербург никогда вот так не тянули людей извне. Просто… приезжие, конечно, есть, но они попадают сюда не по своей воле. Тем более что полгода назад только закончилась война.
Вета молчала, глядя на его пальцы. Рукава рубашки Антон закатал почти до локтей, словно собирался идти врукопашную прямо здесь, и его руки с выделяющимися венами лежали на столе. Пустую чашку он отодвинул к самому краю.
Он поднял на неё глаза, прозрачные и грустные.
— То есть, похоже, она не закончилась. Тебе лучше уволится и уехать. Пока есть время. Надеюсь, что время ещё есть.
— Слушай, я ничего не понимаю в ваших здесь иммигрантах и мирах, — взмахнула рукой Вета. — Надеюсь, хоть ты объяснишь мне? Но я в любом случае не могу вот так уйти. Я никогда не отступаю перед трудностями.
Она сглотнула и в точности повторила фразу Лилии.
— Всем поначалу тяжело, у всех бывают проблемы. Что же теперь, сбежать? — И едва удержалась, чтобы не подтолкнуть несуществующие очки поглубже на нос.
— Ты что, не понимаешь? — Антон повысил голос, но тут же умолк, кашлянул, глядя в сторону. — Это опасно. Я помогу тебе уехать. Если всё это зайдёт слишком далеко, я уже ничем помочь не смогу.
— Хватит! — Вета мотнула головой.
Она резко развернулась к окну, и ей показалось, все фонари города погасли на секунду и снова загорелись. Как будто Петербург подмигнул ей.
