Миссис Лунтвилл не хватало слов. К счастью, она хотя бы не попыталась поднять руку на дочь. Однажды она уже рискнула, и ничего хорошего из этого не вышло. Дело кончилось тем, что Алексия вышла замуж.
Алексия встала. Она вновь была в ярости. «В эти дни я что-то слишком часто выхожу из себя», — подумала она. Только четыре человека на свете знали о ее злосчастном положении. Троим из них и в голову бы не пришло делиться этим с прессой. Оставался лишь один вариант — и этот вариант, одетый в отвратительное синее платье с кружевами, сидел сейчас за столом напротив с пылающим лицом.
— Фелисити, я должна была догадаться, что ты не удержишь рот на замке!
— Это не я! — Фелисити мгновенно перешла к обороне. — Это, должно быть, мадам Лефу. Ты же знаешь этих француженок! Они на что угодно пойдут ради славы и денег.
— Фелисити, ты знала о положении Алексии и не сообщила мне? — миссис Лунтвилл едва успела оправиться от одного потрясения, как ее постигло новое. То, что Алексия будет хранить секреты от собственной матери, было ожидаемо, но Фелисити-то должна быть на стороне миссис Лунтвилл! Сколько лет эту девчонку подкупали новыми туфлями!
Леди Алексия Маккон хлопнула рукой по столешнице, отчего все чашки жалобно зазвенели, и угрожающе нависла над сестрой. Это была бессознательная тактика запугивания, усвоенная за несколько месяцев жизни в стае. Правда, для такого маневра не мешало бы иметь побольше шерсти на теле, однако Алексии он удался на славу.
— Мадам Лефу не стала бы этого делать. Я ее хорошо знаю, она сама сдержанность. Только один человек мог проговориться, и это не француженка. Ты дала мне слово, Фелисити. Я подарила тебе свое любимое аметистовое ожерелье, чтобы ты молчала.
— Так вот как оно оказалось у тебя? — ревниво переспросила Ивлин.
— Кто же в таком случае отец? — спросил сквайр Лунтвилл, очевидно, чувствуя, что следует попытаться направить разговор в более конструктивное русло. Дамы, возбужденно трепыхавшиеся возле стола, не обратили на него ни малейшего внимания — такое положение дел давно стало удобным и привычным для всех. Сквайр стиснул зубы и вновь принялся за завтрак.
Фелисити оставила оборонительную позицию и надулась.
— Я сказала только мисс Уиббли и мисс Твиттергэддл. Откуда мне было знать, что они побегут трезвонить об этом газетчикам?
— Отец мисс Твиттергэддл — владелец «Щебета». Как тебе хорошо известно!
Но гнев Алексии уже немного утих. Величайшим чудом третьей эры человечества можно было счесть то, что Фелисити хранила секрет целых несколько недель. И, несомненно, поделилась им с молодыми леди в надежде оказаться в центре внимания, прекрасно понимая при этом, что подобные сплетни гарантированно сорвут помолвку Ивлин и разрушат жизнь Алексии. После свадьбы сестры Фелисити превратилась из легкомысленной девицы в откровенно злобную особу, что в сочетании с мозгом размером с ягоду крыжовника делало ее весьма опасной.
— И это после всего, что наша семья сделала для тебя, Алексия! — миссис Лунтвилл продолжала сыпать обвинениями в адрес дочери. — После того как Герберт позволил тебе вернуться в его дом и пригрел у себя на груди! — Сквайр Лунтвилл недоверчиво покосился на свое дородное тело. — После всего, через что я прошла, чтобы благополучно выдать тебя замуж! После всего этого — выйти за рамки всех норм приличия, как какая-нибудь вульгарная уличная девица! Это просто недопустимо.
— А я всегда это говорила, — самодовольно заявила Фелисити.
Алексия, доведенная до крайней степени раздражения, взяла со стола тарелку с рыбой и, хорошенько поразмыслив секунды три, перевернула ее над головой сестры.
Фелисити отчаянно взвизгнула.
— Но, — негромко проговорила Алексия под разразившиеся адские вопли, — это его ребенок.
— Что такое? — сквайр Лунтвилл, в свой черед, резко хлопнул ладонью по столу.
— Это его ребенок, холера его возьми! Я не была ни с кем другим! — выкрикнула Алексия сквозь всхлипывания Фелисити.
— Алексия! Не груби. Постарайся обойтись без непристойных подробностей. Все прекрасно понимают, что это невозможно. Твой муж практически мертв — или был практически мертв, а сейчас почти мертв… — миссис Лунтвилл, кажется, запуталась. Она встряхнула головой, словно мокрый пудель, и стоически продолжила свою обличительную речь. — И как бы то ни было, ребенок от оборотня — это все равно что потомство вампира или призрака… это просто нелепость.
— Положим, то же самое можно сказать об этом семействе, однако ваше существование не нарушает естественного порядка вещей.
— Что такое?
— В данном случае понятие «нелепость», очевидно, требует более четкого определения.
«Чтоб этого младенца разнесло на все четыре стороны ада», — добавила про себя Алексия.
— Видите, какая она? — вмешалась Фелисити, стряхивая с себя копченую рыбу и прожигая сестру негодующим взглядом. — Она всегда так. Ни за что на свете не признает, что совершила ошибку. Он ведь бросил ее — вы знаете? Она не возвращается в Вулси, потому что ей некуда возвращаться. Лорд Маккон выгнал ее. Вот почему мы уехали из Шотландии.
— О боже! Герберт! Герберт, ты слышишь? — казалось, от миссис Лунтвилл вот-вот пойдет пар.
Алексия не могла сказать с уверенностью, что это было — деланое смятение из-за того, что Коналл публично выставил Алексию из дома, или настоящий ужас перед перспективой прожить обозримое будущее под одной крышей со старшей дочерью.
— Герберт, сделай что-нибудь! — простонала миссис Лунтвилл.
— Я умер и попал в страну плохих романов, — отозвался сквайр Лунтвилл. — Я не чувствую себя в силах уладить такой инцидент. Летиция, дорогая, я передаю бразды правления в твои надежные руки.
Это было самое неподходящее, что только можно сказать о верхних конечностях миссис Лунтвилл, решительно не приспособленных ни к чему более сложному, чем редкие и весьма нервные занятия вышиванием. Кисти упомянутой особы взлетели к потолку, а сама она в полуобмороке откинулась на спинку стула.
— О нет, папенька! — в тоне Фелисити прозвучала стальная нотка. — Прошу простить меня за такую деспотическую настойчивость, но ты должен понимать, что дальнейшее пребывание Алексии в этих стенах совершенно неприемлемо. Скандал и без того существенно понизит наши шансы на брак. Ты должен отослать ее отсюда и запретить ей все связи с нашей семьей. Я считаю, нам всем необходимо как можно скорее покинуть Лондон. Скажем, для европейского турне.
Ивлин захлопала в ладоши, и Алексии оставалось только гадать, как долго и тщательно Фелисити планировала это маленькое предательство. Она пристально взглянула в неожиданно ставшее безжалостным лицо сестры. Лживая маленькая дрянь! Надо было опрокинуть ей на голову что-нибудь потяжелее рыбы.
Сквайр Лунтвилл был несколько озадачен столь откровенной речью Фелисити, но он всегда предпочитал путь наименьшего сопротивления. Он взглянул на лежащую без чувств жену, на гневное лицо дочери и, взвесив все, позвонил дворецкому.
— Суилкинс, немедленно поднимитесь наверх и упакуйте вещи леди Маккон.
Дворецкий застыл в бесстрастном выражении изумления.
— Живо! — резко прикрикнула Фелисити.
Суилкинс ретировался.
Алексия раздраженно фыркнула. Вот она расскажет Коналлу об этой последней идиотской выходке своих домашних! Почему он… Ах да. Ее гнев погас, заглушенный болью в зияющей ране величиной с оборотня. Чтобы хоть чем-то заполнить эту пустоту, Алексия зачерпнула большой ложкой варенье и, поскольку терять было уже нечего, облизала ее.
Вот теперь миссис Лунтвилл и в самом деле лишилась чувств.
Сквайр Лунтвилл задумчиво обозрел обмякшее тело жены, а затем, по здравом размышлении, решил оставить ее на время одну и удалился в курительную комнату.
Алексия вспомнила о своей корреспонденции. Поскольку ей требовалось отвлечься — всё что угодно, было лучше, чем продолжать перепалку с сестрами, — она взяла одно письмо и сломала печать. До этого момента Алексия и правда думала, что хуже уже ничего быть не может.
