Андрей Старков вдруг отчетливо ощутил течение непознанной Силы, оставшейся за тонкой завесой Тьмы. Здесь, где творческий потенциал людей складывался в процессе работы над картиной в единый вектор, Сумрак бурлил, поглощая зависть, восторг, творческий экстаз, усталую озлобленность, разочарование, радостное изумление… Он переполнялся, подпитывая свои миражи, чтобы в любой момент выплеснуться на реальный слой, поглотить и развоплотить Иного, волею случая оказавшегося поблизости.
Андрей завел машину и рванул прочь с территории киностудии, едва не снеся знакомый шлагбаум. Только вылетев с Мосфильмовской улицы на набережную, он затормозил, остановился и несколько раз глубоко вздохнул, уставившись сквозь лобовое стекло на серую ленту Москвы-реки, скованной вспучившимся льдом. Казалось, лед течет и плавится, курясь тяжелым туманом. «Это все коньяк с утра и переутомление», – убежденно сказал себе Андрей, слушая глухие удары сердца.
Он нашел удобное объяснение. Оно позволяло не бояться изменившегося Сумрака – такой страх был Темному дозорному совсем ни к чему. Да и Сумрак не мог меняться – он оставался неизменно сбалансированным тысячи лет. К тому же, если допустить крамольную мысль о его некоей паранормальной активности на территории «Мосфильма», следовало бы поверить Алексею Малявину. Всю дорогу тот ныл, как болезненно отзываются в съемочном павильоне любые человеческие эмоции, как выматывают его эти съемки и как жизненно необходим был ему давешний запой для восстановления сил.
Андрей оглянулся. Троллейбус с сердитым гудком выгибал штанги, объезжая небрежно припаркованный «лексус». Вернуться? Но ради чего? Поручение выполнено, Малявин на работе, все в порядке. Может быть, творческий процесс всегда вызывает в Сумраке такую бурную реакцию. Стоит только почитать кинокритиков, и начинает казаться, что Великая битва между силами Света и силами Тьмы никогда не прекращалась. Что уж говорить о процессе кинопроизводства.
С другой стороны, если съемки рейтингового сериала «Одинокий волк», которые спонсировал Дневной Дозор, будут снова сорваны, не поздоровится не только исполнителю главной роли Леше Малявину. Юрий сидит ближе к офису – он выкрутится. Нечего гадать, на кого обрушится гнев Завулона…
Пассажиры троллейбуса, который протискивался буквально в сантиметре от зеркала внедорожника, дружно костерили зарвавшегося водителя иномарки. Делали они это бесстрашно: кто вслух – злобно, не стесняясь, кто про себя – обиженно поджимая губы. И что удивительно, и те, и другие чувствовали себя в полной безопасности за запотевшими стеклами общественного транспорта.
Темный дозорный искупался в черном дожде негодующих взглядов. Этот «ионный душ» оставил на коже ощущение приятного покалывания. Если бы не первокурсник-медик, придавленный к стеклу на задней площадке троллейбуса, который всерьез беспокоился, не случился ли с водителем «лексуса» сердечный приступ или еще какая беда, было бы совсем хорошо…
Андрей наградил его недобрым взглядом и снова взялся за руль. Обратно на «Мосфильм» он, конечно, возвращаться не собирался. Но настроение и состояние Алексея Малявина все-таки не внушали сотруднику Дневного Дозора особого доверия. Чутье подсказывало, что его не стоит надолго оставлять без присмотра. И раз уж долгожданный выходной все равно оказался безнадежно испорчен, Андрей Старков отказался от мысли ехать домой и возле Киевского вокзала свернул к ближайшей гостинице.
* * *
Гримеры Алексея Малявина обожали. Кажется, они были самыми преданными поклонниками его таланта. В тех сценах, где молодой успешный бизнесмен готовился превратиться в оборотня, стоило буквально подправить пару черточек, и смазливый Леша Малявин превращался в хищное коварное чудовище, вот-вот готовое потерять человеческий облик.
– Это просто химия какая-то! – восторженно воскликнула гример Ниночка, придирчиво рассматривая в зеркале готовый образ. – Лешенька, у вас дар перевоплощения. Просто невероятно – настоящий оборотень! Честное слово, – кокетливо прибавляла она, напрашиваясь на комплимент, – в этом практически нет моей заслуги!
«Конечно, нет», – мрачно подумал Малявин, обострившимся чутьем оборотня вдохнул запах женского пота, дезодоранта и кондиционера для волос и чуть не захлебнулся слюной – сквозь весь этот парфюмерный коктейль воняло свежим мясом. Жирным, совсем не жилистым. Аппетитной Ниночке, наверное, и сорока еще не было… Каким чудным лекарством от похмелья и страха могло бы стать это мясо – куда там жестокой Темной магии, которую безнаказанно творил с ним утром Андрей Старков!
Малявин сглотнул слюну и вышел за фанерную стенку гримерки, притулившейся у стены павильона, центр которого занимала объемная декорация заброшенного дома. По сценарию, влекомые провидением, в этом романтическом месте встречались главный герой – оборотень в своем истинном обличье и любовь всей его жизни, которая до того не обращала на парня внимания.
Девушку Алену в сериале играла Виктория Карминова. В отличие от Леши Малявина, чья звезда взошла на отечественном кинематографическом небосклоне во многом благодаря усилиям Темных Иных, Виктория Карминова была звездой настоящей. Она принадлежала к той самой заветной категории «А», которая является пределом мечтаний многих начинающих киноактеров. Последние несколько лет ее приглашали в самые рейтинговые телепроекты без всяких кинопроб. И Малявин был вовсе не прочь целоваться с ней намного чаще, чем того требовал сценарий, разматывающий бесконечно нудную игру в «предчувствие настоящей любви» из серии в серию. Сожрать партнершу при случае он, конечно, тоже был не прочь, но на взгляд оборотня она была худая как щепка. Гримерша Ниночка в этом отношении выигрывала с разгромным счетом.
– Нет-нет, это же колдовская книга, это никуда не годится! Убирайте эту готику! – кричал вездесущий помреж, стоя посреди рукотворных развалин и тщательно развешенной паутины.
– А почему это заклинания, которыми девушка случайно вызывает оборотня, не могут содержаться в колдовской книге?
– Только не в этой! У нас мистический сериал с русским колоритом. С русским! Откуда на обложке взялась звезда Давида?! Здесь должен быть фрагмент славянской летописи или, на худой конец, лист, вырванный из наших колдовских книг, отечественных. Меняем обложку, меняем!
– Там же крупный план, она должна читать это вслух…
– Читать славянскую грамоту?!
– Вот я и говорю, нужен другой текст!
– Текст еще вчера переделали…
Азартная перебранка людей, переживающих за свое детище, отозвалась в голове Алексея Малявина тупой болью. Он отвернулся и тоскливо посмотрел на закрытые двери, в которые при желании мог въехать грузовик.
