Этот, в отличие от напарника, все еще проявлял физическую и вербальную активность. Он активно ерзал, пытаясь освободиться от захвата и, судя по невнятным гнусавым репликам, обещал сотворить со мной нечто ужасное. Для направления беседы в нужное русло я заломил вражью руку сильнее.
— А-а-а…ь! — изъявил готовность к диалогу Охотник.
Я склонился к его побагровевшему от натуги уху и ласково пообещал:
— Сейчас я сломаю тебе руку, скотина!
— Отпусти… больно! — наконец-то перешел на русский язык пленник.
— Знаю, что больно, — продолжал нашептывать я ему. — А когда я сломаю тебе эту руку, начну ломать другую. Потом, когда руки кончатся, возьмусь за ноги. Начну с колен. Знаешь такую детскую песенку про кузнечика, который коленками назад? Так это про тебя.
— Чего ты хочешь? — подвывая от боли, спросил Охотник.
— Молодец, перешел к сути! — похвалил я его и в качестве поощрения немного ослабил захват. — Вопрос первый: где мои друзья?
— На втором этаже заперты. В разных комнатах.
— Хорошо. Сколько ваших людей в доме и на улице, где именно располагаются?
— Кроме нас двоих, никого.
Я покачал головой и слегка нажал ему на руку. Охотник истошно заорал:
— Правду, правду говорю! Нет больше никого! Больно, ………..!
Похоже, не врет. По тренировкам знаю, при таком изломе боль адская:
— Где третий?
— Уехал! Уехал с полчаса назад! — всхлипывая, причитал в тумбочку мой трофей.
— Кто он?
Молчание, нарушаемое лишь сопением.
— Не расслышал? Кто он?
— Не знаю. Он не представлялся. Хозяин нам велел ему подчиняться.
— Как вы его зовете? Имя у него есть?
— Есть, наверное… только мы его не знаем. Зовем просто — «шеф». Или «босс».
Я хмыкнул. Гангстеры хреновы!
— Как вы общаетесь с Хозяевами? Через зеркало?
— Да, ночью. Если Хозяин захочет нас видеть, он дает знать.
— Каким образом?
— Не могу объяснить… Просто мы ЗНАЕМ, что Хозяин нас ждет.
— А с этим вашим… шефом как связываетесь?
— Просто звоним ему на мобильник.
— В городе еще много ваших… коллег?
— Точно не знаю, но есть. Мы с ними не встречаемся. Только с шефом.
Ну просто ленинцы-искровцы! Конспиративные тройки, каждый знает лишь двух других членов организации… в случае провала из системы выбывают всего три ее члена. Просто, но эффективно. Это мы знаем, это мы читали. Ладно, продолжим наши танцы.
Я наклонился к Охотнику:
— Слушай меня внимательно, гнида. Сейчас ты позвонишь своему шефу и пригласишь его сюда. Предлог придумаешь сам, но уж постарайся, чтобы это было что-то убедительное. Шеф должен поверить и приехать. И не вздумай хитрить, пытаясь предупредить о том, что мы его ждем! Иначе… — Я на секунду задумался и ухмыльнулся. — Иначе тебя ждет очень болезненное и долгое наказание. Смотри! — Я рывком развернул его лицом к тихо висящему в воздухе второму Охотнику.
Невидимый Хруль, внимательно следящий за нашей душевной беседой, среагировал немедленно. Тело бандита еще раз макнулось головой в мойку и тут же вынырнуло, немного подергавшись. Из подставки на столе с угрожающим скрежетом выдвинулся большой разделочный нож и, торжественно проплыв пару метров по воздуху, принялся методично полосовать штаны подвешенного неприятеля на узенькие ленточки. За несколько секунд оголилась волосатая нога.
Мой пленник икнул и с чувством выпустил газы. Я поморщился от вони и поинтересовался:
— Ну что, ты все понял?
Оконфузившийся Охотник, потеряв дар речи, истово закивал головой. Удерживая его в прежнем положении одной рукой, другой я на всякий случай обшарил вражеские карманы. И не напрасно: за поясом отыскался пистолет. Тот самый. Покачав головой, я ткнул оружие себе за ремень и сунул в свободную руку Охотника его же телефон, найденный в одном из карманов:
— Звони. И будь чертовски убедителен.
Военнопленный защелкал клавиатурой, набирая номер. В наступившей тишине хорошо были слышны длинные гудки, сменившиеся недовольным голосом:
— Ну, что там у вас еще?
— Шеф, далеко отъехали? Возвращайтесь. С вами этот, толстый поговорить хочет… Петрович который. Говорит, знает, где печать и еще что-то… но скажет только вам.
— Он мне неинтересен, — категорически заявил голос в трубке. — Когда Светин станет одним из нас, он сам все расскажет. И покажет. Все у вас?
Мой пленник заволновался:
— Шеф, толстяк тоже разговаривал с греком. Один на один. Он может знать что-то, чего не знает Светин.
Я мысленно зааплодировал моему подопечному: эвона что навыдумывал с перепугу!
Голос в трубке молчал. Пауза затягивалась: видимо, таинственный шеф обдумывал новую информацию. Наконец принял решение:
— Интересно… Хорошо, сейчас приеду. — И дал отбой.
— Молодец! — похвалил я находчивого подонка. — Кстати, тебя как звать-то?
— Алексеем, — шмыгнул он носом.
— Так вот, Леха, мы с тобой сейчас поднимемся наверх и освободим мою команду. А потом подумаем, что нам делать с тобой и твоим подельником. Если будете вести себя хорошо, у вас появится шанс выйти отсюда без особого ущерба для здоровья. А если нет… — я сделал красноречивую паузу.
Леха поднял голову и покосился в сторону парящего напарника. Кухонный нож только что закончил кромсать вторую штанину и принялся за рубашку. Охотника передернуло.
— Ну вот, вижу, ты все понял. Вперед! — Я придал пленнику нужное ускорение, и мы отправились к выходу из кухни.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы очутились в довольно просторном холле, в который выходили три двери. Две из них оказались закрытыми. Для начала мы обследовали незапертую комнату. Я не хотел неприятных сюрпризов вроде пары-тройки неучтенных Охотников, а полностью доверять Лехе в его заверениях об отсутствии в доме кого-либо еще причин не было.
Впрочем, он не соврал. Комната и в самом деле оказалась пустой. Мы вновь вышли в холл. Я потрогал ручку ближайшей ко мне двери. Заперто.
— Где ключи?
— У Серого, — угрюмо сообщил Леха.
Так-так. Серый — это, надо полагать, жертва Хруля. Ох, как не хочется возвращаться!
Со стороны лестницы донеслось ритмичное постукивание, будто бы деревом по дереву. Я насторожился и, нащупав рукоятку трофейного пистолета, развернулся в сторону приближающегося шума, предусмотрительно прикрываясь согбенным Лехой.
Сначала в проеме двери показались голые волосатые ноги, нелепо торчащие вверх из лоскутов бывших штанов, как очищенные бананы из кожуры. Потом появилось туловище, едва прикрытое располосованной рубашкой. И наконец взору явилась волочащаяся по полу голова несчастного Серого. Собственно, это она и издавала то самое деревянное постукивание, колотясь о ступени. Хруль не особо церемонился с пленником.
Сдерживая смех, я торжественно протянул руку в сторону стоящего на голове тела и замогильным голосом провыл:
— Ключ! Яви мне ключ!
Откуда-то из вороха длинных узких тряпочек, бывших когда-то штанами Охотника, с легким позвякиванием выплыла связка ключей и медленно полетела ко мне.
Мой пленник тоненько заскулил. Я взял из воздуха ключи и сунул ему в руку:
— Открывай, живо!
За дверью обнаружилась небольшая спальня с широкой кроватью в центре. На ней возлежал замотанный скотчем Петрович. Увидев нас, он заерзал и отчаянно замычал заклеенным ртом. Судя по интонациям, что-то нецензурное.
— Здорово, Петрович! Власть переменилась, — сообщил я ему и, отпустив наконец Леху, тычком отправил к кровати. — Развяжи его, и побыстрее!
Тот суетливо принялся распаковывать злобно мычащего Ваньку. Я терпеливо ждал, на всякий случай достав из-за пояса пистолет. Впрочем, насмерть перепуганный Хрулем Охотник был полностью деморализован и не помышлял о сопротивлении.
Раздался звучный удар. Несчастный Леха отлетел в угол комнаты и скрючился там на полу, тихонько подвывая и обеими руками держась за скособоченный нос.
— Петрович, прекрати! Это военнопленный, он под защитой Женевской конвенции! — осадил я пылающего жаждой мщения коллегу.
— А пусть пожалуется в ООН! Ща я из него удобрения давить буду! — пообещал разъяренный Ванька и навис над съежившимся в ожидании конца Охотником.
Но тут в спальню влетел невидимый Хруль, волоча за ноги подергивающееся тело Серого. Петрович узрел явление и оцепенел.
— Это свои! — успокоил я его.
Ванька, забыв о Лехе, подошел к парящему вниз головой бандиту и внимательно осмотрел его. Серый дожевывал губку и бешено вращал глазами. Петрович закончил осмотр, ткнул Охотника пальцем в оголившийся пупок и захохотал:
— Что, падаль, допрыгался? Удобно тебе каком кверху?
Падаль не ответила ввиду занятости рта. Зато спохватился я:
