– Отчего же?
– Ладно, – вздохнула я. – В клубе я следила за человеком, который около месяца назад меня похитил и пытался продать. Помните, недавно накрыли аукцион людьми? Вот стражи нагрянули как раз, когда за меня шел торг.
– Эм? – У блюстителя порядка сделалось странное лицо.
– Я уверена, что если похитителю заплатить, то он скажет, кто из родственников хотел от меня избавиться. Понимаете?
Бедняга явно ничего не понимал.
– У меня есть подозреваемый, но нет доказательств. Когда я пришла в клуб, то даже не догадывалась, что там устраивают собачьи бои. Не то, чтобы я о них прежде не слышала, но все равно удивилась. В общем, я упала. Пес меня увидел, что-то у него в голове сверкнуло, и он решил, что меня необходимо защищать. Так, малыш?
В ответ питбуль басовито гавкнул, а дознаватель вздрогнул.
– Вы видели вспышку? – спросил он осторожно.
– Фигурально выражаясь, – пояснила я. – Не знаю, может, псу блондинки в платьях цвета пыльной розы нравятся.
Взгляд дознавателя невольно скользнул по глубокому вырезу моего заляпанного собачьей кровью платья.
– Так вот хозяева клуба решили, что я подыграла питбулю, и стали меня шантажировать.
– Как шантажировать?
– Очень просто, хотели стрясти золотых, но тут появились стражи, и меня едва не ранили арбалетным болтом. Кстати, если бы это случилось, то, боюсь, мой судебный заступник разнес бы ваш предел на камушки. Вы о Кастане Стомме что-нибудь слышали? Он становится зверем, когда дело меня касается. Почти как этот вот питбуль, – кивнула я в сторону пса.
Судя по всему, дознаватель о Кастане слышал и как-то уж больно нервически оттянул пальцем ворот плаща, словно в ледяной каменной коробке мучился от невыносимой духоты.
– И ведь вы не врете, – с нечеловеческой тоской в голосе произнес он.
– Нет, – покачала я головой. – Согласитесь, только сумасшедшая станет врать перед кристаллом, распознающим ложь.
Некоторое время помолчав, он вдруг начал что-то строчить в блокноте и будто между прочим бросил:
– Вы уверены, что мы арестовали вашего похитителя?
– Поможете его найти в каземате?
– Помогу, – согласился дознаватель и, снизив голос до бормотания, предложил: – И забудем про арбалетный болт.
– Легко, – согласилась я. – Я же говорю, что страдаю потерей памяти. Иногда болезнь прямо-таки волнами накатывает.
Дознаватель заговорщицки кивнул и уточнил:
– Вы имя своего похитителя знаете?
– Знаю. Генри.
– А фамилия у Генри?
– А про фамилию я ни разу не спрашивала.
Возникла странная пауза. Перо дознавателя замерло над листом серой бумаги.
– Нима, вам ведь есть, куда идти? – мягким тоном уточнил он и аккуратно закрыл блокнот.
– Почему вы закрываете блокнот? – всполошилась я. – А как же Генри?
– Генри найдется, – без зазрения совести соврал он.
– Слушайте, тут такое дело. – Я чмокнула губами. – Идти-то мне есть куда, но вот только не на что. Когда меня страж схватил, я выкинула ридикюль с деньгами.
– Ридикюль?
– Это такая дамская сумка. Можно я к себе в дурдом записку напишу, чтобы меня забрали?
– Санитары? – Клянусь, в голосе стража появилась надежда.
– Зачем же санитары? – хмыкнула я. – Жених.
– У вас есть жених?
– Угу, фальшивый, – вздохнула я. – Мы контракт с ним подписали.
Это был последний гвоздь в крышку гроба нашего допроса. Без слов дознаватель подвинул в мою сторону перо и лист бумаги.
– А Генри?
– Пишите, нима, послание к фальшивому жениху, – вздохнул страж. – Мы отправим за ним нарочитого, так что пишите…
Через два часа вместе с псом, измученным ожиданием больше меня самой, а потому особенно злобно поглядывающим по сторонам, я шла по длинному сумрачному коридору стражьего предела. Блюстители порядка, кому не посчастливилось встретиться нам на пути, прилипали к стенам, надеясь слиться со штукатуркой и остаться незамеченными моим потрепанным охранником. Он ворчал скорее для острастки, нежели из дурных намерений, однако терпения ему не хватило. Точно почувствовав скорую встречу с природой, он рванул вперед, отчего я взвизгнула, а рукав измусоленного платья категорично затрещал под мышкой, удивительно, как не отлетел.
В приемную залу я влетела, как пробка, выскочившая из горлышка бутылки с игристым вином, и все-таки выпустила из рук цепь. Распугав еще не перепуганную часть предела, пес вырвался на улицу, сметя мощным телом нечаянно входившего дознавателя. Некоторое время полная народа зала таращилась на меня в немом удивлении.
– Его три часа продержали в комнате допросов, – развела я руками.
Народ вернулся к своим делам, и тут мой взгляд остановился на Владе. Скрестив руки на груди, он стоял рядом со столом приемного стража и даже не пытался скрыть глумливой улыбки хотя бы из жалости ко мне. Я подавила в себе идиотское желание кокетливо заправить за ухо прядь волос. В конце концов, волосы у меня торчали в разные стороны, и выглядела я так, что только хуже себя чувствовала.
– Анна? – Горский издевательски поклонился. – Эффектное появление.
– Не ерничай, потому что я готова убивать.
Когда я решительно направилась к выходу, то он перехватил меня за локоть и, вынудив остановиться, как ни в чем не бывало, спросил у стража:
– Могу я получить расписку за внесенный залог?
Тот буркнул что-то неразборчивое, видимо, намекал, куда нам за распиской отправиться, но все равно взялся за чернильное перо. Я следила, как он выводил корявые каракули.
– Мне просто любопытно, почему ты вызывала меня? Куда логичнее позвать судебного заступника, – промурлыкал Влад.
– Если бы Кастан узнал, что меня забрали в стражий предел, я бы удавилась от стыда, – призналась я.
– То есть передо мной ты неловкости не испытываешь?
– Тебя бессмысленно стесняться, ты уже видел меня голой, – вздохнула я и тут же поправилась, поймав ироничный взгляд: – Не то чтобы я об этом помнила.
Когда хмурый страж протянул Владу расписку, то он отрекомендовал ее мне.
– Ты мне должна два серебра и шесть медяков.
– Ты такой мелочный, – фыркнула я, пряча бумажку в карман платья.
Влад галантно придержал мне дверь, когда мы выходили на дождливую улицу. Однако едва я ступила на лестницу, как увидела пса, терпеливо дожидавшегося меня под мелкой неприятной моросью. Стало ясно, что он выбрал меня в качестве хозяйки и отвертеться от воспылавшего любовью чудовища у меня не выйдет.
Горский проследил за моим тоскливым взглядом и категорично заявил:
